Крепостная маркиза - Шкатула Лариса Олеговна. Страница 27

— Лучше оградить себя от возможных сюрпризов, — небрежно сказал Патрик, поймав ее вопросительный взгляд.

Наверное, Соня его побаивалась. Так всякая женщина инстинктивно настораживается, когда не может понять действий мужчины в отношении нее.

А Патрик для княжны вообще был темной лошадкой, и, значит, от него можно было ожидать чего угодно.

Если хорошо подумать, не все ей было ясно в этом деле. В том, где пострадали оба. Соня натерпелась тогда такого страха, видя, как один за другим падают сопровождающие ее в поездке мужчины… Вот и Патрик едва не расстался с жизнью — ради какой большой цели? Игры сильных мира сего? Но они оба люди отнюдь не заурядные, чтобы позволять кому бы то ни было обращаться с собою, как с игрушкой…

Если Патрик знал, что на карету, в которой поедут Соня с графом Савари, будет совершено нападение, то почему поехал тоже? Наверняка и он, и герцогиня де Полиньяк понимали, как это опасно. И если Иоланда все-таки Патрика с нею послала, значит…

Ах, значить это может все, что угодно! То ли она им не слишком дорожила, то ли Патрик сам на поездке настоял, поди теперь разберись.

А что, если он поехал из-за Сони? То есть она уже тогда была ему настолько дорога? Нет, глупости, Патрик совсем ее не знал.

Который раз Соня пыталась самостоятельно объяснить себе мотивы, которые двигали всеми участниками того дела, и каждый раз незнание фактов не давало ей продвинуться вперед.

— Итак… — Патрик выжидающе посмотрел на Соню и, уловив в ее глазах решимость, протянул руку со свечой. — Прошу, ведите меня в свою святая святых.

— В прошлый раз Эмиль брал с собой факел, — пробормотала она.

— В прошлый раз, это когда…

— Мы втроем ездили к фамильному склепу де Баррасов, — пробормотала Соня, стараясь не смотреть ему в глаза.

— И повезли столько цветов, что еще несколько дней в карете не выветривался их запах…

Она кивнула.

— То есть и молодая вдова, и ее любовник, и вы вдруг одновременно почувствовали тоску по накануне почившему мосье Антуану…

— Перестаньте, Патрик! Ну что вы душу из меня тянете?

— Оригинальное выражение — тянуть душу. Значит действовать чересчур медленно?

— Нет, пытать изощренно!

— Ого, это что-то новенькое. Так говорят в России? Впрочем, называйте как хотите, но и будьте справедливы: как я могу не тянуть из вас эту самую душу, когда какому-то Эмилю вы оказали больше доверия, чем мне, вашему преданному слуге!

— Никакого доверия я ему не оказывала! — перебила его Соня. — Мы с Агриппиной все сделали так, что он ничего не заподозрил.

— Но в подземелье-то Эмиль спускался?

— Спускался. Но только лишь для того…

— Для чего?

— Чтобы забрать тело Флоримона де Барраса.

Соня выговорила эти страшные слова и опять испугалась: ну почему она все время дает в руки Патрика дополнительные козыри против нее?! В то время как он сам… да, он сам о себе так и не сказал ничего.

Только пообещал, что когда-нибудь все расскажет.

Как сказала бы покойная маменька, умри ты сегодня, а я — завтра!

— Нет, милая княжна, совершенно напрасно вы морщите свой прекрасный лоб. Пора бы уж решить вы доверяете мне или не доверяете? В таких вопросах делать что-то наполовину в любом случае равносильно поражению.

— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать? — жалобно протянула Соня.

— Хочу сказать, что пришла пора откровений.

Нужно, чтобы в это поверили и вы. Все равно отступать уже поздно.

— Поздно? — эхом повторила Соня.

— Поздно. Доверьтесь мне, Софи, и открывайте этот ваш чертов механизм! Долго мы будет топтаться перед входом в вашу сокровищницу?! -

12

Нешуточный напор Патрика заставил Соню поторопиться. И вправду, отступать ей было некуда.

Так что она кинулась нажимать заветные камни в стене коридора. Кстати, уж не по чертежам ли маркиза Антуана была сделана потайная дверь в лабораторию ее деда Еремея? Стена медленно отъехала в сторону, и Патрик шагнул в проем, чуть опередив Соню, чтобы стать на ступеньку ниже и подать ей руку. Человек благородного происхождения благороден в любой ситуации.

Он мазнул пальцем оставленную факелом на стене копоть и сказал:

— Думаю, мы с вами обойдемся двумя нашими свечами. Нам ведь не придется читать какой-нибудь алхимический манускрипт, чтобы открыть дверь в саму сокровищницу? И вряд ли нас здесь поджидает какой-нибудь монстр, от которого пришлось бы отбиваться факелом…

— Без факела Агриппина не захотела спускаться, — заметила, будто оправдываясь, Соня.

Он внимательно посмотрел, как княжна закрывает механизм — она предпочитала все же, чтобы дверь в подземелье не оставалась открытой, — и для верности проделал эту операцию сам, открыв, а потом закрыв вход.

— Какой умница был старик Антуан! — весело сказал он, продолжая медленно спускаться по лестнице и поддерживать под руку Соню. — Недаром все же господь отпустил ему столько долгих лет.

— Скорее всего, эту роль частично взял на себя мой дед, — не смогла не похвастаться Соня: уж если она сама не обладала никакими выдающимися способностями, то могла хотя бы гордиться теми, которыми были наделены ее предки. — Он изготовил в своей лаборатории эликсир, продлевающий жизнь, который Антуан де Баррас пил долгие годы.

— И секрет этого эликсира, конечно же, утерян? — отчего-то с насмешкой спросил ее Патрик.

— Вовсе нет, — тоже насмешливо фыркнула Соня, не в силах отказать себе в удовольствии лицезреть оторопелость на лице бывшего гвардейца. Но внутри ощутила некоторую холодность: так ли правильно она поняла наброски деда насчет рецепта? Стоит ей не правильно прочесть хотя бы одно составляющее, и пресловутый эликсир станет обычной водой. Если не ядом!

Кстати, Патрик был прав в своих сомнениях.

Дневник деда остался в Петербурге — сохранит ли ее брат бумаги? А то ведь и сожжет, разозлившись от неумения прочесть их… Но сейчас не до эликсира.

Позднее, когда у Сони появится время для работы с бумагами, когда она сможет вернуться в Петербург…

— В самом деле, о чем я решил говорить, спускаясь по лестнице в это темное затхлое подземелье? — пробурчал Патрик себе под нос. — Тут вовсе не то место, где стоит задавать вопросы и ждать на них ответы. Всему свое время.

Соне показалось, что спускаются они ужасно долго. Она даже мысленно содрогнулась: будто в ад.

Но тут лестница кончилась, и они вышли на то место, где коридор раздваивался, а оба хода терялись где-то в кромешной темноте.

Патрик повернулся к Соне и не без ехидства спросил:

— Ну и куда теперь нам идти, вы случайно не забыли?

Она не смогла бы забыть, наверное, даже если бы захотела.

Не так давно Соня медленно брела по этому коридору вдвоем с маркизом Антуаном, первоначальное оживление которого сменилось такой сильной слабостью, что старик высказал желание умереть прямо здесь и сейчас. Соне пришлось как следует встряхнуть его, чтобы привести в чувство, а потом взывать к его ответственности и чувству долга. Ведь в таком случае она могла бы остаться здесь навечно. У входа караулил бы ее разгневанный Флоримон, а где искать выход наружу, она, конечно же, тогда не знала.

Но все же Соня сейчас мысленно проверила себя: так, теперь спуститься по ступенькам еще ниже, повернуть направо…

— Да-а, — протянул позади нее Патрик. — Пожалуй, если бы вдруг вы надумали бросить меня здесь, я мог бы и не найти выход наружу, даже зная секрет механизма. А почему им не воспользовался Флоримон?

— А потому, что он оказался запертым в подземелье нечаянно. Каким-то образом он — возможности подробно расспросить умирающего маркиза у меня не было — отыскал люк. Выход из подземелья как раз на границе владений де Баррасов. Расковырял его или сумел подыскать ключ к механизму. Словом, ход он открыл, но не знал, как держать его открытым, и воспользовался в качестве рычага бревном… Ну, и потихоньку стал вывозить золото и прятать его в своем тайнике. Эмиль с Агриппиной это заметили — не то, что некто вывозит именно золотые слитки, а то, что какой-то человек во всем черном приезжает на закрытом фургоне и что-то возит. Они не подумали, что вывозит отсюда, а именно — возит и тут прячет… Решили, что он — контрабандист какой-нибудь местный.