Оскорбление нравственности - Шарп Том. Страница 14

— Симона, — пропищал коммандант, не подозревая, какой эффект производят его слова в полумиле от его дома, — в эту последнюю ночь мы похоронили заживо нашу любовь, нашу чудесную, благословенную страсть. Мы похоронили ее заживо.

— Ч-ч-что эт-то? — спросила доктор фон Блименстейн, которая, будучи под хмельком, не обратила внимания на все предыдущие мольбы Веркрампа.

— Пусти меня, — завопил Веркрамп, которому слова комманданта о захоронении кого-то заживо показались чрезвычайно важными.

— Здесь кого-то убивают! — пронзительно завизжала жена проповедника в соседней квартире.

— Я, похоже, схожу с ума. Мне всегда казалось, что она давно уже умерла, — продолжал коммандант.

— Ч-ч-что эт-то? — вскрикнула снова доктор фон Блименстейн, силясь спьяну уловить какой-то смысл в отчаянных воплях Веркрампа, бесстрастных признаниях комманданта и пении Эрты Китт, которая сейчас пародировала голос турка, что, естественно, сильно осложняло попытки разобраться во всей этой какофонии.

На лестничной площадке жилец с верхнего этажа уже грозился взломать дверь квартиры Веркрампа.

Посреди всей этой суеты и шума сам лейтенант Веркрамп лежал, уже почти задохнувшись, лилово-синий, уставившись на пунцовые оборки изысканных трусиков доктора фон Блименстейн. Наконец в паническом страхе перед возможностью оказаться кастрированным, он впился зубами в то, что находилось прямо у него перед носом.

С диким воплем, который был слышен, наверное, за добрых полмили — как будто в ответ на него коммандант у себя дома перестал читать вслух, — доктор фон Блименстейн рванулась через всю комнату, таща за собой совершенно обезумевшего Веркрампа, запутавшегося в ее нижнем белье.

То, что последовало вслед за этим, представлялось лейтенанту Веркрампу сущим адом. Жилец из верхней квартиры, теперь уже окончательно убежденный в том, что тут происходит какое-то жуткое преступление, изо всех сил налегал на входную дверь. А доктор фон Блименстейн, уверенная, что ей наконец удалось пробудить страсть в своем любовнике, но предпочитавшая, чтобы эта страсть находила более традиционное выражение, опрокинулась на спину. Лицо Веркрампа торчало посреди разорванных пунцовых оборок, он растерянно оглядывался по сторонам, пытаясь сообразить, где он и что с ним происходит, чем-то напоминая при этом внезапно сбитого с ног футболиста. В этот самый момент распахнулась входная дверь, и сосед сверху ошарашенно уставился на открывшуюся его взору картину.

— Ну, милый, скорее же, скорее, — в экстазе выкрикивала доктор фон Блименстейн. Веркрамп внесебя от бешенства вскочил на ноги.

— Какое вы имеете право вламываться в чужую квартиру?! — заорал он, отчаянно пытаясь скрыть за внешней яростью собственное замешательство и растерянность. Продолжая лежать на полу, доктор фон Блименстейн энергично вмешалась.

— Коитус интерраптус, коитус интерраптус! [16] — стала вдруг выкрикивать она. Веркрамп ухватился за эту фразу, показавшуюся ему профессионально-медицинской.

— Она эпилептик, — объяснил он странные телодвижения, которые совершала докторша. — Она из больницы в Форт-Рэйпире.

— О Господи! — поразился сосед, сам теперь почувствовавший себя смущенным. В этот момент в комнату ворвалась жена проповедника.

— Ничего, ничего, — принялась она утешать докторшу. — Все будет в порядке. Мы здесь.

Воспользовавшись всеобщей неразберихой, Веркрамп незаметно выскользнул из комнаты и заперся в ванной. Смертельно бледный от пережитого унижения и отвращения ко всему происшедшему, он просидел там до тех пор, пока не приехала «скорая помощь», чтобы забрать врачиху в больницу. Все это время доктор фон Блименстейн в гостиной пьяно выкрикивала что-то насчет эрогенных зон и отрицательных эмоциональных последствий прерывания полового акта.

Когда все разошлись, Веркрамп выбрался из ванной и злобно обозрел оставшийся в гостиной погром. Единственное, что хоть как-то утешало его и компенсировало все пережитые ужасы, было то, что подтвердились его подозрения в отношении комманданта. Веркрамп постарался вспомнить, о чем же говорил этот мерзкий фальцет. Что-то насчет похорон кого-то заживо. Как ни странно, но весь минувший вечер был как будто специально предназначен для того, чтобы создать у лейтенанта Веркрампа впечатление, что наиболее уважаемые люди способны на самые странные поступки. В одном лейтенант был абсолютно уверен — он не желал бы больше никогда в жизни встречаться с доктором фон Блименстейн.

Такое же чувство было и у комманданта Ван Хеердена, когда наутро он прибыл на работу, более чем когда-либо преисполненный решимости вести себя как джентльмен. Анкета, составленная доктором фон Блименстейн, вызвала бурю протестов в полицейском управлении Пьембурга.

— Это часть кампании по борьбе с распространением коммунизма, — втолковывал коммандант сержанту Де Коку, которого полицейская общественность отрядила к руководству, чтобы выразить недоумение и недовольство сотрудников этой анкетой.

— Какая связь между размерами сисек черной няньки и распространением коммунизма? — домогался сержант. Коммандант Ван Хеерден вынужден был согласиться, что связь в данном случае действительно непонятна.

— Спросите лучше об этом у лейтенанта Веркрампа, — сказал коммандант, — это его затея. На мой взгляд, незачем отвечать на этот грязный вопросник. Лично я, во всяком случае, не собираюсь.

— Слушаюсь, сэр. Благодарю вас, сэр, — ответил сержант и отправился отменять распоряжения Веркрампа.

После обеда коммандант снова отправился в гольф-клуб в надежде опять увидеть четверку, называвшую себя «клубом Дорнфорда Йейтса». От нечего делать он немного поиграл, отправив несколько мячей неизвестно куда, но быстро покинул поле. Уже подходя к окружавшей здание клуба веранде, он с радостью увидел, как старинный «роллс-ройс» бесшумно свернул с шоссе на дорогу к клубу, проехал по ней и остановился напротив игрового поля. За рулем сидела миссис Хиткоут-Килкуун. Одета она была в голубой свитер и голубую юбку и подходящие по тону перчатки. Какое-то время она еще посидела в машине, а затем вышла и обошла вокруг капота с такой задумчивой мечтательностью во взоре, которая тронула комманданта до глубины души.

— Простите, — обратилась она к нему, облокачиваясь на радиатор машины с элегантностью, какую коммандант видел лишь на обложках самых дорогих женских журналов, — не могли бы вы мне помочь?

Сердце комманданта Ван Хеердена застучало как бешеное. Коммандант ответил, что для него помочь ей было бы большой честью.

— Я совершенно ничего не понимаю в машинах, — продолжала миссис Хиткоут-Килкуун. — Не могли бы вы посмотреть, что с ней такое случилось? Я так глупа во всех этих делах…

С галантностью, скрывавшей его полное незнание машин вообще и старинных «роллс-ройсов» в частности, коммандант неловко завозился с запорами капота, но в конце концов открыл их и начал копаться в моторе, стараясь отыскать хоть какую-то причину того, почему машина вышла из строя именно в тот самый удачный момент, когда она доехала до места назначения. Миссис Хиткоут-Килкуун, стоя рядом, подбадривала его снисходительной улыбкой и пустой болтовней очаровательной женщины.

— Когда дело касается всякой техники, я чувствую себя совершенно беспомощной, — ворковала она, пока коммандант, разделявший ее чувства, с надеждой совал палец в карбюратор. Палец удалось засунуть неглубоко, что коммандант счел обнадеживающим признаком. Затем он осмотрел ремень вентилятора и проверил уровень масла. Этим его знакомство с автомобилем было исчерпано, и потому коммандант решил отказаться от дальнейшего выполнения непосильной для него задачи.

— Прошу прощения, — сказал он, — но никаких явных неисправностей я не вижу.

— Наверное, у меня просто кончился бензин, — улыбнулась миссис Хиткоут-Килкуун. Коммандант Ван Хеерден посмотрел на указатель и увидел, что тот показывал «пусто».

— Действительно, — подтвердил он.