Дальний умысел - Шарп Том. Страница 40

Наутро красный «понтиак» отъехал от коттеджа и запетлял по горной дороге в направлении Теннеси.

– Доедем до Мемфиса, – сказала Бэби, – там разделаемся с машиной и подадимся автобусом назад к востоку, в Чаттанугу. Я всю жизнь хотела посмотреть Чух Чух.

Пипер никак не отозвался. Он только что припомнил, как судьба свела его с мисс Пирс, она же Гвендолен. На летние каникулы родители взяли его в Эксфорт, он как-то оставил их на пляже, пошел в публичную читальню и там… Нет, дом стоял не на холме. Он стоял на вершине горы в окружении скал, а окна выходили на море. Впрочем, это лишнее, пока и так сойдет. Пусть дом стоит, где стоял; надо разрабатывать нюансы отношений. Таким образом «Девство» и «Возвратный труд» будут согласованнее в деталях, вообще тождественнее. Вот уж в третьей версии он займется обстановкой и перенесет дом на эксфортские скалы. Что ни переработка, то приближение к его великому замыслу, оплодотворенному десятилетними трудами. Пипер осознал это и улыбнулся. Как автор «Девства ради помедлите о мужчины» он приобрел долгожданную славу, она сама обрушилась на него – и теперь, медленной, кропотливой переделкой этой книги он создает труд своей жизни, литературный шедевр. И Френсик никак не сможет этому помешать.

В Мемфисе они переночевали в разных мотелях, утром встретились на автостанции и поехали в Нашвилл. Красного «понтиака» точно не бывало, но Пипер даже не стал спрашивать, куда Бэби его дела. У него на уме были дела поважнее. Что, например, случится, если Френсик предъявит подлинную рукопись «Девства» и признается, что послал Пипера в Америку вместо настоящего автора?

– Два миллиона долларов, – кратко ответила Бэби, когда он изложил ей свои опасения.

– При чем тут два миллиона долларов? – не понял Пипер.

– Столько на тебя было поставлено в покерной игре с Хатчмейером. Чтобы блефовать, рискуя двумя миллионами, нужны веские причины.

– Ума не приложу, что это за причины.

– Какая-то лажа с настоящим автором, – усмехнулась Бэби. – Только не дури мне голову насчет многодетного подагрика. Нет его в природе.

– Как нет? – удивился Пипер.

– Нет и не было. Френсик поставил на карту свою репутацию посредника за проценты с двух миллионов и в угоду автору, который согласился на подмен, лишь бы остаться анонимом. И так уж все чудно, а это едва ли не чуднее прочего. Узнал бы Хатч, как его водят за нос, он бы с них шкуры посдирал.

– Если бы Хатчмейер узнал про нашу затею, он бы тоже не очень обрадовался, – мрачно сказал Пипер.

– Ну, нас-то под рукой нет, а Френсик – вот он, на Ланьярд-Лейн. Как раз сейчас, наверное, потом обливается.

Глава 17

А Френсик и в самом деле обливался потом. Большая бандероль из Нью-Йорка, адресованная лично Фредрику Френсику, особого любопытства у него поначалу не вызвала. Спозаранку явившись в контору, он принес бандероль к себе наверх, прочел несколько писем и лишь затем распечатал объемистый пакет. Распечатал – и оцепенело уставился на его содержимое. Перед ним лежала аккуратно ксерокопированная и несомненная рукопись Пипера, и рукопись эта столь же несомненно была подлинником романа «Девства ради помедлите о мужчины». Чего быть никак не могло. Пипер этой чертовой книги не написал. Не мог он ее написать. Исключено. Вдобавок зачем слать ему ксерокопию рукописи? Ага, рукописи. Френсик полистал ее и заметил поправки – да, черт его дери, это черновик «Девства». Написанный почерком Пипера. Френсик встал из-за стола, пошел к архивному шкафу, извлек папку с надписью «Мистер Смит» и сличил почерк писем и черновика. Он самый. Френсик даже достал лупу и принялся разглядывать буквы. Такие же. Господи, что это за чертовщина? Просто кошмар наяву. Пипер написал «Девство»? Совершенно нелепое предположение. Этот шибздик в жизни бы не написал… а если вдруг неким чудом – то как же мистер Кэдволладайн и его таинственный клиент? Зачем тогда было Пиперу присылать перепечатку книги через оксфордского поверенного? И вообще, он же погиб, мерзавец. Или не погиб? Да нет, сгинул, утонул, убит… Уж Сонино-то горе было неподдельно. Пипер погиб. И он вспять вернулся к вопросу: кто же прислал ему этот замогильный манускрипт? Из Нью-Йорка? Френсик поглядел на штамп. Из Нью-Йорка. И почему ксерокопия? Должно же быть какое-то объяснение. Френсик схватил и распотрошил обертку в надежде, что там окажется сопроводительное письмо, но письма не было. Адрес напечатан; обратного адреса на задней стороне бандероли не имелось. Френсик снова обратился к рукописи и прочел еще несколько страниц. Почерк подлинный, и поправки на каждой странице никаких сомнений в этом не оставляют. Точно такими были испещрены все ежегодные версии «Поисков утраченного детства»: слова и фразы аккуратно вычеркнуты и сверху надписаны другие, буква в букву. Ошибки, и те налицо: Пипер всегда писал «черезвычайно» с двумя «е», а «парраллельный» с двумя «р» – вот они, избыточные приметы его авторства. Стало быть, проклятый графоман в самом деле накатал книгу, которая вышла в печать с его именем на титуле. Но ведь имя-то поставили без Пипера: его уговорили, когда книга уже была запродана…

У Френсика голова шла кругом. Он попробовал вспомнить, кто предложил Пипера – Соня или он сам?.. Память отказывала, а Сони не было: она уехала в Сомерсет на переговоры с автором «Бобренка», чтобы он сдох, Берни, доказывать ему, что даже очень болтливые бобры не говорят «едритская сила» и «чертова мать», если хотят попасть на страницы детских книг. Тупо глядя на пиперовский черновик, Френсик чертыхался не хуже Берни, но наконец собрался с силами и придвинул телефон. На этот раз мистер Кэдволладайн выложит все как есть Однако телефон опередил Френсика, отчаянно затрезвонив. Френсик еще раз выругался и снял трубку.

– «Френсик и Футл», литературное агентство… – начал он, но телефонистка не дала ему договорить.

– Это мистер Френсик, Фредрик Френсик?

– Да, – сердито подтвердил Френсик. Он не любил своего имени.

– Вас поздравляют с днем рождения, – сказала телефонистка.

– Меня? – удивился Френсик. – Мой день рождения не сегодня.

Но голос, записанный на пленку, уже ворковал: «С днем рождения тебя, дорогой Фредрик, в этот радостный день, дорогой Фредрик, поздравления наши прими».

Френсик отставил трубку от уха.

– Я же говорю, черт возьми, что у меня сегодня нет никакого дня рождения! – заорал он на магнитофонную запись. Снова послышался голос телефонистки:

– Зачитываю текст поздравительной телеграммы: «Переводите аванс последующие отчисления Нью-Йорк Первый государственный банк счет 4-7-8-7-7-6 любящий Пипер». Повторяю: «Переводите…»

Френсик сидел и оторопело слушал. Его начало трясти.

– Повторить еще раз номер счета? – осведомилась телефонистка.

– Нет, – сказал Френсик, – Да. – Он схватил карандаш и нетвердой рукой записал телефонограмму.

– Спасибо, – механически сказал он, дописав последнее слово.

– Пожалуйста, – отозвалась телефонистка, и трубка заглохла.

– Ничего себе «пожалуйста», – сказал Френсик. С минуту он глядел на слово «Пипер», потом отправился в каморку, где Соня обычно варила кофе и мыла чашки. Там хранилась бутылка бренди для воскрешения отвергнутых авторов. «Для отвержения воскреснутых», – пробормотал Френсик, наливая себе стопку, и вернулся к своему столу слегка приободрившись. После телеграммы манускрипт стал вдвое кошмарнее, но загадочности в нем поубавилось. Шантаж, дело ясное. «Переводите аванс последующие отчисления…» Френсику вдруг стало дурно. Он вылез из кресла, лег на пол и закрыл глаза.

Через двадцать минут он поднялся. Ну, мистер Кэдволладайн поймет, что с «Френсиком и Футл» шутки плохи. Звонить ему, старому хрену, смысла нет. Надо завертывать круче. Этот ублюдок еще прибежит с визгом выдавать своего клиента, хватит трепотни насчет юридических тайн. Положение отчаянное, и нужны отчаянные меры. Френсик спустился по лестнице и вышел на улицу. Через полчаса он возвратился со свертком, где были сандалии, темные очки, легкий джинсовый костюм и панама. Теперь ему нужен был только крючкотвор с мертвой хваткой. Остаток утра Френсик листал «Девство», выбирая себе прототип, а потом позвонил Дратли, Скрытни, Взвесли и Джонсу, ходатаям из Понсет-Хауса. Но делам о клевете они на ходу срезали подметки. Мистер Взвесли назначил профессору Фациту свидание в четыре.