Ничто не вечно - Шелдон Сидни. Страница 11
— Многим из них вообще не нравится наше присутствие в больнице. Они хотят или трахнуть нас, или избавиться от нас. Понимаешь, это несправедливо. Женщины считаются низшими существами, пока они не проявят себя, а мужчины считаются высшими существами, пока не покажут, какие они на самом деле ослы.
— Как и в колледже, сплошное засилие мужчин, — посетовала Пейдж. — Если бы нас было больше, мы смогли бы создать свое, женское, общество.
Пейдж слышала об Артуре Кейне. Этот человек был объектом постоянных слухов, ходивших по больнице. Ему присвоили прозвище «Доктор-007 с лицензией на убийство». Все проблемы он решал оперативным вмешательством. Число проводимых им операций было гораздо выше, чем у любого другого доктора в больнице. Выше всех у него был процент и летальных исходов.
Лысый, низенький, с крючковатым носом и прокуренными зубами, излишне располневший, он, как ни странно, считал себя привлекательным мужчиной. Новых медсестер и женщин-ординаторов он называл «свежим мясом».
Пейдж Тэйлор как раз была таким «свежим мясом». Кейн увидел ее в комнате отдыха и без приглашения уселся за ее столик.
— Я положил на вас глаз.
Пейдж подняла голову и внимательно посмотрела на него.
— Простите?
— Я доктор Кейн. Друзья зовут меня Артур. — В его голосе звучали похотливые нотки. — Ну, как вам здесь?
Этот вопрос застал ее врасплох.
— Я…, все в порядке. Кейн наклонился вперед.
— Это большая больница. Здесь легко затеряться. Вы меня понимаете?
— Не совсем, — осторожно ответила Пейдж.
— Вы слишком хорошенькая, чтобы быть просто очередным лицом в толпе. Если хотите чего-то добиться, то вам нужен человек, который вам поможет. Такой, который знает все входы и выходы.
Разговор становился все более неприятен Пейдж.
— И вы хотите помочь мне.
— Правильно. — Кейн оскалил прокуренные зубы. — Почему бы нам не обсудить это за ужином?
— Здесь нечего обсуждать, -, отрезала Пейдж. — Меня это не интересует.
Артур Кейн посмотрел на нее, встал и отошел от столика. На его лице застыло злобное выражение.
Первогодки хирурги-ординаторы два месяца работали по скользящему графику, меняя отделения: родильное, ортопедическое, урологическое, хирургическое.
Пейдж поняла, что опасно попадать в больницу с серьезным заболеванием летом, потому что большинство штатных врачей находились в отпусках и пациентов оставляли на милость неопытных молодых ординаторов.
Почти всем хирургам нравилось, когда в операционной звучала музыка. За пристрастие к музыке одного из них прозвали «Моцарт», а другого «Аксель Роуз».
По каким— то причинам у хирургов, похоже, всегда во время операций просыпалось чувство голода. Они постоянно говорили о еде. Удаляя у пациента гангренозный желчный пузырь, хирург мог сказать:
«Вчера вечером я великолепно поужинал в ресторане „Барделли“. Самая лучшая итальянская кухня во всем Сан-Франциско».
«А вы пробовали крабные палочки в клубе „Кипарис“?…»
«Если вы любите хороший бифштекс, посетите „Хауз оф Прайм Риб“ на Ван Несс».
А сестры в это время вытирали кровь и убирали кишки пациента.
Когда хирурги не разговаривали о еде, они обсуждали бейсбольные и футбольные матчи.
«Ты видел игру „49-х“ в прошлое воскресенье? Им явно не хватало Джо Монтаны. Он всегда выручал их на последних минутах матча», — говорил кто-нибудь, удаляя в это время разорванный аппендикс.
«Кафка, — думала Пейдж. — Кафке бы это понравилось».
В три часа утра, когда Пейдж спала в дежурке, ее разбудил телефонный звонок.
Скрипучий голос произнес:
— Доктор Тэйлор…, палата 419…, у пациента сердечный приступ. Поторопитесь! — И на другом конце положили трубку.
Борясь со сном, Пейдж села на край топчана и с трудом поднялась на ноги. «Поторопитесь!» Она вышла в коридор. Времени ждать лифта не было, поэтому Пейдж торопливо поднялась по лестнице и побежала по коридору четвертого этажа к палате 419. Сердце ее готово было выскочить из груди. Пейдж распахнула дверь и замерла в изумлении.
Палата 419 оказалась кладовкой.
Кэт Хантер принимала участие в обходе под руководством доктора Ричарда Хаттона. Ему было чуть за сорок, грубоватый, стремительный. Возле каждого пациента доктор Хаттон задерживался не более двух-трех минут, просматривал карты и давал указания хирургам-ординаторам, выпаливая их со скоростью пулеметной очереди.
— Проверьте ее гемоглобин и график операций на завтра…
— Внимательно следите за его температурой…
— Возьмите пробу крови на перекрестную совместимость…
— Снимите эти швы…
— Сделайте снимки грудной клетки…
Кэт и остальные ординаторы старательно все записывали, стараясь не вызвать неудовольствия доктора Хаттона.
Они подошли к пациенту, который уже неделю находился в больнице с подозрением на сильную лихорадку, но анализы не дали никаких результатов.
Когда они вышли в коридор, Кэт спросила:
— Так что же все-таки с ним?
— ОГЗ, — ответил один из ординаторов. — Расшифровывается это как «Один Господь знает». Мы пробовали рентген, компьютерное сканирование, комплексные исследования, спинномозговую пункцию, биопсию печени. Все, что только можно. Не знаем, что с ним такое.
Потом они зашли в палату, где спал молодой пациент, голова которого была забинтована после операции. Как только доктор Хаттон начал разматывать повязку, пациент проснулся и недоуменно уставился на доктора.
— Что…, что происходит?
— Садись! — рявкнул доктор Хаттон. Молодой человек задрожал.
«Я никогда не буду так обращаться со своими больными», — дала себе слово Кэт.
Следующим пациентом оказался вполне здоровый на вид мужчина лет семидесяти. Как только доктор Хаттон подошел к его койке, старик завопил:
— Негодяй! Я подам на тебя в суд, грязный сукин сын!
— Послушайте, мистер Спаролини…
— Я теперь не мистер Спаролини! Ты превратил меня в гребанного евнуха.
"Интересное сочетание — «гребаный евнух», — подумала Кэт.
— Мистер Спаролини, вы сами согласились на удаление семявыносящего протока, и…
— Это была идея моей жены. Проклятая сучка! Ну, я ей устрою, когда вернусь домой!
Врачи ушли, оставив пациента ругаться.
— А что у него за проблема? — поинтересовался один из ординаторов.
— Его проблема заключается в том, что он ненасытный старый козел. У его молодой жены уже шестеро детей, и больше она не хочет.
Следующим пациентом была десятилетняя девочка. Доктор Хаттон взглянул на ее медицинскую карту.
— Мы сделаем тебе укол, чтобы убить всех плохих микробов.
Сестра наполнила шприц и подошла к девочке.
— Не! — закричала малышка. — Мне будет больно!
— Это не больно, детка, — заверила ее сестра.
Эти слова зловещей вспышкой отразились в памяти Кэт.
«Это не больно, детка…» Это был голос ее отчима, нашептывающего ей в темноте.
— Тебе будет хорошо. Раздвинь ножки. Давай, маленькая сучка! — Он рывком раздвинул ее ноги и вонзил между ними твердую плоть, зажимая ей рот рукой, чтобы она не кричала от боли. Кэт тогда было тринадцать лет. После этой ночи визиты отчима превратились в ужасный ночной ритуал.
— Тебе повезло, что тебя учит трахаться такой мужчина, как я, — говорил он. — Ты знаешь, что такое Кэт? Это твоя маленькая щелочка. Она мне нравится. — И он наваливался на нее, лапал, и никакие крики и мольбы не могли остановить его.
Кэт не знала отца. Мать ее по ночам работала уборщицей в конторе, расположенной неподалеку от их тесной квартирки в Гэри, штат Индиана. Отчим Кэт был здоровенным мужчиной, но на заводе с ним произошел несчастный случай, и теперь он главным образом торчал дома и пьянствовал. Как-то раз, когда мать Кэт ушла на работу, отчим зашел к ней в комнату и сказал: