Мастер Альба - Шервуд Том. Страница 8

Симеон попискивал во сне, как птенец.

Утро проспали. Солнце приподнялось над деревьями, давно прогорели костры. Сидевший долгое время неподвижно, монах встал, вздохнул, выпростал руки из рукавов балахона. Подошёл к спящим. Склонился, внимательно осмотрел пальцы и ладошку у Симеона. Нет ни опухоли, ни красноты. “Хорошо”.

– Альба, – сказал, не поднимая головы, Бэнсон.

– А как тебя Томас звал? – вопросом на вопрос ответил монах.

– Бэн.

– Хорошо. Так что, Бэн?

– Ты человек?

– Человек. Причём самый обыкновенный. Отчего это ты спрашиваешь?

– Ты приходишь, как с неба. Когда рядом смерть. И спасаешь. Меня вот – второй уже раз. За мою очень короткую жизнь.

– Случайность.

Помолчали немного. Потом Бэнсон, с усилием сглотнув, прошептал:

– А вот они … Кто это был?

– Звери, – спокойно и равнодушно сообщил Альба. – Звери бешеные. Патер их – в моём представлении – на сегодняшний день самый страшный человек на Земле. Древний паук. Плодит гнёзда ужаса и страданий. По старой инквизиции тоскует. Чёрный философ. Тренированный охранник его – Филипп из Йорка. Бывший Йоркский палач. Девочка – просто способная ученица. Убийца-ремесленник. Хотя и не законченная злодейка. Над ней просто с жутким умением поработали. С раннего детства. Для того же был и Симеон предназначен…

Бэнсон в немой ярости вздрогнул, передёрнул плечами.

– А нас, выходит… Мы должны были задержать тебя?

– Вы и задержали, – улыбнувшись, сказал Альба. – Они своё дело знают. Да я их вряд ли догнал бы. Я очень устал, а они – свежие. Вспугнул – и то ладно. А то, что не дал пробиться в Девять звёзд – ещё лучше. Не пустил в подземелье. Они теперь сели на корабль и пошли куда-то в неведомое, надёжное место. Только патер не подозревает, что я знаю, где можно о месте-то этом узнать. Пожалел я в прошлом одного неправильного человека, не до него было. Теперь он кое о чём порасскажет.

– А они вчера – сразу в порт?

– Сразу. Ещё трёх человек убили.

– Где, когда?

– Как только вышли на дорогу. В то время примерно, когда я костёр разводил. Адония остановила первых трёх случайных всадников. Филипп их убил.

– Откуда ты знаешь?

– Да иначе не может быть. Им лошади были нужны. Ведь я шёл по следу, тут они кровь не считали. А если остановили карету – то перерезали всех, и тогда уж не троих, а побольше. Умчались верхом.

– А что теперь мы?

– Ты – домой. Поохотился, хватит. Симеона возьми к себе. Мне бегать придётся. Я заберу его потом. Отвезу к Серым братьям.

– Я не охотился, – тоскливо проговорил Бэнсон. – Я к Тому на выручку ехал.

– Разве Том не в Бристоле?

– Да нет. Тут дело такое…

За полдень дошли до дороги. Шли медленно, так что Бэнсон успел многое рассказать.

В порту Альба ненадолго их оставил, а сам скрылся куда-то. Вернулся – как будто и не было бессонной ночи и длинного перехода: бодрый, довольный.

– Есть корабль. Уходит сегодня. Вот только денег нет. Сейчас попробую достать…

– Деньги есть, – поспешно сказал Бэнсон, прикасаясь к поясу куртки.

– Судовладелец просит много.

– Хватит на всё. Я в дорогу-то собирался дальнюю.

Альба кивнул.

– Ну да, если знать о подарке сэра Коривля, – деньги у тебя быть должны. Хорошо. Поедем пока на твои.

ПОЕЗДКА В ТРЮМЕ 

Когда есть деньги – любое дело устраивается быстро. Троим путникам отвели тёмное, но уютное место в углу трюма и даже накормили обедом из общего корабельного котла. Ночью под плеск волн за бортом Бэнсон разговорился со своим спасителем.

– Альба, – говорил он полушёпотом, – я рад, что нам по пути. Для меня это просто удача. Я ведь не знал, что он настолько непрост! Он оказался страшнее, чем можно было вообразить. Я имею в виду мир дикой охоты.

– Где люди охотятся на людей?

– Да, его.

– И ты считаешь, что тебе нужно войти в этот мир?

– У меня выбора нет. Мне нужно Тома выручить. А я сделал один только шаг – и оказалось, что я всего лишь бык, который сам пришёл к мяснику.

– Но раз войти в этот мир, Бэн, – значит навсегда в нём остаться. Это как прыжок в болото. Ряска сомкнётся над головой, коричневая жижа колыхнётся… всё. Назад уже – пути нет. Твой сон никогда уж не будет глубоким. На каждого человека, появляющегося рядом, ты будешь обращать внимание, – и, как бы это сказать, иное внимание. Я, например, немедленно начинаю чувствовать, имеется ли в человеке склонность к тому, чтобы мучить других. Принц Сова – невидимым, глубинным чутьём определяет в человеке – как тот относится к детям. А вот брат Багуба безошибочно видит людей, которые обладают и силой, и знанием, но состоят на службе у нечистых хозяев. Иногда – у совершенно лишённых совести чудищ. У таких, как, например, патер Люпус. А Сиреневый Абдулла из любой толпы мгновенно выхватывает взглядом того, кто наделён от рождения способностями, которые выше обыкновенных человеческих. Это он нашёл большинство наших.

– Он турок?

– Араб.

– А почему “Сиреневый”?

– Очень любит цветные одежды. Некоторые ещё называют его “Пёстрым”. Вот так. В тебе тоже есть своеобразие. Абдулла тебя бы сразу увидел.

– Нет у меня ничего. Я, если честно признаться, застенчив и робок.

– Есть. Есть твоя неуёмная, дикая сила, проявляющаяся мгновенно, стоит лишь тебе втянуться в поединок. Ущербность твоя в том, что сила эта – глупая и слепая.

– Альба, – проговорил медленно Носорог, – а можно ли научить её видеть?

– Это не трудно, – невидимо улыбнулся в трюмной темноте монах. – Тем более что учить тебя уже начали. Только ты больше не плати так дорого за урок!

Бэнсон едва слышно рассмеялся.

– Смеяться уже не больно, – сказал он неразличимому собеседнику.

– Да, – ответил тот. – Ты поправляешься быстро.

– Альба! А я уже прыгнул в это болото?

– Не совсем. Ты сделал всего лишь полшага: обрёл намерение . Вторые полшага ты сделаешь после.

– Когда? 

– Когда убьёшь человека.

– Я уже убивал.

– Не так. Ты убивал, защищаясь. Это легко. Существует магический слой, двойник этого мира, понимаемый и видимый очень немногими. Ты ступишь в него, когда убьёшь первым . И, может, даже исподтишка. Украдкой, в спину. Внезапно. Это будет твоим объявлением “вслух” о намерении. И посвящением, которое оборвёт твою прежнюю жизнь. После этого тебе уже тебе не вернуться в мир строителей, гончаров, отцов, землепашцев. Ты будешь, как бешеный пёс, жить от прыжка и убийства до прыжка и убийства. Поверь мне, в этом приятного мало.

– Но подожди, Альба! Как же в спину, исподтишка? Это же подло! Разве легенды и сказки не учат нас, что тот, кто воюет со злом, – благороден, открыт и чести своей не теряет! Что же ты говоришь?

Мастер долго молчал. Потом зашептал:

– Триста лет назад жил маршал де Рец. Я вспомнил пример для тебя один из самых известных, описанный в судебных хрониках. Звали маршала Жюль. Одно время он был помощником и сподвижником девочки из Орлеана, посланницы неба. Её звали Жанна. Она спасла тогда свою Родину – Францию от нашествия завоевателей – англичан. Её сожгли живой на костре. Вот. А Жюль де Рец устроился в собственном замке. Ел, пил. Имел – что хотел. Богат и доволен. Из окрестных владений, от крестьян и селян, его собственный “Филипп” привозил к нему детей. Украденных, отнятых, купленных. Он принимал тёплые ванны из их крови. Но крови этих детей ему было мало. То есть физически мало. Его ванна не наполнялась до нужного уровня. Тогда он разрезал малышам животы и наполнял ванну их внутренностями. Залезал и купался. Тебе достаточно факта, или добавить подробностей? Молчишь! Что молчишь? Отступи назад на триста лет, мысленно встань рядом с владельцем замка Рец – и выбери. Открыто и честно выступить против всего его тренированного злого отряда – и благородно и быстро погибнуть, а значит – обречь на мучения ещё многих детей. Или “коварно” подкрасться и “подло” выстрелить бывшему маршалу в спину. Вот тебе выбор, когда выбора нет.