Черноногие - Шевалье Э.. Страница 35

Тогда внимание Гэмета перекинулось на игроков и часового, он глубоко задумался. Было мгновение, когда на его лице мелькнуло зловещее выражение, он сунул руку под рясу и под ее складками обрисовались очертания какого-то оружия. Но каково бы ни было его намерение, он вдруг переменил его и повернулся, чтобы сообщить свою мысль Найвадаге. Представьте же себе его удивление: на стуле никого не было и прекрасная индеанка исчезла без следа!

Глава XXIII

СИЛЬВИНА

В жестоком и поистине затруднительном положении находилась Сильвина. Всей душой она страдала от неизвестности, тревожась за судьбу отца и друзей, а страшная опасность, каждую минуту грозившая ей, увеличивала ее муки. Марка Морау она знала с самого детства, но только теперь вполне поняла характер этого человека. До сих пор она думала, что Марк питал мало уважения к нравственным принципам, но ей никогда не приходило в голову, что он мог быть гнусным злодеем, способным лелеять самые черные замыслы и приводить их в исполнение с непоколебимой твердостью. Она подозревала в нем что-то очень дурное и избегала его общества, как и всегда добро уклоняется от зла, но опыт последних дней обнажил перед ней все его нравственное уродство.

Охоты нет описывать первое свидание Марка с его несчастной жертвой. Он изображал безумную страсть. Не добившись успеха, он переменил тактику и, стараясь приобрести кротостью то, чего не мог добиться жестокостью, не жалел красноречия, чтобы прельстить ее. И это было напрасно: его слова не вызывали никакого отголоска в сердце Сильвины. Мужественно отражала она наглые угрозы, с презрением отвергала его мольбы.

Марк сделался еще угрюмее, озлобленнее, когда был отвергнут. Он заявил своей жертве, что употребит чрезвычайные меры, которые сломят ее гордость и как дым рассеют пуританские убеждения. Лишения и заключение, говорил он, это волшебные силы, которые угрожают женщине не хуже диких зверей. Жезл этой неумолимой силы подминает под свое иго все живущее в мире.

Сообразно с духом этой концепции, Сильвина была заключена в мрачную и сырую темницу в расщелине скалы и лишена всех удобств, которыми пользовалась по прибытии в подземелье. Лишенная дневного света, животворного тепла солнца и здоровой пищи, она влачила плачевное существование. Ее душа преисполнилась одним непреодолимым желанием — видеть дневной свет, вдохнуть воздух свободы.

Чтобы достигнуть этой цели, она старалась приобрести расположение Агари, но негритянка так боялась гнева Морау, что нашей узнице скоро пришлось проститься со всякими надеждами. Она жестоко страдала от одиночества; каждая минута казалась ей бесконечностью, потому что в этой подземной могиле не было смены дня и ночи, мрак царствовал безраздельно. Глубокое отчаяние овладело бедной девушкой. Она вспоминала об отце и думала, что если бы он был жив, то, наверное, приложил бы все усилия, чтобы спасти ее. Она думала и о Кенете Айверсоне и припоминала, с какой отвагой он сражался в ту ужасную ночь, скольких врагов положил у ее ног! Смутно ей вспоминалось, как будто он и сам упал к ее ногам. Если бы он был еще жив, наверное, не пожалел бы всех сокровищ мира, чтобы спасти ее. Она так верила ему!

Ее печальные размышления были прерваны голосом Агари. Негритянка лепетала несвязные слова с умоляющей интонацией.

— О Господи! Я умерла! Знаю, что так. О! Маса индеец, позволь мне прожить только эту ночь, и благословение будет над вами.

На эти заклинания кто-то отвечал на таком же ломаном наречии:

— Молчать! Не шевелиться! Индеец не убьет тебя. Укажи мне дорогу, и ни слова!

Повелительный голос только усиливал страх негритянки, совершенно обезумевшей и потерявшей голову.

Этот разговор удивил Сильвину и возродил надежды в ее душе.

— О! Маса индеец, спрячь свой ужасный нож. Агарь не может его выдержать. Не сжимай так больно мою руку; гляди, как она посинела, вся черная стала!..

— Замолчишь ты, или я отрежу тебе язык и зажарю на медленном огне!

Луч света сверкнул через щель двери темницы Сильвины. Заглянув в эту щель, она увидела Агарь в руках высокого индейца.

— Она тут, — сказала негритянка, — маса, отодвиньте камень и увидите дверь.

— Кто ищет меня? — спросила Сильвина с сильно бьющимся сердцем.

Агарь еще не закончила своих причитаний, как индеец отворил дверь — каменную плиту, вставленную в дубовую раму и так устроенную, что снизу ее нельзя было сдвинуть с места.

— О! Мисс-госпожа, пропали мы теперь! Ужасный индеец хочет похитить вас. Он убьет нас всех — как есть правда!

— Ну, полезай, черная язычница, да осторожнее, лампу не урони, — произнес индеец на этот раз на чистейшем английском языке.

С большим трудом толстая негритянка пробралась в тесный проход, за ней последовал ее краснокожий повелитель. Остановившись и выпрямившись во весь рост, когда высота свода дала ему эту возможность, он спокойно посмотрел на Сильвину, которая страшно волновалась, испытывая то надежду, то ужас.

— Чего вы хотите от меня? — спросила она.

— Великий Дух прислал краснокожего взять бледнолицую женщину. Плохое место! Нет солнца! Сыро, гадко, — снова заговорил индеец на ломаном наречии.

— Если вы пришли за тем, чтобы вывести меня из этого ужасного места, то верю, что Великий Дух прислал вас. Но эта весть так хороша, что трудно поверить. Повторите, вы точно пришли сюда затем, чтобы вывести меня из темницы?

— Краснокожий никогда не лжет. Великий Дух повелел ему освободить бледнолицую красотку из этого проклятого затруднения. Ну да, ей-ей! Ваш покорный…

— Ник Уинфлз! — воскликнула Сильвина радостно.

— Он и есть, ей-богу так!

На мгновение Сильвина лишилась дара речи. Потом, пожимая его руку с невыразимым чувством благодарности, сказала:

— Но как же это…

— Как видите, милый Розанчик. Мы с квакером обдумали план, который до сих пор действует. Мы с ним разыграли роли патера и индейца. Я настоящий индеец, хотя эти негодяи и уверяют, что я настоящий урод!

— Где же ваша верная Напасть?

— Сам не знаю, что искренне сокрушает меня. Боюсь, не приключилось ли с ней какой напасти. Разлука с ней печально действует на меня. Что за благородное животное! На все была готова для меня моя Напасть! Надо бы написать историю Напасти, и она была бы гораздо интереснее историй многих людей. Но где найти историографа, способного воздать должную справедливость верности и смышлености этого создания, которое мы называем собакой? Иногда мне и самому хотелось бы превратиться в собаку. Ей-ей! Право слово.

Ник Уинфлз провел рукой по лбу и глубоко вздохнул, озираясь вокруг, как бы в надежде, что вот-вот появится его верный друг.

— Не поспешить ли нам отсюда? — спросила Сильвина с живостью.

— Конечно, Розанчик, надеюсь, что так… Подумаем и попробуем.

— Попробуем немедленно, эта темница наводит на меня ужас. Меня так и тянет на воздух, на свободу.

— Зачем торопиться? Надо хорошенько осмотреться, как дела. У нас было немало препятствий, а там еще стоит один бездельник, который не прочь наделать нам хлопот. Все остальные спят мертвым сном, благодаря снотворному порошку. Но тот окаянный часовой строго исполнял приказ не пить и караулить нас, как лютых зверей! Вот если бы еще от него отделаться, ну, тогда хоть на все четыре стороны! Сейчас надо решить вопрос с ним.

— Только не оставляйте меня здесь, заклинаю вас! Еще час во мраке, и я сойду с ума.

Агарь, присев на корточки, проявляла свое отчаяние самым нелепым образом. Ник, подняв с пола лампу, посмотрел на негритянку и пробормотал:

— Ну, что теперь делать с этим черным чурбаном?

— Оставьте ее в покое, — попросила Сильвина.

— Но она может наделать нам хлопот своим хныканьем… Ну, полно голосить, чернавка, а не то я искрошу тебя в куски. Понимаешь?.. Поспешим же, Розанчик, я проведу вас в такое место, где не так пахнет могилой.

Они вышли из подземной камеры, и Ник тщательно заложил отверстие, с угрозой повторив Агари приказание молчать.