Противостояние - Шхиян Сергей. Страница 17

– Это само собой, – заверил я, – и вообще, как-нибудь постараюсь обойтись без стрельбы, мы мирные люди…

– Ну, ну… Только все дома не держи, да и с гранатами осторожней. Я их пробовал, работают как часы, но очень шумные.

На том и порешили. Проводив Максима, я отвез в тайник «Шмайссеры» и гранаты – оставил себе только «Вальтер» и две обоймы патронов. Статья уголовного кодекса за хранение в таких масштабах огнестрельного оружия меня не грела.

Между тем, вокруг меня по-прежнему было тихо и спокойно. Таинственные телефонные звонки прекратились, в квартиру (я подготовил несколько «шпионских» ловушек) никто не проникал. Я занялся своими повседневными делами, а по вечерам писал «воспоминания». Единственно, что изменилось в жизни, теперь я не выходил из дома без пистолета и поднимался на свой этаж не на лифте, а пешком по лестнице.

Даша позвонила только один раз, справилась о документах и разговаривала со мной подчеркнуто холодно. Я предполагал, в чем причина такого отношения, но ничего поделать не мог. «Не обещайте деве юной любови вечной на земле». Чего я, в наших с ней отношениях, кстати, никогда и не делал. Да и вообще разговоров об этом большом чувстве у нас не было. Бесспорно, у Даши были шарм и воспитание, но не хватало чего-то, что привлекает меня в женщинах. Скорее всего, причиной тому была ее революционная юность и благоприобретенная ментальность. В аналогии с нашим временем ее можно сравнить с нынешними «бизнес-леди». У них присутствуют четкость, резкость в суждениях, уверенность в собственной значимости и непогрешимости. Для деловых отношений это незаменимые качества, но в любви мне нравится нечто более мягкое и аморфное.

Чтобы не запутывать наши с ней отношения, я разобрал ценности и по-братски их поделил: пополам настоящие и дешевые украшения, после чего зарезервировал в банке две ячейки и попросил Ордынцеву приехать Она поломалась, но согласилась. Новая «подруга» по имени Вадим успела внести лепту в ее внешность. Ордынцева коротко остригла волосы, и начала использовать легкую косметику.

Встреча состоялась утром. Даша холодно кивнула и вежливо поинтересовалась моими делами

– Спасибо, все хорошо, – ответил я. – Как у тебя?

– Прекрасно, – живо сказала она и задиристо подняла подбородок. – Я вступаю в партию.

– Рад за тебя, – сказал я, не прося уточнить, что это за партия. – Я разделил наше имущество на две части, – показывая на две кучки украшений лежащие на столе, перешел я к конкретному делу, – выбирай себе любую.

– Зачем? – почему-то высокомерно спросила Ординцева.

– Со мной может что-нибудь случиться, и ты останешься без ничего.

– А мне ничего и не нужно.

– Тебе, как минимум, нужны квартира и документы, а все это стоит денег, и немалых.

Даша равнодушно кивнула, не проявляя ни заинтересованности, ни благодарности. Я разозлился, но не показал вида и спросил:

– Какую кучку выбираешь?

– Мне все равно. Пусть будет эта, – кивнула она на ближнюю к себе золотую горку. – Тебя совсем не интересует моя новая партия? Неужели у тебя совсем не болит душа за обездоленных людей? В стране не прекращается кризис! Народ спивается! Старики нищенствуют! У вас выбранные правители к простому народу относятся хуже, чем относился царский режим в России перед февральской революцией!

– Это ты, извини, преувеличиваешь, у нас в стране испокон века к людям относились хуже, чем к скотине. Только, когда власть клевал жаренный петух в одно место, тогда вспоминали, что мы такие же люди, Ты еще скажи, что при коммунистах было больше демократии, чем сейчас.

– А разве нет? Тогда мы все были товарищами!

– Ты не совсем права, – возразил я, – коммунисты снисходили до того, что называли своих крепостных «товарищами», а теперь статус повысился, ко мне даже президент может обратиться «господин». Другое дело, что делать он этого не будет.

– Зачем ты шутишь! Ведь вопрос очень серьезный!

– Совершенно с тобой согласен, – искренне сказал я, – только ответа на него нет.

– Ответ есть, и он в борьбе партии за права граждан!

– Да, конечно, только те методы, которые вы, революционеры, обычно предлагаете, мне не нравятся.

– Откуда ты знаешь, какие у нас методы? Приходи к нам на диспут, сам убедишься, что марксистская наука все эти годы не стояла на месте, и теперь у нас есть ответы на большинство вопросов преобразования человеческого общества.

– Спасибо, но у меня пока нет желания дискутировать с политическими экстремистами.

– А ты не боишься, когда мы победим, оказаться лишним? Тогда ведь тебе припомнится такая аморфная позиция.

– Нет, не боюсь. Я вообще, как ты имела возможность убедиться на личном опыте, редко чего-нибудь боюсь. Тем более, – меня подмывало сказать, что я думаю и о самой Ордынцевой, и о подобных организациях, но я не рискнул обострять спор, нужно было идти в банк, – что политика меня в данный момент не интересует.

– Тебе виднее, – со скрытой угрозой в голосе сказала Даша.

– Угу, – буркнул я, и занялся упаковкой украшений.

Я завернул их в обычные газетные листы, заклеил скотчем и надписал фломастером наши имена. Даша безучастно за мной наблюдала. Подготовив пакеты, я положил их в спортивную сумку и сказал;

– Теперь поедем в банк.

– Зачем?

– Там поймешь, – окончательно рассердился я. – Надеюсь, что с твоей квартирой все решится. Тогда тебе опять понадобятся деньги.

– Хорошо, если тебе так удобней. Я не вправе требовать, чтобы ты тратил на меня свое драгоценное время! – издевательски-патетично воскликнула Ордынцева.

Мне осталось только скрипнуть зубами и пойти в прихожую одеваться. Ордынцева своим неадекватным поведением начала меня порядком раздражать, Однако, когда мы вышли из дома, она словно почувствовала, что я очень сердит, перестала выделываться и, пока мы ездили в банк, и я провожал ее до квартиры товарища по партии, вела себя нормально, без залетов, и мы расстались почти сердечно.

Решив проблему с ценностями, я намеревался этим вечером сходить на одну интересную тусовку. В конце концов, следовало как-то отпраздновать неожиданную свободу. Однако, уйти из дома я не успел. В восьмом часу вечера ко мне в квартиру позвонили. Я никого не ждал и, прежде чем открыть дверь, посмотрел в глазок. На нашей плохо освещенной лестничной площадке стояла незнакомая девушка.