Орлиные перья - Шклярский Альфред Alfred Szklarski. Страница 8
— Дух моего брата видел, должно быть, страшные сны, потому как брат мой был очень беспокоен, — сказал Миш'ва вак.
Ах'мик попытался овладеть собой. Прошло некоторое время, прежде чем он смог сказать:
— Племя лисов напало на наш лагерь. Оно взяло в плен Мем'ен гва.
Лицо Миш'ва вака стало серым. Он давно хотел взять в жены Мем'ен гва. И раз ее отец глазами своей души видел нападение на лагерь и пленение дочери, то пренебрегать столь красноречивым предостережением было нельзя.
— Они увели с собой твою дочь?! — воскликну: он, потрясенный злой вестью.
— Да, но она вернулась.
— Убежала или ее отбили? — порывисто спросил Миш'ва вак.
— Не знаю. Мой дух слишком быстро вернулся в тело.
— Плохо он сделал, плохо… — с горечью заметил Миш'ва вак, тешивший себя надеждой, что именно он спас Мем'ен гва. Если бы Ах'мик увидел это глазами духа, то так, наверное, и было бы.
— Проклятое племя, лисов… — гневно проговорил Ах'мик. — Они снова собираются напасть на нас.
— Раз духи предостерегают моего брата, значит так должно быть, — согласился Миш'ва вак. — А мой брат уверен, что это было племя лисов?
Ах'мик серьезно кивнул:
— У того, кто схватил Мем'ен гва, была голая голова, а на ней красное оперенье с пером орла.
— Это фоксы, наверняка, фоксы! Они бреют и украшают свои головы. Мем'ен гва держала в руке перо орла?
— Кажется, да!
— Это добрый знак. Мы победим, если сумеем опередить их.
— Мой брат хорошо говорит. Мы должны отправиться в поход против лисов и сауков. И тогда упредим их.
— Раз духи объявили моему брату свою волю, им нельзя перечить. Когда Ах'мик объявит, что хочет ударить по лисам и саукам, к нему присоединится много воинов. Я тоже приму участие в походе.
— Как только мы вернемся в лагерь, я посоветуюсь с шаманом, правильно ли мы поняли волю духов?
— Я уверен, что он подтвердит наше предположение.
— Лисам и саукам надо преподать хороший урок. На рассвете мы отправимся в путь. Как чувствует себя наш пленник?
Услышав вопрос, Миш'ва вак смутился.
— Его дух все время пытается покинуть тело, — ответил он. — Я не мог даже как следует накормить пленника. Он без сознания. Может, медведь мстит ему?
— Значит, он не сможет идти самостоятельно?
— Он без сознания. Это задержит наш поход против лисов и сауков, а мы без промедления должны выполнить волю духов. Ты поступишь разумно, если убьешь его.
— Я подумаю, как поступить с вахпекутом, — ответил Ах'мик. — Пусть Миш'ва вак теперь отдохнет. Я буду сторожить.
Сказав это, он сел у тлеющего костра. Миш'ва вак опустился на лежанку.
Ах'мик сидел задумавшись. Он все еще находился под впечатлением сна, который, как и все индейцы, считал явью. По их повериям, когда человек засыпал, то душа его покидала отдыхающее тело и вела нормальную жизнь в мире духов. Именно тогда духи подсказывали человеку, как действовать дальше. Они предупреждали об опасности, объявляли волю таинственных сил, становившуюся законом для всех живых существ.
Ах'мик всегда следовал указаниям неземных сил. И теперь он твердо решил пойти войной против лисов и сауков, начав строить план будущего похода. Только вот как быть с пленным? Он посмотрел в угол, где лежал молодой вахпекут. На губах юноши запеклась кровь.
«Кости целы, а кровь идет, — подумал он. — Видимо, удар медведя был опаснее, чем полагает Миш'ва вак».
Ах'мик подошел к пленнику, склонился над ним и взялся за нож, но тотчас же отдернул руку. Он сохранил юноше жизнь и потому не мог убить его сейчас.
«А не лучше ли было бы оставить вахпекута здесь, отдав его собственной судьбе?» — спросил он самого себя. И сразу же нахмурился: намерение усыновить пленника сделало одинокого охотника близким ему человеком.
Ах'мик коснулся головы вахпекута. Лоб был горячим.
Индеец вышел из шалаша. Серебряный месяц освещал заснеженный лес. Тишину не нарушали даже ночные птицы. Ах'мик взял горсть чистого снега и вернулся в шалаш, сев у изголовья пленника. Сперва он умыл снегом окровавленные губы, потом вложил ему в рот несколько горсточек льда.
И сразу же на лице вахпекута появилось выражение облегчения. Он глубоко вздохнул, словно выныривая из глубины, и открыл глаза, взглянув затуманенным взором на склонившегося над ним мужчину. Потом закрыл их. Но это были уже глаза, в которые вернулось сознание.
Ах'мик положил холодную ладонь на горячий лоб юноши. Тот пошевелил губами, говоря что-то. Ах'мик склонился ниже и тогда услышал слабый шепот:
— Добей меня, чиппева, как советовал тебе твой товарищ.
— Значит, ты слышал? — удивился Ах'мик. — Ты понимаешь наш язык?
— Немного.
— Раз ты слышал и понял, то будешь жить. Не думай о смерти.
Не теряя времени, Ах'мик разбудил Миш'ва вака.
— Вставай, — сказал он. — Дух вернулся в тело вахпекута. Дай ему поесть, а я положу на шесты нашу поклажу. Скоро начнет светать.
V. МЕМ'ЕН ГВА
Техаванка не знал, сколько времени прошло после его пленения. Порой он терял сознание, и тогда его душа покидала раздираемое лихорадкой тело. Грезы мешались с действительностью. Ему казалось, что чиппева несут его через лес, потом он увидел себя лежащим в мрачном вигваме 30 — так на алгонкинском наречии называлась хижина. До него доходили обрывки разговоров, он слышал не предвещавшие ничего хорошего военные песни чиппева.
Несколько раз появлялся его Дух-Покровитель. Своими огромными крыльями золотистый орел раздвигал стены вигвама и забирал его с собой в длительные скитания. И тогда слабость покидала Техаванку, он становился легким, как сухой осенний лист, и без труда парил в пространствах.
Они улетали далеко на запад, в страну бескрайних волнистых прерий, безлюдных каменных пустынь и высоких гор. Неизвестные Техаванки земли выглядели так, как рассказывал Красная Собака, который дважды ходил на запад во времена миграций больших групп дакотов. Возвращаясь в родные места, он слагал удивительные истории об индейцах, осевших на больших складчатых равнинах.
Молодой Техаванка, затаив дыхание, слушал рассказы. о новой жизни дакотов… Глазами воображения он видел их, мчащимися по прерии на необыкновенных сунка вакан, или таинственных собаках 31, позволявших быстро передвигаться с места на место. И теперь, находясь в бреду, он сам был владельцем великолепного сунка вакан и стремительно несся на запад, спасаясь от чиппева и легендарного, агрессивного белого человека, которого никогда не видел.
Как-то, блуждая вместе с Духом-Покровителем, он прибыл в родной поселок. На холме, неподалеку от деревни стояла его сестра Утренняя Роса. Закрывая ладонью глаза, она смотрела на север. Верно, ждала его. Волнение охватило Техаванку. Он хотел было дать ей знать, что находится неподалеку, но уважительное отношение к сестре не позволяло непосредственно обратиться к ней. Когда они были детьми, то вместе играли, шутили, но, достигнув зрелого возраста, обязаны были избегать друг друга. Но это была исключительная ситуация, и Техаванка хотел хотя бы словом утешить сестру.
— Я здесь! — крикнул он, наклонившись к девушке.
Утренняя Роса даже не дрогнула. И Техаванка понял, что она не может слышать слов, которые про-износит дух. В отчаяньи он протянул руку и коснулся ее плеча. Она обернулась. Он посмотрел ей в лицо.
Это была не его сестра. У нее были такие же черные глаза, и она с такой же заботой смотрела на него, и все-таки это была не Утренняя Роса. Разочарованный и смущенный, он убрал руку.
Сознание возвращалось к нему. Он вспомнил неудачную охоту, пленение. Чиппева несли его через лес, и сейчас он, должно быть, находится в их вигваме. Техаванка был слишком слаб, чтобы полностью владеть своими чувствами, но девушка, склонившаяся над ним, заметила тень разочарования на его лице. Она опустила прохладную ладонь на его лоб и тихо сказала мелодичным голосом:
30
Популярное алгонкинское название дома «вигвам» (см. комментарий 18) очень часто неверно понимается и используется. Вигвамом ошибочно именуют характерный индейский шатер, распространенный среди племен, живущих в прериях. На самом деле этот шатер на языке дакотов называется «типи». Он в корне отличается от конструкций вигвамов.
31
Сунка вакан — на языке дакотов означает «таинственная собака». Лошади, которых индейцы до Колумба не знали, напоминали им собак, которых они использовали как вьючных животных.