Гиблое место - Шхиян Сергей. Страница 7

День выдался прохладный, но солнечный. Оставив лошадь во дворе, я зашел в избу за спутником и вещами. Поп уже бражничал с недавними противниками.

– Садись за стол, – пригласил он, не успел я войти в горницу. – Мужики покаялись и угощают.

Я не стал ломаться, выпил за компанию кружку медовой браги и закусил пшеничным калачом. Торговые люди выглядели смущенными, заискивающе улыбались, спешили соглашаться со всем, что говорил опохмелившийся поп, но, как я догадывался по их скользким взглядам, жаждали взять реванш.

Чтобы не вводить добрых людей во искушение, я свернул застолье и уговорил иерея покинуть теплую компанию. Отец Алексий оказался покладист и не стал пенять, что я оторвал его от медовухи. Мы вышли во двор, и поп без спроса взгромоздился на моего Гнедка, с которого начал трубно восхвалять Господа за ясный день, за хлеб насущный и за то, что мы живем на святой Руси.

Похоже, Алексий был забавным, веселым и бесшабашным человеком. Мне нравилось слушать его полуязыческие молитвы, слегка сдобренные старославянскими оборотами.

– Отче Алексий, – спросил я его, когда мы миновали околицу и попали в голый, светлый лес, – ты, собственно, кто, священник или монах?

– Сам не знаю, сыне, – ответил он и почему-то захохотал. – Всего понемножку. Мне бы, коли не грехи, да умей я писание по буквам разбирать, прямой путь в патриархи.

– Как же ты можешь быть священником, если читать не умеешь? – удивленно спросил я.

– Зато истово верую! – опять захохотав, объявил иерей. – Вера должна быть в душе, а не в буквах.

Против такого возразить было трудно, да я и не стал этого делать, вспомнив, что и в конце восемнадцатого века не все священники были грамотны, как и позже видные теоретики марксизма-ленинизма не читали трудов Карла Маркса и Владимира Ленина. Главное в любом деле – вера в то, что веришь правильно.

Миновав топкую сельскую дорогу, мы попали на относительно приличный большак, ведший, по словам батюшки, прямиком в Москву. Переход через Оку еще не открылся, и путников, кроме нас, на дороге не было. Мы уже отмахали верст пять, и пора было меняться местами, мне садиться на Гнедка, а попу идти пешком. Однако священник слезать с коня и чавкать по грязи не собирался, а мне было неловко его ссаживать, все-таки он – персона, причастная к Всевышнему.

– Не знаешь, почему деревень так долго нет? – поинтересовался я.

– Скоро село будет, – ответил Алексий и снова захохотал.

Я уже начал привыкать к его внезапным взрывам смеха и не искал в них какого-нибудь смысла.

– А ты, батя, зачем в Москву идешь? – спросил я, чтобы завязать разговор.

– Из плена возвращаюсь, – впервые без смеха ответил он. – У нехристей в полоне был.

– У крымских татар?

– Сначала у них, потом у персов, потом у османцев, – кратко ответил поп.

– Выкупили или бежал? – сочувственно поинтересовался я, уже зная, сколько русских людей попадают в неволю к азиатам.

– Вроде того, – не вдаваясь в подробности, ответил он.

– Ну, и как там жизнь?

– Везде люди живут, – неопределенно ответил путник.

– И кем ты там был, рабом?

– Сначала рабом, потом мамлюком.

– Кем? Мамлюком?! Это же воины?

– Ну, да, – согласился священник, – вроде как египетские стрельцы.

– Так ты и в Египте был?

– Грехи наши тяжкие, – не ответив на вопрос, перекрестился Алексий. – Прости Господи, раба твоего!

Стало понятно, что щекотливую для себя тему он обсуждать не хочет.

– Скоро село за бугром, церковь вон за тем бутом, – прервав долгую паузу, сказал мой спутник, вглядываясь в невидимый для меня пешего объект.

Предстоящий отдых меня обрадовал. Идти по грязи на разъезжающихся ногах было нелегко, тем более, что сапоги у меня совсем промокли и раскисли.

Однако насладиться долгожданными благами цивилизации нам не удалось. Из-за бугра показалось не ело, а группа вооруженных людей. По обличаю, это были стражники, скорее всего, какой-то местный дорожный патруль или заслон. Было их пятеро. Впереди а лихом коне ехал командир, мужик в короткой кольчуге, островерхом бухарском шлеме, с копьем, торчащим, как древко флага из-за спины. За ним стройной колонной по двое в ряд двигалась его малочисленная армия. Я посмотрел на своего попа, Он начал нервничать и рыскал глазами по сторонам.

– Это кто такие? – не таясь, спросил я, Слышать наш разговор встречные еще не могли, до всадников было метров сто.

– Кто их знает. Беглых крестьян, наверное, ищут. Вот уж не повезло...

– Почему?

– Сейчас узнаешь, – зловеще пообещал спутник.

* * *

Что такое вооруженные люди в нашей стране, я имел представление, потому переспрашивать попа не стал.

Мы, не сговариваясь, остановились и наблюдали, как к нам неспешно приближается конное воинство. Оснащены всадники были более чем своеобразно. Только командир мог похвастаться «рыцарскими» доспехами, рядовые бойцы одеты и вооружены были значительно хуже. Только один из встречных, как и командир, имел на голове какое-то подобие шлема, и то в виде ржавой кастрюли без ручек. У троих вместо железных шеломов головы венчали ватные шапки, правда, довольно внушительных размеров, а панцири заменяли ватные же кафтаны, называемые «тегеля-ями», как проинформировал меня отец Алексий. В руках рядовые держали рогатины с железными наконечниками. Немного не доехав до нас, дружина остановилась.

– Что за люди?! – безо всякого повода с нашей стороны истерично завопил командир, принимая грозный вид и делая свирепую рожу.

Остальные дружинники тут же приосанились и растопорщились своим несерьезным оружием. Я не ответил и искоса глянул на попа, Алексий выглядел унижено смущенным. Стало ясно, что мне придется брать инициативу на себя.

– А вы кто такие! – надув щеки, надрывно заорал я в ответ.

Моя нежданная наглость тут же принесла свои плоды, правда, я сразу не врубился, какие. Командир вытаращил глаза, оглянулся на своих соратников и выхватил из ножен саблю. Я остался в прежней позе, тем более, что замотанный в рогожу ятаган и так был в руке. Гарды, защищающей руку, у ятагана традиционно не было, и, не зная, что это такое, было не понять, что у меня за оружие.