Всадник рассвета - Шигин Владимир Виленович. Страница 54

Всегдр отныне становился моим адъютантом и вестовым одновременно. Что касается Горыныча и Эго, то конкретных обязанностей у них пока не было, они просто находились при мне. Горыныч был нашими ВВС, а Эго сделалась санитаркой и поваром в одном лице. Воеводу, который, как мне показалось, был хозяйственней других, я назначил начальником тыла. Для лучшего понимания я назвал тыл “большим обозом”. Только что назначенному воеводе “большого обоза” надлежало сразу же готовить лагерь для приема прибывающих воинов. Кроме “большого обоза” был создан и “лекарский обоз”, для лечения больных и раненых, в том числе и лошадей.

Подле своего “штабного” шатра я поставил длинный шест с флагом: на красном фоне всадник на белом коне, несущийся на врага с обнаженным мечом. Почему выбрал именно такой рисунок, сказать не могу. Просто показалось красиво!

Затем было много иных дел и иных забот. После организации тыла мы с Вышатой занялись службой связи, куда определили самых быстрых и сообразительных воинов, которые должны были передавать мои приказы во все концы земли эстафетой. Затем настала очередь саперных частей. Туда отобрали умелых и мастеровитых. “Саперы” должны были наводить мосты и чинить телеги, заниматься осадой крепостей и оборудованием полевых лагерей.

Нашлось дело и волхвам. Я отобрал из них наиболее хитрых и немедленно отправил под видом странников в сторону Греции и Египта. Эта своеобразная дальняя разведка должна была в будущем обеспечить нас самой свежей информацией при подходе к вышеупомянутым странам, а заодно сеять смуту и распространять панические слухи в стане врага. В преданности волхвов можно было не сомневаться, а потому их я подчинил персонально себе. Волхвы были горды этим доверием, ведь теперь они имели своим начальником и Посланника и бога одновременно.

Помимо дальней разведки была образована и ближняя тактическая, в которую вошли наиболее опытные и ловкие воины.

По мере подхода отрядов началось формирование войска. И сразу новая проблема! Привычную для всех организацию войска по родам я отверг напрочь, чем вызвал непонимание и роптание всех начиная с Вышаты.

– Как можно воевать, не чувствуя плеча сородича? – недоумевали воеводы и простые воины.

Все мои увещевания и убеждения, что родовая система изжила себя и не может быть применена для создания столь крупного войска хотя бы по той причине, что одни роды большие, а другие совсем малые, никакого действия не возымели.

– Так деды воевали, так и нам надлежит! – твердили мне все упрямо.

Дело дошло до того, что мнение по этому поводу стали высказывать даже волхвы.

Пришлось действовать приказом. Все воины были перемешаны вне зависимости от их родов и поделены в соответствии с моим планом на равные полки. Воистину, единение народа через общность армии! Поначалу воины разных родов старались держаться обособленно друг от друга, но постепенно все встало на свои места. Это был, однако, единственный случай столь упорного непонимания. В дальнейшем, когда предложенная мною схема организации войска подтвердила свою жизнеспособность, никто к этой проблеме уже не возвращался.

Сформированные полки насчитывали по пятьсот-шестьсот человек. Подразделялись они на сотни во главе с сотниками и десятки во главе с десятскими. Каждым из полков командовал полковой воевода. Помимо “большого обоза” при каждом полку был образован собственный мобильный “малый обоз”, который мог обеспечить основные первоочередные нужды, были у полка и свои собственные “саперы”.

Закончив формирование, каждому из полков в самой торжественной обстановке, с песнопениями и жертвоприношениями животных, я вручил собственный стяг, у которого воины клялись умереть, но не изменить общему делу.

По существу, я воссоздал наполеоновскую организацию армии, которая состояла из совершенно самостоятельных и автономных соединений, они с равным успехом могли действовать как в составе всей армии, так и отдельно от нее. Но, естественно, с поправкой на эпоху.

Менее удачной была моя попытка создать нечто вроде артиллерии. Я начал было вечерами вычерчивать какие-то подобия смутно представляемых мною баллист, но инженерного таланта у меня никогда не имелось, и из этой затеи ничего путного так и не вышло. Пришлось удовлетвориться тем, что у нашего вероятного противника тоже, скорее всего, не было ничего подобного. Волхвы, по крайней мере, об этом молчали.

Время было дорого, а потому сразу же по формировании началась интенсивная боевая учеба. С утра до вечера шли учения в поле и в лесу. Начав с индивидуальной подготовки, с которой все обстояло хорошо, мы постепенно перешли к полковым учениям. Здесь дела шли уже похуже, ибо приходилось учить сразу и воинов, и их воевод, которые еще никогда не командовали столь значительными массами. Большой проблемой оказался строй. Ни воины, ни их вновь назначенные начальники долго не могли уяснить, для чего надо куда-то маршировать плечом к плечу, а не бросаться всем вместе – кучей. Но удалось решить и эту проблему. Чтобы обучить воинов хождению в ногу, пришлось воспользоваться вычитанным мною когда-то в детстве рассказом о царе Петре, который привязывал к ногам своих солдат сено и солому. И теперь у нас, как и в будущие петровские времена, отовсюду неслось зычное:

– Сено! Солома! Сено! Солома!

Пока полки учились маршировать и исполнять самые простые команды, я засел за тактику. Пришлось вспоминать все, что когда-то читал в книгах, слушал на лекциях по истории военного искусства в училищных и академических стенах. В основу действий конницы я решил положить знаменитый принцип Фридриха Великого: “атака рысью с переходом перед непосредственным соприкосновением с противником в аллюр”.

Пехоты я решил не создавать. Впереди у нас были большие рейды по степям, и с пехотой мы далеко бы там не ушли, однако, помня о знаменитых греческих фалангах, я стремился, чтобы воины были подготовлены для участия как в конном, так и в пешем бою. Говоря языком далекого будущего, вся моя армия представляла, по существу, из себя мобильный и компактный драгунский корпус. Такую организацию войска я считал наиболее оптимальной.

Наиболее метких стрелков я выделил в особые отряды лучников, градом точных стрел они должны были поддерживать своих атакующих товарищей. За каждым из молодых воинов закрепил опытного ветерана. Зная, что греки, возможно, выставят против нас свою знаменитую фалангу, я долго мучился над вопросом, как бороться с ней, как ее расчленить и разорвать, пока не остановился на том, что должны быть в нашем войске наиболее сильными фланги, которые могли охватить неуклюжую и громоздкую фалангу, а затем, ударив в тыл, разнести ее в пух и прах.

Придумать-то я все придумал, но теперь предстояло всему этому научить других, одновременно по ходу дела учась и самому!

Кроме формирования армии, меня все время волновала одна совершенно шальная мысль: а не “изобрести” ли мне порох и не попробовать ли создать настоящее огнестрельное оружие? К этой мысли я пришел совершенно случайно, когда однажды стал свидетелем того, как местный знахарь втирал одному из воинов в тело серу, леча таким образом какое-то кожное заболевание. Вспоминая когда-то прочитанную мной хронику покорения Кортесом государства ацтеков, я знал, сколь необыкновенный и решающий эффект имело использование этого грозного оружия. В то же время меня мучили и большие сомнения: не получится ли так, что мое неосторожное “изобретение” причинит больше вреда, чем пользы, более того, изменит ход всей мировой истории? В конце концов после долгих и весьма нелегких раздумий я решил все же порох “изобрести”, но армию им не вооружать, а изготовить пороховые смострелы только для себя и наиболее близких и преданных мне людей. Итак, решение принято.

Теперь надо достать основные пороховые ингредиенты. Серу и древесный уголь мне в тот же день привезли в большом количестве. Не хватало лишь селитры. Ее я начал искать по пастбищам и подвалам. И вскоре уже держал в руках первые соскребы этой желтовато-беловатой массы. Теперь по моему приказу селитру искали и соскабливали сразу несколько обученных мною людей.