Жизнь во время войны - Шепард Люциус. Страница 65
– С чего ты решил? – спросил Минголла.
– Говорю же, мудаки валом валят, и все какие-то странные. – Рэй выудил из нагрудного кармана сигарету. – Вот и хотелось бы знать, что ж там они затеяли.
– Сам не понимаешь, что говоришь, – проворчала Дебора. – Народ бежит в Панаму с первого дня войны.
– Не тот народ. – Рэй чиркнул спичкой, поджег сигарету. Затем отвернулся и выпустил дым, предоставив Деборе любоваться его четким профилем.
Каждым своим жестом, думал Минголла, этот человек выстраивает образ Романтического Контрабандиста, явно разыгрывает самоотверженного Зорро. Поза была комична, но Минголла все больше подозревал, что Рэй знал об этом и весь маскарад нужен ему для того, чтобы спрятать под ним истинную самоотверженность. Для фигляра, которого он тут изображал, Рэй слишком долго проплавал в этих опасных водах, и Минголле все меньше нравился и сам этот человек, и его выходки.
– М-да... – Рэй постучал пальцем по носу. – Давно ведь чую, дело тут нечисто, да и слыхал кое-что.
– Хуйню ты слыхал, друг. – Сидевший на поручне Тулли повернул к ним голову; лунный свет омывал половину его лица. – Кто ж такому чурбану, как ты, путное скажет.
Рэй не обратил на него внимания.
– Вез я на юг одного мужика, вообще сквозь меня смотрел. Ну и славно, если кто сквозь меня смотрит, много чего прощелкает. – Рэй выпустил в сторону Тулли струю дыма. – Вот как-то он мне и говорит: Рэй, говорит, эта война не такая простая, как тебе кажется. А я ему: Ну да? А что такое? Как будто мне вообще-то по фигу, ну, вы понимаете. А он мне: Может, зря я тебе об этом говорю, но скоро наступит мир, и придет он из Панамы. А я ему: Да ты что! Неужто и прям мир! Охуеть можно! Мужика аж распирает, как он меня удивил, прям куда там. О да, говорит. Я знаю людей, которые прямо вот сию секунду этим занимаются. Переговоры, сечешь?
Рэй сложил руки, склонил набок голову, и по этой позе лектора, который изрек нечто ошеломительное и теперь молчит, наслаждаясь эффектом, Минголла понял, кого он ему напоминает. И подумал, что должен был догадаться с самого начала. Тому и служили все его мелкие оговорки.
– Короче, – продолжал Рэй, – стал я на этого мужика потихоньку наезжать... чтоб незаметно, ясное дело. Так, прикололся слегонца. И он мне выложил, что точно, в Панаме переговоры, но и война тоже. На улицах армии. Я спрашиваю, кто с кем воюет, мужик сперва заюлил, это, мол, охуительный секрет, как будто он хер знает какое мне одолжение делает, ну, вы понимаете, сам, говорит, всего не знаю, но одно имя он мне сказал, очень, говорит, оно там важное. Сотомайор, говорит. Запомни, говорит, Сотомайор. Ключ, говорит, ко всему.
Минголла встретился глазами с Рэем, отметил, что тот не улыбается, однако почувствовал тайную насмешку. Он уже собрался потребовать объяснений, но в эту секунду у лодки заглох мотор.
– Блядь! – Рэй выкинул сигарету за борт и распахнул дверь в рубку. – Что ты сделала?
– Ничего, – сказала Корасон. – Ничего я не делала. Он сам заглох.
Рэй шагнул вперед, открыл люк в машинное отделение, упер руки в бока и уставился в темноту.
– Корасон! – проревел он. – Тащи фонарь!
Корасон принесла фонарь, Рэй схватил его и полез вниз. Остальные сгрудились вокруг. Там, внизу, Рэй скользил лучом по лабиринту перепачканного маслом металла. Задержав на секунду фонарь, он пнул кулаком в переборку.
– Сукины дети! Бляди!
– Починить можно? – спросила Дебора. Рэй еще раз пнул стену и вылез на палубу.
– Эту пизду так просто не починишь, запчасти надо! А у меня нет. – Он, кажется, собрался зашвырнуть фонарь куда подальше, но всего лишь стукнул им но ноге. – Пиздец, мужики!
– Придется тащить ее в порт, – сказал Тулли. Вид у Рэя был дикий, мышцы в углах рта выпирали узлами.
– Сказано же, что я у них в розыске. Поймают – снесут башку, на хуй.
– Пойдем под парусом, – предложил Минголла.
– А то! К рассвету как раз допилим до Трухильо, чтобы этот сукин сын Домингес мог пялиться на «Энсорселиту» и лыбиться во всю рожу. Блядь! – Рэй схватился за голову. – Надо ж так вляпаться!
– Починить точно нельзя? – спросил Минголла.
– Ты что, глухой, мужик? – Сжав кулаки, Рэй повернулся к нему.
– Значит, ничего не попишешь, бросаем корыто здесь, – сказал Тулли. – Пойду поищу, во что завернуть автоматы.
Рэй толкнул его в грудь.
– Я те дам, бросаем!
Тулли прижал Рэя к стене рубки, схватил рукой за горло и основательно перекрыл кислород.
– Не серди меня, друг! Усвоил? – Он чуть сжал кулак, и у Рэя вылупились глаза. – Хочешь остаться на корабле – отлично. Мы и без тебя обойдемся.
Минголла посмотрел на берег, на поднимавшиеся в глубине холмы.
– Там что? – спросил он.
– Солдат дохуища, – проговорил Рэй, потирая горло, – вот что.
– Оланчо, – сказал Тулли. – Горы, джунгли. Война там и начиналась, но теперь боев вроде нет. А вообще, кто его знает.
– Может, оно и выйдет, – согласился Рэй. – Если проскочить через патрули, может, я и доведу вас до Панамы. А может, и на новую лодку чего подвалит.
– Сами справимся, – сказал Тулли.
– Хуй вы справитесь! – Рэй отодвинулся подальше. – Зассыте через десять миль. Дороги есть, я знаю. Военные, контрас по ним ходили. Когда у меня еще не было «Энсорселиты», я тоже там ходил.
Минголла посмотрел на берег, затем на Рэя. Хорошо бы, подумал он, задержаться и посмотреть, что у Рэя в мозгах.
– По этим дорогам пройти еще можно?
– А то, – ответил Рэй. – Только надо раздобыть грузовик или типа того. Может, вездеход какой. Чего-нибудь да найдется. Фермеры в этих краях вешают на грузовики вторые бензобаки, чтоб в холмах охотиться.
– Сколько это займет времени? – спросила Дебора.
– Смотря, на что нарвемся, – ответил Рэй и заботливо подобрался к ней поближе. – Одно знаю точно. В Панаме нам будет про что рассказать.
В двух милях от того места, где они высадились на берег, среди рядов кокосовых пальм пряталась копровая плантация: высокие деревянные вешалки для сушки кокосового волокна, три жестяных навеса, под которыми хранили продукцию, и длинное одноэтажное здание из оштукатуренного камня под красной черепичной крышей. В последнем жили работники и располагалась контора хозяина, дона Хулио Сальдивара. За углом барака стоял припаркованный «форд-мустанг» – почтенного возраста, но с запасным бензобаком, приваренным ко дну багажника. Дон Хулио встретил их на пороге дома с автоматическим пистолетом в руке, но Минголла вогнал в него порцию добродушия, а после сообщил, что они правительственные агенты с секретной миссией. Хозяин тут же предложил «мустанга», кое-какое туристское снаряжение, а Деборе, потерявшей, пока они плыли к берегу, одежду, – на «Энсорселите» не было спасательных шлюпок – старые вещи его дочери, которая уехала учиться в университет Сан-Педро-Сула. Минголла отправил Рэя и Тулли проверять «мустанга», а сам расположился с доном Хулио в кухне – тесной каморке со старомодной газовой плитой, мотельным ледником и развешанными на белых галечных стенах фотографиями дона Хулио на фоне охотничьих трофеев. Хозяин взялся рисовать карту прибрежных холмов и дорог, по которым можно обойти пропускные пункты.
– А здесь что? – спросил Минголла, ткнув пальцем в ту часть карты, где исчезали все дороги. – Вы тут ничего не отметили.
– Нечего отмечать, – объяснил дон Хулио. – Джунгли да привидения.
Он был невысок и толстопуз, лет чуть меньше шестидесяти, с кожей цвета красного дерева, одет в мешковатые шорты и распахнутую на гладкой груди гуайяберу; массивная голова, двойной подбородок, густые черные волосы словно покрывал на висках иней. Строгими и горделивыми чертами дон Хулио напомнил Минголле собственного отца, а по той преувеличенной уверенности, с которой хозяин говорил о любви своей дочери, Минголла догадался, что все это ложь и что девчонка по-настоящему его ненавидит. Разговор перешел на политику. Похлопывая по пистолету, дон Хулио призывал усилить бдительность по отношению к красной угрозе – было что-то более чем жалкое в этом сочетании портретов с мертвыми ягуарами и тапирами, мачизма и пустоты в доме. Хозяин вспоминал молодость. В те времена он владел в Петэне ранчо. Непросто было, сказал он, отгонять герильеро, но дон Хулио справлялся. И как же его любили женщины! «Кадиллак», ночи в танцзалах, Гватемала-сити. Есть ли в мире город прекраснее, чем Гватемала-сити?