Прыжок в прошлое - Бакли-Арчер Линда. Страница 41

Они сталкивались с нищими и торговцами, слугами и рабочими, уличными мальчишками и придворными. Вскоре они начали различать детали непрерывно меняющихся сцен: черные мушки на белых напудренных лицах, грязные хвостики волос и треугольные шляпы, парики и тюрбаны, каскады кружев, ниспадающих из широких рукавов, белые чулки и начищенные черные сапоги, изысканные остроносые туфельки на каблуках и с украшениями, которым нечего было делать в грязи этой улицы.

Каждые несколько ярдов их окликал очередной разносчик.

– Кто купит мои прекрасные розы? Две за пенни, четыре за пенни! – кричала цветочница.

– Горячий пудинг и серый горох! – выкрикивала толстая женщина, помешивая в сковороде зеленую массу.

Они быстро научились отступать в сторону, когда слышали: «Кресло!» или «Посторонитесь, сэр!». Преподобный толкнул Сидни, чтобы его не растоптали двое носильщиков, которые несли портшез. Портшез, должно быть, принадлежал знатной семье, поскольку был покрыт парчой, а обивка ручек была расшита золотой нитью. Носильщики, одетые в ливреи, сломя голову бежали по улице со своей тяжелой ношей и были не в состоянии остановиться, если кто-то попадался у них на пути. Когда они пробегали мимо, Кэйт увидела, как в окне промелькнули бирюзовая тафта, разрисованный веер и нитка жемчуга на сливочной коже.

А Питер подумал, как было бы здорово, если бы здесь оказалась мама. Однажды она работала над историческим фильмом и показала сыну реквизит. Мама была очень горда тем, что они используют подлинные предметы. Он представлял себе выражение ее лица, если бы она видела все это своими глазами. Ему стало грустно и отчаянно захотелось быть не в Холборне 1763 года с Кэйт и семейством Бинтов, не иностранцем в чужом времени, а со своей семьей в своем собственном.

Наконец преподобный вывел их на узкую улицу за шумной таверной, где женщина в откровенном красном платье приблизилась к Сидни, взяла его под руку и сказала:

– Пойдемте, мой молодой сэр, давайте выпьем вместе по стаканчику.

Сидни, потеряв дар речи, уставился на женщину. Преподобный схватил его за другую руку и толкнул вперед. Женщина рассмеялась.

– Быть может, в другой раз, милорд, – крикнула она вслед.

Внезапно они вышли к большому лугу, залитому солнечным светом, – это и был Линкольн-Инн-Филдс. На лугу играли дети, паслись коровы, на скамейках сидели женщины с собачками на коленях. Вокруг стояли высокие роскошные дома. Преподобный подвел их к самому большому дому на южной стороне луга. Они прошли через узорчатые железные ворота, по бокам которых стояли гигантские каменные вазы. Преподобный постучал в дверь медным молоточком в виде дельфина, и ливрейный лакей открыл тяжелые двери. Наконец-то они прибыли в пункт назначения.

К середине дня все вымылись, переоделись и поели. Сэр Ричард Пикард был занят делами в министерстве финансов на Даунинг-стрит, но сообщил с посыльным, что вернется домой на праздничный ужин к восьми часам. Гидеон попросил повариху накормить чем-нибудь Тома перед тем, как тот уйдет. И добрая женщина устроила Тому пир: подала хлеб, цыпленка, ветчину и стакан сидра. Питер и Кэйт сидели с Томом в полутемной кухне, расположенной в подвале. Том, не подымая глаз, жадно поглощал пищу, и когда Кэйт попросила его дать ей подержать мышку, он вынул зверька и позволил ему пробежать по своей голове и плечам, а потом спрятаться у него в рукаве.

– Она ни к кому не пойдет, – объяснил Том. У него ломался голос, и верхние звуки он почти пищал, а нижние басил.

Гидеон спросил, есть ли ему где жить.

– Да, да, сэр, я… – Его голос задрожал.

– И где же это? – допытывался Гидеон. – В доме твоих родителей?

– У меня нет родителей. Жилье… у меня есть жилье, – пробормотал Том.

Питер и Кэйт попрощались с мальчиком, и когда Кэйт протянула ему руку, он не решился взять ее и отступил назад. Питер был уверен, что Том чуть не заплакал. Он наверняка не хочет уходить домой, подумал Питер. Может, нет никакого дома, может, поэтому он и связался с бандой Каррика…

Гидеон дал Тому шестипенсовик. Мальчик выскользнул в заднюю дверь и вышел на аллею позади домов.

– Несчастный негодник, – сказал Гидеон. – Господь в своей мудрости дает некоторым своим детям нести слишком тяжелую ношу…

Ханна настаивала на том, чтобы Питер и Кэйт немного отдохнули после долгого путешествия. Взбудораженные прогулкой по Лондону, дети не чувствовали усталости. Кэйт пришла к Питеру в его крошечную комнатку на чердаке, чтобы обсудить поиски Дегтярника, не подвергая риску Гидеона. Им никак не удавалось прийти к согласию, и вскоре они замолчали. Нарушил молчание Питер.

– Кэйт, – сказал он. – Прости меня за то, что я без тебя поехал с Гидеоном, но я вовсе не собираюсь возвращаться домой один. У меня этого и в мыслях нет. Ты мне веришь?

– Я хотела бы тебе верить, но… не знаю. Не могу себе представить ничего хуже того, чтобы одной остаться в этом 1763 году, не надеясь вернуться назад.

– Ну хорошо, – сказал Питер, – я клянусь… клянусь, что не вернусь домой без тебя.

– Клянешься? Тогда заключим союз на крови. Дай мне ножик.

Кэйт взяла ножик Питера, решительно провела лезвием по своему пальцу, и сжала его так, чтобы появилась капелька крови. Потом измазала кровью кисть руки. Затем она тщательно вытерла лезвие носовым платком и протянула нож Питеру, чтобы он совершил то же самое. Когда он все сделал, она взяла его руку и крепко прижала к своей руке.

– Повторяй за мной, – сказала она. – Клянусь жизнью…

– Клянусь жизнью…

– Что я никогда не вернусь в двадцать первый век без тебя.

– Что я никогда не вернусь в двадцать первый век без тебя.

– Теперь нельзя нарушить это обещание.

– А я и не собираюсь его нарушать, – ответил Питер.

Настроение у Питера и Кэйт улучшилось, и во время разговора они все поглядывали в два маленьких окна, выходящих на Линкольн-Инн-Филдс. Они увидели сидящего на скамейке Гидеона, озабоченно читающего письмо.

– Посмотри, – вдруг сказал Питер. – А это не Том?

– Да, Том. Но почему он прячется за деревом? Я думала, он ушел домой.

В голосе Кэйт прозвучала тревога. Том оглянулся и указал пальцем на Гидеона. И тут же из-за дерева выскочили и помчались к нему Уилл и Джо Каррик.

– Гидеон! – истошно завопили дети. Гидеон успел лишь поднять голову, на него тут же набросили мешок, заломили назад руки и связали их веревкой. Братья потащили Гидеона и быстро затолкали его в ожидающую их карету.

Питер и Кэйт выскочили из комнаты, бросились вниз по лестнице, перескакивая через три ступеньки, и вылетели из входной двери. Карета уже исчезла. Они побежали по узкой аллее, ведущей на главную улицу Холборна, и остановились перед морем карет, колясок и телег. Если та карета и была здесь, то ее невозможно было найти среди других. И даже если бы они ее увидели, что они могли сделать? Несчастные дети поплелись назад к скамейке, где только что сидел Гидеон. Питер поднял письмо, которое их друг уронил во время нападения, и стал машинально сворачивать и разворачивать его. Среди неразборчивого текста было гравюрное изображение Гидеона, размером с большой палец руки. Гидеон был очень похож. Это, наверное, письмо от Джошуа, подумал Питер. Что же случилось с братом Гидеона? Питер передал Кэйт письмо, чтобы она посмотрела на рисунок. В мрачном молчании сидели они на скамейке, опустив глаза.

Хруст гравия заставил их поднять головы. Перед ними стоял дрожащий от страха Том. Питер кинулся к нему и, не соображая, что делает, схватил обеими руками Тома за шею.

– Ты был наводчиком и предал нас! Ты уже давно собирался это сделать! Ты до сих пор в банде Каррика!

Том одним ловким движением схватил Питера за плечи и пихнул его так, что тот упал на спину, раскинув руки.

– Они меня убили бы! У меня не было выбора! Если бы только вы не относились ко мне так… хорошо. Джо не знает, что такое добро. Вы ко мне… Пожалуйста, мистрис Кэйт, возьмите обратно шестипенсовик, который дал мне мистер Сеймур!