Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По - Шехтер Гарольд. Страница 35
Быстро пройдя через комнату, я взял поленце в несколько дюймов толщиной и примерно фут с половиной в длину. Затем я занял позицию у двери и рукой показал Луи, чтобы она погасила свет, что она тут же и сделала.
Последующие секунды прошли в неописуемом напряжении. Вжавшись в стену и занеся над головой свое импровизированное оружие, я в мучительном ожидании прислушивался к приближающимся шагам незнакомого, незваного гостя. Вдруг он остановился на самом пороге. Я затаил дыхание, сердце мое билось так учащенно, что я боялся, как бы его неистовый стук не разнесся в абсолютной тишине, воцарившейся в доме.
Впрочем, незнакомец колебался недолго. Через мгновение он перешагнул порог и вошел.
Хотя лампа была погашена, сквозь окно цедился слабый свет, позволивший мне составить самое общее представление об этом человеке. Роста он оказался среднего и обладал крепким телосложением. На нем были черная фетровая шляпа с широкими опущенными полями и грубый шерстяной плащ – и то и другое насквозь промокло от дождя. В руке он держал длинную трость – как мне показалось, судя по грубо обрезанным сучьям, – изготовленную по дороге.
С первого взгляда я понял, что при открытом столкновении с этим молодчиком моя дубинка, хоть и увесистая, не сможет идти ни в какое сравнение с его куда более тяжелым и внушительным орудием. Но времени для колебаний не было. С диким воплем я занес свою палицу и обрушил ее на голову незнакомца.
Выронив самодельную трость, он со стоном упал на колени.
Занеся полено высоко над головой и приготовившись снова нанести удар, если паче чаяния человек станет сопротивляться, я крикнул Луи, чтобы она зажгла лампу. Через мгновение комната озарилась ярким светом.
Поскольку от мощного удара шляпа слетела у него с головы, теперь можно было различить черты незваного гостя, который все еще не мог подняться с колен и тихо поскуливал от боли. Это был человек явно простецкой наружности – носатый, с широким, толстогубым ртом, кустистыми бровями и неровной бороденкой, пробивающейся на подбородке. Его необычайно глубоко посаженные голубые глаза были открыты, но, казалось, слегка косили. Короче говоря, все в его внешности указывало на то, что он относится к исключительно опасному и развращенному типу преступников. Поэтому каково же было мое удивление, когда, едва увидев его лицо, оба моих спутника одновременно испустили испуганные возгласы.
– Генри! – вскричал доктор Фаррагут.
– Мистер Торо! – вскричала Луи.
– Генри Торо?! – воскликнул я, обращаясь к девочке. Мне было известно о существовании человека по имени Генри Торо, который, так же как и отец Луи, был одним из главных приверженцев так называемой «трансцендентальной» философии мистера Эмерсона. – Ты имеешь в виду писателя?
– Да, – сказала Луи, бросаясь к молодому человеку. – Ах, какой ужас! Вы в порядке, мистер Торо?
– Кто меня ударил? – спросил последний, с помощью девочки стараясь подняться.
– Боюсь, что я – человек, ответственный за это злосчастное событие, – несколько глуповато признался я.
– Да кто вы такой, черт побери? – сказал Торо, осторожно ощупывая место ушиба.
– Меня зовут По, – ответил я. – Эдгар Аллан По.
– По, писатель? – переспросил Торо. – Чего тогда удивляться, что его называют «Томагавк»?
Это прозвище пустил в оборот один из моих литературных врагов, который, уязвленный моей разгромной Рецензией на его плачевно убогие стихи, обвинил меня в том, что я занимаюсь ремеслом критика со сладострастием кровожадного дикаря, – смехотворное и незаслуженное обвинение, учитывая абсолютную беспристрастность и непредубежденность, с какой я высказываю свои эстетические суждения. В обычных обстоятельствах я дал бы Торо суровую отповедь за его крайне оскорбительные слова. Однако, поразмыслив, я почел за лучшее оставить их без комментария.
– О, моя голова, – простонал Торо, который все еще нетвердо держался на ногах. – А ведь что-то подсказывало мне, чтобы я не выходил сегодня утром из хижины. Вот что происходит, когда не обращаешь внимания на сокровеннейшие веления души. «Подчиняйся своим инстинктам» – так всегда говорил Эмерсон.
– Напротив, – заметил я. – Этот злополучный оборот событий доказывает обратное, поскольку именно инстинкт, а не разум толкнул меня на несколько поспешное нападение. Глубоко сожалею, что ударил вас так сильно.
– Чем глубже, тем лучше, – несколько загадочно ответил Торо. – Глубоко сожалеть означает начать жить сызнова. В конечном счете и вообще говоря, каждый бьет лишь туда, куда целится.
– Но что вы здесь делаете, Генри? – спросил доктор Фаррагут.
– Вчера, бродя в окрестностях Уолденского пруда, я собрал целую охапку посконника и думал сегодня занести ее вам.
– Генри часто собирает для меня растения, блуждая по лесу, – пояснил доктор Фаррагут.
Просто замечательно с вашей стороны, мистер Торо, что вы проделали такой путь под эдаким ливнем, только чтобы принести доктору Фаррагуту его травы, хотя могли бы оставаться в своей уютной хижине возле пруда, – сказала Луи.
– Прогулка рано поутру – это благодать, которая осеняет весь день, – ответил Торо. – Кроме того, капли дождя умиротворяют и укрепляют меня. Каждая капелька – залог жизни. Болезнь и дождь несовместны.
Вспомнив о своем друге детства Томасе Кэдуолледере, который, попав под сильный ливень, умер от пневмонии в нежном возрасте, когда ему только-только исполнилось четырнадцать, я уставился на молодого человека в немом изумлении. Не будь я знаком с псевдомистическими провозвестиями, регулярно выходившими из-под пера собратьев Торо по трансцендентализму, я бы приписал это и прочие его туманные и путаные заявления последствиям сильного удара по черепу.
И действительно, похоже, что удар мой привел его в несколько потрясенное состояние, так как он только теперь заметил, что доктору Фаррагуту нанесли куда более серьезную рану, чем ему самому.
– Но что с тобой, Эразм? – спросил он называя доктора по имени. – Что, По тебе тоже саданул?
– Нет-нет, ничего подобного, – сказал доктор Фаррагут, посвятив Торо в подробности преступления, произошедшего в его доме.
– Кража? Ну и ну, – сказал он, когда доктор закончил свой рассказ. – Это как раз доказывает то, о чем я не устаю твердить. Если бы все люди жили так же просто, как я, кража и воровство стали бы чем-то неслыханным. Кровать, стол, пара стульев, посуда, несколько ножей, вилок, тарелок, ну да разве лампа, чтобы читать, когда стемнеет, – что еще нужно честному человеку?
Когда-то я держал на столе кусок известняка, который использовал как пресс-папье, но пришел в ужас, когда обнаружил, что с него надо каждую неделю сметать пыль, и с отвращением выбросил его в окошко.
– Да-да, Генри, – несколько нетерпеливо произнес доктор Фаррагут, – все мы знаем, что ты у нас – первый пример для подражания. Но сейчас не время философствовать. Больше всего нам сейчас нужна помощь, чтобы установить личность вора. Тебе наша округа знакома как никому. В последнее время ты не заметил здесь никого подозрительного?
– Это правда, я немало обретался в Конкорде и близко наблюдал жизнь его обитателей, – сказал Торо. – И все же не припоминаю, чтобы за последнее время видел что-либо особенное – все то же обычное, тихое отчаяние.
– Постойте! – вскричал я, пораженный неожиданной мыслью. – Есть человек чрезвычайно убогой, если не сказать противной наружности, который шлялся здесь еще совсем недавно. Помнишь, Луи, бродягу, который появился у задней двери вашего дома вчера утром и так потряс твою сестричку Мэй? Хотя я сознательно скрывал этот факт, боясь попусту встревожить тебя и твою семью, но тот же самый человек появился еще раз позднее в тот же день. Я столкнулся с ним на заднем дворе, когда ходил за дровами. – Затем я приступил к скрупулезному описанию примет нищего.
Теперь, после вашего рассказа, – произнес Торо, – я припоминаю, что видел похожего человека несколько дней назад. Я сидел на берегу Уолдена, швыряя камешки в воду и думая о том, насколько разбегающаяся кругами рябь похожа на вечное течение времени, когда услышал позади какой-то шум. Оглянувшись, я увидел человека странной наружности, с густой рыжей бородой, шедшего по лесной тропинке. Судя по тому, в какую сторону он шел, он направлялся к усадьбе…