Звездный час Уилта - Шарп Том. Страница 14

– Не совсем, – произнес Уилт. У него к «ягуару» душа не лежала. Ева и на маленькой машине гоняет так, что только держись.

– Ладно. Считай, что пятьдесят тысяч у тебя в кармане.

– Пятьдесят тысяч?

– Ну да. Плачу наличными – Маккалем покосился на дверь. Уилт тоже. Надзиратель не появлялся.

– Наличными?

– Купюры мелкие, старые. Никто не докумекает. Лады?

– Нет, не лады, – решительно сказал Уилт. – Меня деньгами не…

– А ну не бухти! – грозно зарычал Маккалем. – Ты живешь с женой и четырьмя дочками в кирпичном доме, Оукхерст-авеню, 45. Машина – «Эскорт» цвета собачьего дерьма, номерной знак ХПР 791 Н. Номер счета в банке «Ллойдз» – 0737. Еще что-нибудь рассказать?

Уилту этих сведений было вполне достаточно. Он вскочил с места, но Маккалем остановил его:

– Сиди, покуда ноги целы. И дочки тоже. Уилт как подкошенный упал на стул.

– Что вам от меня надо?

– Ничего, – улыбнулся Маккалем. – Ровным счетом ничего. Езжай себе домой, прочти эту бумажку, а дальше все пойдет как по маслу.

– А если я откажусь? – Уилт был близок к обмороку.

– Хуже нету, чем лишиться всей семьи, – загрустил Маккалем. – Как после такого на свете жить? Особенно калеке?

Уилт как завороженный смотрел сквозь металлическую сетку и уже не в первый раз – а при нынешних обстоятельствах, может, и в последний – раздумывал: почему его на каждом шагу подстерегают чудовищные неприятности? Маккалем и впрямь чудовище и слов на ветер не бросает. Отчего так: что ни злодей – то человек дела?

– Я хочу знать, что это за бумажка, – сказал Уилт.

– Ничего особенного. Просто знак. А Форстер, по-моему, типичный представитель среднего класса. Жил со старушкой-мамой, кушал конфетки…

– К черту старушку-маму! С чего вы взяли, что я буду..

Но потолковать о будущем они не успели: вернулся надзиратель.

– Кончайте ваш урок, – объявил он. – Закрываем лавочку.

– До свидания, мистер Уилт, – с ухмылкой бросил Маккалем, когда надзиратель вел его к двери. – До следующей недели.

Но Уилт всерьез сомневался, что они увидятся на следующей неделе. Он вообще решил впредь держаться от жлоба подальше. Что за порядки: гангстеру, убийце дают всего-навсего двадцать пять лет! Совсем уж человеческую жизнь ни в грош не ставят.

Уилт уныло побрел к главным воротам. Клочок бумаги жег ему карман, в мозгу билась одна мысль: что делать? Рассказать об угрозах Маккалема охраннику у ворот? Но сукин сын хвастал, что надзирателю он платит. Почем знать, может, они все у него на содержании. Маккалем не раз намекал, что в тюрьме он царь, бог и воинский начальник. И, видно, не только в тюрьме – ухитрился же он разнюхать номер банковского счета Уилта. Нет, уж если и поднимать шум, то обращаться надо не к охраннику, а к кому-то поважнее.

– Ну, как покалякали с Поджигателем? – осведомился надзирателе в конце коридора. В голосе его Уилту почудились зловещие нотки. Определенно, говорить следует только с начальством.

У главных ворот произошел более крупный разговор.

– Не желаете ли чего предъявить, мистер Уилт? – спросил насмешливый охранник. – Остались бы у нас подольше, а?

– Ни за что, – поспешно сказал Уилт.

– Напрасно. У нас тут, знаете ли, недурственно. Всякие удобства, телевизоры, шамовка нынче классная. Подберем вам уютную камеру, подселим парочку славных ребят для компании. Вот вам и здоровый образ жизни. А на свободе что? Одна нервотрепка…

Дальше Уилт слушать не стал. Он вышел за ворота и вновь очутился в мире, который еще совсем недавно почитал свободным. Теперь же он чувствовал, что связан по рукам и ногам. Даже дома на другой стороне улицы, озаренные закатным солнцем, словно нахмурились; от взглядов пустых окон по коже пробегал мороз. Уилт сел в машину, поехал по Гилл-роуд, свернул в переулок и остановился. Убедившись, что за ним никто не следит, он достал из кармана клочок бумаги и развернул. Листок был чист. Чист? Что за притча? Уилт поднес его к окну. Так и есть. Он держал совершенно чистый клочок нелинованной бумаги. Ни единого словечка. Может, Маккалем писал обгоревшей спичкой или тупым концом карандаша? Уилт вертел листок и так и этак – ничего. По тротуару шел прохожий. Уилт испуганно бросил клочок на пол, схватил карту и сделал вид, что рассматривает ее. Выждав, когда прохожий отойдет подальше – Уилт наблюдал в зеркальце заднего вида, – он снова поднял обрывок. По-прежнему ничего. Самый обычный листок, оборванный с одного края, словно его выдрали из записной книжки. Уж не писал ли ублюдок симпатическими чернилами? Как же, добудет он в тюрьме симпатические чернила. Разве что… Где-то, не то у Грэма Грина, не то у Маггериджа<Маггеридж, Малькольм – английский писатель и журналист >, Уилт читал, будто шпионы во время второй мировой вместо симпатических чернил писали птичьим пометом. Или лимонным соком? Да нет, не может быть. Если бы сукин сын использовал симпатические чернила, он рассказал бы Уилту, как прочесть написанное. Остается одно: ублюдок попросту спятил. Это и так ясно, станет человек в здравом уме зарабатывать на жизнь убийствами и истязаниями с помощью паяльной лампы. На такое только псих и способен. И все же надо быть начеку. Душегуб он и есть душегуб, даже если у него не все дома. Чем раньше сбудутся опасения Маккалема и он окончательно станет занюханным сморчком, тем лучше. Жаль, что он не был сморчком от рождения.

Отчаяние вновь овладело Уилтом, и он отправился в «Герб стеклодувов» собраться с мыслями за стаканом виски.

6

Инспектор Флинт ввалился к себе в кабинет и, на ходу прихлебывая жиденький кофе из пластмассового стаканчика, провозгласил:

– Все! Отбой!

– Как отбой? – удивился сопровождавший его сержант Йейтс.

– А вот так. Мне с самого начало было ясно, что это ПД. Зато теперь старые хрычи узнали, почем фунт лиха. Жизни они не нюхали, вот что. Придумали себе, понимаешь, понарошечный мирок – уютный, стерильный. Потому что вместо жизни одни слова. А в жизни все по-другому, правда ведь?

– Я об этом не задумывался, – сказал Йейтс.

Инспектор вынул из картонной коробки журнал и уставился на фотографию, где затейливо переплелись три человеческих тела.

– Тьфу, гадость!

Сержант Йейтс через плечо инспектора тоже взглянул на фотографию.

– Надо же – вытворять такое перед камерой, – заметил он.

– Таким бесстыдникам место в камере, а не перед камерой. Да ладно. Это они только для вида. По-настоящему так не получится. Еще сломаешь себе чего-нибудь. Я эту пакость раскопал в котельной. У паскуды-проректора душа в пятки ушла. Даже в лице переменился.

– Но ведь это же не его журналы.

Флинт захлопнул журнал и положил в коробку.

– Почем знать, сынок, почем знать. Этих, с позволения сказать, образованных сразу и не раскусишь. Словами прикрываются. Вроде бы, люди как люди, а вот тут, – инспектор многозначительно похлопал себя по лбу, – черт-те что творится. Все-то у них не просто.

– Да уж, – согласился Йейтс. – Не просто и стерильно.

Флинт покосился на него. Он никак не мог понять, сержант Йейтс и правда дурак или прикидывается.

– Острить вздумал?

– Нет, что вы. Просто сперва вы сказали, что они живут в стерильном мирке, а потом – что у них с головой не в порядке. Ну, я и сделал вывод.

– И напрасно. Делать выводы тебе не по зубам. Свяжись-ка лучше с Роджером. Спихнем эту мутотень отделу по борьбе с наркотиками. Ни пуха им ни пера.

Сержант удалился, а Флинт, оставшись один, стал разглядывать свои бледные пальцы. В голове у него ворочались заковыристые мысли о Роджере, о Гуманитехе, о том, какая каша заварится, если столкнуть начальника отдела по борьбе с наркотиками и это кошмарное заведеньице. Да еще примешать сюда Уилта. То-то начнется потеха. Даром что ли Ходжу понадобилось оборудование для прослушивания телефонов? Все-то он темнит, все-то боится раскрыть карты. А толку? Играть все одно не с кем. Эх, только бы удалось навязать ему в партнеры Гуманитех и Уилта. Нет, Уилта и Гуманитех. Уж тогда несуразицы и недоразумения посыпятся, как из дырявого мешка. Надо же такому случиться, что и в этой истории не обошлось без Уилта. Зашел, вишь, не в ту уборную.