Ничто не вечно - Шелдон Сидни. Страница 12
— Если ты хоть слово скажешь матери, я прибью твоего брата.
«Я не могу допустить, чтобы он причинил вред Майку», — подумала Кэт. Брат был на пять лет моложе нее, и Кэт его обожала. Она нянчила его, защищала от сверстников-драчунов. Майк был единственным светлым пятном в ее жизни.
Однажды утром, напуганная угрозами отчима, Кэт решилась рассказать обо всем матери. Мать положит этому конец, защитит ее.
— Мама, по ночам, когда ты уходишь на работу, твой муж приходит ко мне в спальню и насилует меня.
Мать уставилась на Кэт, потом залепила ей пощечину.
— Да как ты смеешь врать мне, маленькая шлюха! Кэт больше никогда не возвращалась к этому разговору. Единственное, что ее удерживало дома, так это Майк. «Он пропадет без меня», — думала она. Однако, когда Кэт поняла, что беременна, она сбежала к тетке в Миннеаполис.
В тот день, когда Кэт удрала из дома, жизнь ее совершенно изменилась.
— Можешь не говорить мне, что произошло, — сказала тетя Софи. — Но отныне тебе не придется никуда убегать. Ты знаешь песню, которую распевают на Сезам-стрит? «Нелегко быть Зелеными»? Так вот, дорогая, черными быть тоже нелегко. У тебя две возможности. Ты можешь продолжать бегать, прятаться и проклинать весь мир или можешь постоять за себя и решить стать полноценной личностью.
— Каким же образом?
— Ты должна осознать себя полноценной личностью. Но сначала надо четко представить себе, какой личностью и кем ты хочешь стать. А затем работать, осуществляя поставленную цель.
«Я не оставлю его ребенка, — решила Кэт. — Я сделаю аборт».
Все было организовано тайком, в выходные дни. Аборт сделала акушерка, подруга тети. Когда все закончилось, Кэт, еле сдерживая злость, подумала: «Я никогда больше не позволю мужчине дотронуться до меня. Никогда!»
Миннеаполис показался ей райским местом. В нескольких кварталах почти от каждого дома было или озеро, или река, или ручей. И парки площадью свыше восьми тысяч акров. Кэт плавала под парусом на городских озерах, совершала лодочные прогулки по Миссисипи.
Вместе с тетей Софи она посещала зоопарк, воскресенья они проводили в парке «Долина чудес», ездили на сенокос на окрестные фермы, видели рыцарей в доспехах на Фестивале рыцарского вооружения эпохи Возрождения.
Тетушка Софи наблюдала за ней и думала: «У девочки не было детства».
Кэт постепенно училась радоваться жизни, но тетя Софи чувствовала, что в глубине души у племянницы имеется уголок, запретный для всех, она словно установила барьер, ограждающий ее от возможных новых несчастий.
В школе у Кэт появились подруги, однако с мальчиками она никогда не общалась. Все подружки бегали на свидания, а Кэт сидела дома одна, но она была слишком гордой, чтобы объяснить кому-нибудь причину этого. Она брала пример со своей тетушки, которую очень любила.
Раньше Кэт мало интересовали занятия в школе или книги, но тетя Софи изменила подобное отношение. В доме у нее было очень много книг, которые Софи просто обожала.
— В книгах описываются чудесные миры, — объясняла она Кэт. — Читай, и ты узнаешь, откуда ты появилась и к чему тебе надо стремиться. У меня такое ощущение, детка, что в один прекрасный день ты станешь знаменитой. Но сначала необходимо получить образование. Это Америка. Ты можешь стать кем захочешь. Ты можешь быть темнокожей и бедной, но в свое время бедными были и наши темнокожие женщины-конгрессмены, кинозвезды, ученые, спортивные знаменитости. Когда-нибудь у нас будет даже темнокожий президент. Ты можешь стать кем угодно. Все зависит только от тебя.
Вот так и началась для нее новая жизнь. Кэт стала лучшей ученицей. Читала она запоем. Как-то в школьной библиотеке Кэт обнаружила книгу Синклера Льюиса «Эроусмит», ее изумила история молодого врача, беззаветно преданного своему делу. Тогда она прочитала «Сдержать обещания» Агнес Купер,
«Женщину— хирурга» доктора Эльзы Роу, и для нее открылся совершенно иной мир. Кэт узнала, что на земле живут люди, посвятившие свою жизнь делу помощи другим людям, спасению их жизней. Вернувшись как-то домой из школы, она заявила тете Софи:
— Я буду доктором. Знаменитым.
Глава 4
В понедельник утром пропали три медицинские карты пациентов Пейдж, и вину за это возложили на нее.
В среду в четыре утра в дежурке раздался телефонный звонок. Заспанная Пейдж сняла трубку.
— Доктор Тэйлор. Молчание.
— Алло…, алло.
Она слышала в трубке дыхание, потом раздался щелчок.
Остаток ночи Пейдж пролежала без сна. Утром Пейдж поделилась с Кэт:
— Или я становлюсь параноиком, или кто-то ненавидит меня. — Она рассказала о событиях последних дней.
— Иногда пациенты злятся на врачей, — предположила Кэт. — Никого не подозреваешь?… Пейдж вздохнула.
— Дюжину.
— Я уверена, что здесь не о чем беспокоиться. Пейдж хотелось верить в это.
В конце лета пришла долгожданная телеграмма. Она уже поджидала Пейдж, когда та поздно вечером вернулась домой. «Прилетаю в Сан-Франциско в воскресенье в полдень. Не могу дождаться встречи. Люблю, Альфред».
Наконец— то он возвращается к ней! Пейдж перечитывала телеграмму снова и снова, и с каждым разом на душе становилось все радостнее. Альфред! Его имя было связано с целой вереницей приятных воспоминаний…
Пейдж и Альфред росли вместе. Их отцы работали во Всемирной организации здравоохранения, ездили по странам третьего мира, борясь с экзотическими и заразными болезнями. Пейдж с матерью сопровождали доктора Тэйлора, который возглавлял бригаду медиков.
У Пейдж и Альфреда было просто потрясающее детство. В Индии Пейдж научилась говорить на хинди. Уже в возрасте двух лет она знала, что бамбуковая хижина, в которой они жили, называется basha. Отец — gorasahib, белый мужчина, а она — nani, сестренка. Местные жители нередко называли отца Пейдж abadhan — вождь.
Когда родителей не было поблизости, Пейдж пила bhanga — опьяняющий напиток, настоянный на листьях гашиша, и ела лепешки из пресного теста с топленым маслом из буйволиного молока.
А потом они отправились в Африку. Навстречу новым приключениям!
Пейдж и Альфред купались и мылись в реках, в которых водились крокодилы и гиппопотамы. Их любимцами были маленькие зебры, гепарды и змеи. Жили они в круглых хижинах без окон, сплетенных из прутьев и обмазанных глиной, с утрамбованными земляными полами и коническими соломенными крышами. И тогда Пейдж пообещала себе: «Когда-нибудь я буду жить в настоящем доме, в прекрасном коттедже с зеленой лужайкой и оградой из белого штакетника».
Для врачей и медсестер это была трудная, утомительная жизнь. А для детей — сплошные приключения, ведь они жили на земле львов, жирафов и слонов. Если поблизости имелись школы, они посещали эти простенькие, сложенные из шлакобетона домики, а если нет, то занимались дома с родителями.
Пейдж была очень смышленым ребенком, ее мозг впитывал все подряд, словно губка. Альфред обожал ее.
— В один прекрасный день я женюсь на тебе, Пейдж, — пообещал он, когда ей было двенадцать, а ему четырнадцать.
— Я тоже выйду за тебя замуж, Альфред.
Они были серьезными детьми, решившими всю оставшуюся жизнь провести вместе.
Доктора из Всемирной организации здравоохранения были самоотверженными мужчинами и женщинами, посвятившими свою жизнь работе. Часто им приходилось работать в почти невыносимых условиях. В Африке они были вынуждены бороться с wodesha — местными знахарями, чьи примитивные знания передавались от отца к сыну и зачастую были просто губительными. У племен моей традиционным средством лечения ран являлась oikiorite — смесь бычьей крови, сырого мяса и настойки какого-то «чудотворного» корня.
В племени кикуйю оспу из больного выгоняли палками.
— Прекратите, — уговаривал их доктор Тэйлор. — Это не поможет.
— Лучше так, чем подставлять свою кожу под твою палку с острой иглой, — отвечали ему.