Кукловод - Шхиян Сергей. Страница 55

– За большую душу! – не задумываясь, на чистом глазу, сообщил он.

– За одну или за обе? – уточнил я, имея в виду не совсем тоже, что он.

– А разве у человека бывает две души? – не понял Петруша.

– У женщин бывает, особенно когда они топлес, – ответил я, высвобождая рукав, – две такие большие, округлые, нежные души. Простите, мне нужно посмотреть как там больная.

– Да, конечно, надеюсь, вы меня не осуждаете? – спросил он вслед.

– Ничуть, сам такой, – сказал я, уже через плечо, злорадно подумав, что с Машиной железной волей и княжеской спесью, парень, если у них сладится, окажется в крепких, надежных руках.

– Только не знаю, пойдет ли за вас княжна Урусова, – добавил я ложку дегтя в бочку розового меда, – она происходит от Едигея Мангита, а это очень древний род.

– А мы ведем свой род от самого Рокши! «Честна мужа из немцев!», – совсем другим голосом сообщил Кологривов. – Его потомок в десятом колене, Иван Тимофеевич Пушкин, прозванный «Кологрив» был моим…

– Ну, если вы потомок того Пушкина, тогда я думаю, у вас все будет в порядке, – пообещал я, уже входя в Машины апартаменты.

Девушка, что оставалась с Машей, сидела перед кроватью на стуле и клевала носом. Мой приход ее разбудил, и она тут же принялась стрелять шальными, довольно-таки, бесстыжими глазками.

– Спит? – спросил я, кивнув на больную и нарочно не обращая внимания на миловидную сиделку.

– Спит, – кокетливо, подтвердила она.

Я вытащил из-под одеяла Машину руку и проверил пульс.

– А ты что такое, барин, делаешь? – заинтересовалась шустрая сиделка.

– Слушаю, как стучит сердце, – объяснил я.

– Шутишь, – засмеялась она, – сердце разве в руке? Оно вот здесь, – объяснила девушка, положив руку на свою высокую грудь. – Не веришь? Можешь сам послушать, как стучит!

Похоже, нравы в доме Кологривовых царили не слишком пуританские.

– По руке тоже можно проверить, – вежливо отверг я предоставляемую заманчивую возможность «пальпировать» сельскую шалунью, – сама приложи палец к жилке на запястье и почувствуешь.

Девушка приложила, но ничего не почувствовала.

– Нет, у меня сердце только в груди бьется, – сообщила она, выгибая спину, чтобы эта часть ее тела не оказалась незамеченной.

– Нужно вот так слушать, – объяснил я, беря ее за руку и пристраивая палец на нужное место. – Теперь чувствуешь?

– Ну, надо же, в руке сердце бьется! – поразилась девушка невиданным открытием. – А еще где-нибудь бьется? – игриво поинтересовалась она.

Я многообещающую исследовательскую деятельность не поддержал и погрешил против истины:

– Больше нигде, – и попросил, – ты мне, пожалуйста, не мешай, я сейчас буду лечить боярышню.

– А можно я посмотрю? – умоляющим тоном попросила она.

– Хорошо, смотри, только не разговаривай, – не смог отказать я симпатичной представительнице прекрасного пола.

Похоже, известие о смерти родителей оказалось последней каплей переполнившей резерв сопротивляемости организма, и Маша всерьез заболела. Определить, что с ней я сразу не смог и вынужден был водить ладонями над всем телом, пытаясь по своим ощущениям понять, что с ней случилось. Ничего так и не определил и решил провести, что называется, общеукрепляющий сеанс терапии. Со стороны такое лечение, наверное, выглядело не очень убедительно. Я не касаясь кожи, просто медленно водил над телом руками. Когда устал, прикрыл княжну одеялом и сел в кресло отдохнуть.

– Барин, – прошептала над ухом сиделка, – а что ты такое делал?

– Лечил, – ответил я, откидываясь на спинку кресла. – Теперь барышня поспит и выздоровеет.

– А меня можешь полечить? – лукаво, спросил она.

– Тебя то зачем? Ты и так здоровая, кровь с молоком. Вон, какие щеки румяные!

– Не скажи, – грустно сказала она, – иной раз так в груди щемит! Страсть!

– Это у тебя не от болезни, а по другой причине щемит, – невольно включился я в разговор. – В тебе так кровь играет.

– А, правду, бабы говорят, что ты из парня можешь девку сделать? – задала она новый вопрос.

– Какие еще бабы? – спросил я.

О том, что Маша не мужчина, стало известно узкому кругу лиц меньше часа назад, все это время девушка не выходила из комнаты и ни с кем не общалась. Вопрос: как неведомые «бабы» обо всем этом узнали и сообщили моей новой знакомой.

– Наши, бабы, из людской, – чуть громче, чем нужно, ответила она, и Маша беспокойно зашевелилась во сне. – Уже все про то давно знают.

– Тише, – попросил я, – тебя, как звать?

– Любой, – ответила она, озорно блеснув глазами. – А называть можешь, как понравится, хоть Любушкой, хоть Любашей.

– Вот и хорошо, Любаша, если тебе так хочешь поболтать, пойдем в будуар.

– Куда пойдем? – кокетливо переспросила девушка.

– В ту светлицу, – перевел я на русский язык, подозрительное слово.

– А ты, барин, приставать не станешь? – непонятно с чего испугалась она.

– А ты как хочешь?

– Я девушка честная и ничего такого себе делать не позволяю, – твердо сказала она.

Я не стал уточнять, кому она ничего не позволяет делать «ничего такого». Себе или с собой, пожал плечами и остался сидеть в кресле.

– Вольному воля – спасенному рай!

Поговорка Любе почему-то не понравилась, она нахмурилась, поправила платочек на голове и, решившись, спросила:

– Скажи правду барин, ты из бабы мужика можешь сделать?

– Могу, только не здесь, – серьезно ответил я, показал глазами на княжну и прижал палец к губам.

Сиделка понимающе кивнула и сама пошла в соседнюю со спальней комнату. Я двинулся вслед за ней. Судя по меблировке дома, Кологривовы жили значительно скромнее Урусовых, но, последний кусок еще не доедали. Я осмотрел довольно уютный будуар и опустился на мягкую кушетку, обитую лиловым бархатом. Девушка устроилась на другом ее краю.

Мы уже включились в игру, но оба делали вид, что сидим здесь просто так, чтобы не тревожить спящую барышню.

– А из меня сможешь парня сделать? – вдруг попросила она.

– Тебе это зачем? – засмеялся я, с удовольствием глядя на ее милое, круглое лицо с ямочками на щеках.

– Просто так, хочу побыть мужиком, – игриво, поведя плечом, сообщила она.