Грешница - Шхиян Сергей. Страница 93

– Ну, что вы, дорогой, зачем вы меня так сильно прижали, – прошептала я, пытаясь выскользнуть из его крепких рук. – Вы же со мной и сможете меня защитить. Не нужно так спешить.

– Да, да, конечно, простите, – приходя в себя, проговорил он, и опустил руки. – Знаете, Алевтина Сергеевна, на меня вдруг словно наваждение нашло. Конечно, со мной вы в безопасности. Я никому не дам вас обидеть. Но, поверьте, вас подстерегает большая опасность. Все-таки, нам лучше было бы податься в Сибирь. Там всегда можно спрятаться у раскольников.

– Хорошо, поговорим об этом позже, – пообещала я, не зная, что и думать о такой непонятно откуда возникшей привязанности, – а вы пока успокойтесь. Полейте еще, я смою мыло.

Ломакин безропотно слил мне воду, я быстро ополоснулась, вытерлась его же полотенцем и оделась. Он был таким трогательно-растерянным, что теперь уже мне стало его жалко. Захотелось сделать ему что-нибудь приятное, и я предложила:

– Хотите тоже помыться? Я вам тоже полью.

– Буду благодарен, – ответил он, отирая с лица пот. – Очень жарко…

Я думала, что Иоаким Прокопович разденется до пояса, но он быстро снял с себя всю одежду, и теперь уже мне пришлось отводить от него взгляд. Было видно, что Ломакин очень силен. Когда он двигался, под тонкой белой кожей перекатывались мощные мускулы, и мне тоже хотелось его потрогать.

Какой же я стала, бессовестной, огорченно, подумала я. Не успела расстаться с мужем, как уже смотрю на другого мужчину. Правда, делаю это не по своей воле, успокоила я себя. Просто так складываются обстоятельства.

Иоаким Прокопович, между тем, встал в корыто и оглянулся на меня, в ожидании, когда я ему полью. Стараясь на него не смотреть, я зачерпнула ковшиком воду и, встав на цыпочки, начала лить струйкой на голову. Он радостно зафыркал и начал смывать с себя соль и пот.

– Как хорошо, – благодарно сказал он. – Я очень люблю чистоту, а в поездках редко удается помыться.

Я подала ему мыло, и он намылил голову и грудь. Пока он стоял в пене, с закрытыми глазами, я не удержалась и внимательно его осмотрела. Несмотря на старый возраст, телом он был совсем молодым мужчиной. И вообще, все у него оказалось в полном порядке.

– Ну, вот, теперь у меня чувство, что я заново родился, – сказал он, надевая запасное исподнее белье. – Сейчас закажу ужин, поедим и можно ложиться спать.

Я не возразила, и пока он распоряжался по хозяйству, смирно сидела на лавке возле окна. Удивительно, но он перестал мечтать. Теперь он думал только обо мне, любовался мной и удивлялся, что раньше никогда не обращал внимания на женщин. Единственное, что я не могла в нем понять, это то, что он ни разу не подумал обо мне как о женщине. Вернее будет сказать, не думал о том, чтобы быть со мной как с женщиной.

Я уже так привыкла к тому, что мужчины глядя на нас, только об этом и думают, что такое странное поведение никак не могла объяснить. Он так раздразнил мое любопытство, что когда мы сели ужинать, я не удержалась и спросила, был ли он когда-нибудь с женщиной.

– Да, я в молодости был сильно влюблен в дочь своей квартирной хозяйки Лизаньку, но мы с ней едва обмолвились несколькими словам. Я тогда служил в четырнадцатом чине, и жалованье коллежского регистратора не позволяла мне даже помыслить о женитьбе. Она скоро вышла замуж за богатого пекаря, и больше я никого не любил.

– Как же вам тогда было больно, – посочувствовала я, так и не получив ответ на свой вопрос.

– Ничего я после ее как-то видел, она стала некрасивой, толстой и на носу бородавка, в точности, как у ее матери.

– И больше у вас никаких амуров не было? – задала я наводящий вопрос.

– Нет-с, после я рьяно служил, и мне было не до того. А когда получил достойный чин, решил что для амуров устарел. Да я и не встречал никогда ранее женщин подобных вам, Алевтина Сергеевна.

Более прямо я спросить не осмелилась, и мы опять говорили просто так, в основном о детских воспоминаниях и сиротских обидах. Иоаким Прокопович ел мало, скорее задумчиво ковырялся в тарелке. Ничего интересного, кроме, конечно, как обо мне, он за столом не думал.

– Ну, вот можно и ложиться спать, – сказал он, когда мы покончили со скудным станционным ужином.

Время было еще раннее, не начало даже смеркаться, и ложиться спать было рано. Однако делать в пустой комнате было решительно нечего. Разговор наш постепенно заглох. Иоаким Прокопович сидел за столом и смотрел на меня виноватыми собачьим глазами, не зная, что еще о себе рассказать.

– Да, конечно, давайте ложиться. После сегодняшних волнений отдохнуть никак не помешает, – согласилась я.

Он встал, снял свой теплый шерстяной сюртук и повесил его на гвоздь. Я продолжала сидеть за столом и никак не могла придумать, как мне поступить. Ложиться совсем без одежды я не хотела, мало ли что ночью могло прийти в голову Ломакину. Остаться в платье, значило, что оно скоро обветшает, и я буду выглядеть оборванкой и бродяжкой.

– Что-нибудь случилось? Вы расстроены? – верно, заметив мое состояние, спросил Иоаким Прокопович.

Я объяснила, показала, что платье у меня не ново и если в нем спать, оно долго не протянет.

– Вы меня так внезапно увезли, что я оказалось безо всего, – с легким упреком, добавила я.

– Это можно поправить, – подумав, пообещал он. – Когда приедем в какой-нибудь город, я велю вам купить ночную рубаху.

– А сейчас мне что делать?! – с отчаяньем воскликнула я.

– Нынче можете спать и так, благо, ночи теперь теплые, – предложил он. – Обо мне вы уже составили мнение. Я отнюдь не зверь, так что бояться вам совершенно нечего.

С этим я не могла не согласиться, но все равно, спать голой в одной комнате с посторонним мужчиной мне очень не хотела.

Впрочем, другого выхода у меня не нашлось, я вынуждено, согласилась и опять начала раздеваться. Теперь Ломакин не смущался, с удовольствием за мной наблюдал, отмечая у меня все новые достоинства. Что обо мне мог подумать Алеша, если бы все это увидел! – ужасалась я. Однако получалось, что теперь у меня просто не было другого выхода.

Дождавшись, когда я разденусь и лягу, он начал расстегивать панталоны, что опять оказалось для меня полной неожиданностью. Заподозрить его в коварных планах, я не могла, у него и в мыслях не было ничего такого, просто он снял с себя всю одежду, не обращая на меня никакого внимания. Только встретив мой недоуменный взгляд, объяснил: