Отбытие Орбитсвиля - Шоу Боб. Страница 16

Людей выселили из Корделя в 2251 году, и через год здесь уже никто не жил. По мнению метаправительства, он до сих пор оставался пустым разоренным местом, новых обитателей города попросту не замечали. Власти полагали, что опустевшие города непривлекательны для диссидентов, бродивших по просторам страны. Но именно города предоставляли людям крышу над головой и прочие удобства, и поэтому они продолжали выполнять свое прежнее предназначение — служить убежищем тем, кто в нем нуждался, объединять людей в общество. Конечно, рано или поздно должны были появиться дети — дети, которых с точки зрения властей не существовало, которые не имели доступа ни к образованию, ни к медицинскому обслуживанию.

«С Бюро покончено, — в который раз сказал себе Даллен. — Как только я заплачу по счету, как только Кона и Мики будут отомщены».

Навстречу попадалось все больше и больше людей, некоторые удивленно поглядывали на него, но никто не предпринимал попыток остановить. Либо местное население достаточно велико, чтобы незнакомец не вызывал особых подозрений, либо жители Корделя вели гораздо менее замкнутый образ жизни, чем он предполагал. На одном из перекрестков раскинулся рынок, судя по всему, с прямым товарообменом. Несколько замызганных грузовиков с овощами и фруктами свидетельствовали о довольно развитом сельском хозяйстве.

Даллен свернул в Седьмой квартал. Квартал был нежилой, большую его часть занимали церковь из красного кирпича, здание банка и трехэтажный отель, кажущийся обитаемым. Убедившись, что на него никто не смотрит, Даллен вытащил искатель, настроенный на передатчик Бомона. На маленьком круглом экране мигала ярко-красная стрелка, указывая на отель. Даллен пересек улицу и уже почти подошел ко входу, когда из густой тени под козырьком здания, появился невысокий коренастый человек. Моложавое лицо, седые волосы, через плечо перекинут ремень духового ружья.

— Куда направился, приятель? — спросил он скорее удивленно, чем враждебно.

Значит, отель служит подобием штаб-квартиры.

— Хочу повидать начальство.

Человек требовательно протянул руку.

— Документы.

— Конечно.

Даллен улыбнулся, сунул руку в карман куртки и выстрелил, обратив охранника в живую статую. Затем Даллен подхватил его, и с негнущимся телом ввалился в пустой вестибюль. Рядом со столом дежурного виднелась дверь, ведущая, видимо, в туалет для обслуживающего персонала. Приходилось рисковать. Даллен втащил внутрь безвольное тело охранника и устремился к лестнице, чувствуя в себе небывалую уверенность, словно находился под действием фелицитина.

На площадке второго этажа он снова взглянул на искатель: здесь повернуть налево. Даллен быстрым шагом пошел по коридору, на ходу доставая оружие. У двери, на которую указала дрогнувшая стрелка, остановился, потом, не тратя времени на размышления, повернул ручку и шагнул внутрь. На кровати лежала полуобнаженная темноволосая девушка лет двадцати, которая в изумлении уставилась на Даллена. Скомканная одежда, на стуле у кровати мужской ремень с металлической пряжкой.

— Где Бомон? — яростно прошептал Даллен, отгоняя мысль, что допустил ошибку. — С тобой ничего не случится, если будешь вести себя тихо. Ясно?

Девушка, завороженно глядя на него, кивнула и вдруг пронзительно закричала.

— Ах, ты, скотина!

Он едва не нажал на спусковую кнопку парализатора. В соседней комнате послышались встревоженные мужские голоса. Даллен повернулся к двери, не зная, что делать: то ли выбежать на улицу, то ли запереться изнутри. Он все еще бестолково глядел на дверь, когда девушка выстрелила.

Генри Сэнко, «мэр» Западного Корделя, даже в оглушающую жару носил строгий костюм и галстук. Он был толстощек, словоохотлив, напорист и, несмотря на единственный оставшийся у него передний зуб, улыбчив.

— Вы поступили глупо, — сообщил он Даллену с широкой улыбкой. — Вот именно: крайне глупо. — Он улыбнулся еще шире.

Даллен кивнул. Его обмякшее тело протащили по коридору до конференц-зала и усадили на стул с высокой спинкой. Напротив восседал мэр, у дверей стояли двое крепких парней с пистолетами. Кивнув головой, Даллен понял, что к нему применили защитное оружие малой мощности, но радости от этого факта не испытал. Он прекрасно сознавал безвыходность своего положения.

— Мэрией — моя близкая подруга, — оповестил Сэнко. — Можно сказать, протеже. Если бы ты выстрелил в нее из этой штуки… — Он коснулся лежащего на столе излучателя и покачал головой, видимо, представив, каким страшным было бы его возмездие.

— Я уже говорил: меня интересует только Бомон. — Даллен с трудом шевелил непослушными губами. — Я не знал, что у Башен так называемой протеже…

Сэнко резко подался вперед.

— А ты крепкий орешек! Сидишь здесь, парализованный, беспомощный, не зная, что тебя ждет, виселица или кастрация тупым ножом, и умудряешься хамить. Человеку в твоем положении следовало бы вести себя более дипломатично. Почему ты решил, что моя кожа не слишком нежна?

— Люди, швыряющие бомбы, обычно не отличаются особо тонкой кожей.

— Вот, значит, как! — Сэнко встал, быстро обошел вокруг стола и снова резко опустился на отчаянно заскрипевший под ним стул. — Хочу кое-что сообщить вам, господин метаправительственный агент. Здесь, в Западном Корделе, проживают цивилизованные люди, у нас есть законы, и мы следим за их соблюдением. У нас нет электричества, не хватает чистой воды и прочих благ, но мы не дикари! Мы не занимаемся террором.

— А как же Бомон?

— Бомон был безмозглым тупицей!

— Был? — Даллен пошевелил пальцами. К нему возвращалась способность двигаться. — То есть…

— То есть он мертв. Ему и двум его приятелям вынесли приговор, который вчера приведен в исполнение. Ты считаешь это жестокостью?

— Нет, просто варварством.

Сэнко едва заметно пожал плечами.

— Вы должны понять, что в любом Независимом сообществе самым тяжелым преступлением является пустая трата денежных и материальных ресурсов. У нас есть небольшой запас наличности, необходимой для закупки медикаментов на черном рынке, а Бомон и его друзья-кретины ухнули прорву денег на бомбу. Несколько месяцев назад два таких же идиота разбили один из последних автомобилей, и если бы они не погибли… — Сэнко замолчал, закусив единственным зубом нижнюю губу, и внимательно посмотрел на Даллена. — Я не понимаю, зачем ты здесь, — наконец сказал он. — Что вам за дело до Бомона? Чем он помешал твоей сытой, уютной жизни?

— В тот день, когда я накрыл его в Мэдисоне, он пригрозил мне тем, что его друзья расправятся с моими близкими, — медленно произнес Даллен. Его мозг все еще переваривал новость о смерти Бомона. — Примерно в это же время кто-то проник в здание городского управления и выстрелил в мою жену и ребенка из «спешиал-луддита». Но…

— Но что, господин агент? Пораскинь-ка мозгами! Сколько стоит такая игрушка, как «спешиал-луддит»?

— Вы полагаете…. это сделал кто-то из Мэдисона… или даже из городской администрации?..

— Ну-ка повтори, что ты минуту назад говорил о варварстве?

— Но зачем?! Зачем? Не вижу причин!

— Промочи горло, может, в голове прояснится. У «спешиал-луддита» есть свое, особенное назначение. Он создан для выполнения одной-единственной задачи.

Сэнко вытащил из кармана серебристую фляжку, поднялся и, обогнув стол, вылил часть ее содержимого в рот Даллену.

— Не может… — Даллен поперхнулся, когда теплый алкоголь проник в его горло, но судорожный кашель, казалось, ускорил возвращение чувствительности. Мышцы вдруг закололо тысячей иголок.

— Твои жена и ребенок, должно быть, о чем-то знали. Или что-то видели. — Сэнко опустошил фляжку и бросил ее одному из охранников. Тот поймал ее и молча вышел. — Да, плохой из тебя Шерлок Холмс, приятель.

Даллен не стал раздумывать о том, кто это такой. Он вдруг понял, что неправильно оценил ситуацию и в результате впустую ухлопал не одну неделю. Самонадеянно полагая, что именно он и его бесплодная деятельность стали причиной трагедии, он повел себя как круглый болван. А по Мэдисон-сити до сих пор разгуливает чудовище, наслаждаясь безнаказанностью, которую подарил ему именно он, Даллен. Но каковы же мотивы преступления? Ради чего этой сволочи потребовалось вычистить мозги двух человек? Убийство? Но никто не был убит, не поступало никаких сообщений о чьем-нибудь исчезновении.