Нищий, вор - Шоу Ирвин. Страница 27

— Слушаюсь, сэр, — ответил Уэсли, припоминая во всех подробностях лицо на фотографии: глаза-щелочки, высокие острые скулы, тонкие губы и темные курчавые волосы. Ему хотелось сказать: «Лучше вы забудьте про человека, который убил моего отца. Просто возьмите и забудьте». Но он сдержался. — У меня есть к вам одна просьба.

— Какая? — В голосе ажана появилась профессиональная подозрительность.

— Мы не можем проехать мимо порта? Мне хотелось бы еще раз взглянуть на яхту.

— Почему бы и нет, — согласился ажан, взглянув на часы. — Еще рано, времени у нас достаточно.

— Очень любезно с вашей стороны, сэр, — поблагодарил его Уэсли. По-французски: «C'est tres gentil de votre part, monsieur». Одна из первых фраз, которым обучил его отец, когда привез в Антиб. Сам отец почти не говорил по-французски. Но сказал: «Есть два выражения, которые лягушатники очень любят. Первое: „S'il vous plait“, что означает „пожалуйста“. И „C'est tres gentil de votre part“. Запомнил? Повтори».

Уэсли не забыл отцовского урока.

— У меня сын твоего возраста, — сказал ажан. — Тоже с ума сходит по кораблям. Все свободное время торчит в порту. Я его предупредил: станешь моряком — знать тебя не желаю. Не будь здесь всех этих судов, полиции было бы нечего делать. Кто только сюда не тянется, — мрачно продолжал он. — Алжирцы, югославы, греки, корсиканцы, сицилийцы, нудисты, малолетние преступники из Англии, сбежавшие из дома девчонки, богатые бездельники, которые не могут жить без наркотиков… — Он качал головой, перечисляя эти не слишком приятные для полиции дары моря. — А теперь каждый вонючий городишко на побережье строит себе порт. Здесь вся французская gendarmerie [22] не справится. Возьмем, к примеру, твой случай. — И он сердито погрозил Уэсли пальцем, вспомнив, что везет преступника, которого выдворяют из Франции. — Ты думаешь, то, что с тобой произошло, могло бы произойти, если бы ты жил, например, в Клермон-Ферране?

— То, что произошло со мной, — дело случая, — отозвался Уэсли; он уже жалел, что попросил проехать мимо порта.

— Все так говорят. А кому потом наводить порядок? Полиции.

— А кем бы вы хотели видеть своего сына? — Уэсли решил, что пора переменить тему.

— Адвокатом. Вот у кого деньги-то, дружок. Мой тебе совет: возвращайся в Америку и учись на адвоката. Ты когда-нибудь слыхал, чтобы адвокат сидел в тюрьме?

— Я тоже об этом думал, — сказал Уэсли, надеясь тем самым вернуть полицейского в прежнее благодушное настроение.

— Подумай всерьез.

— Обязательно, — пообещал Уэсли, мечтая, чтобы полицейский заткнулся.

— И никогда не носи при себе оружия. Понял?

— Да, сэр.

— Послушай совета человека, который повидал жизнь и небезразличен к судьбе молодого поколения.

Теперь Уэсли было ясно, почему именно этому полицейскому поручили отвезти его в аэропорт. Чтобы хоть на время выставить его из участка и избавиться от нравоучений.

Полицейский пробормотал что-то невразумительное и закурил сигарету, на мгновение убрав руки с руля. Машина опасно вильнула в сторону. От дыма Уэсли закашлялся. Ни отец, ни Кролик не курили.

Когда они подъехали к порту, Уэсли увидел «Клотильду». На палубе никого не было. А он почему-то все ждал, что из рубки вот-вот выйдет отец и проверит канат. Отца вечно беспокоило, как бы вдруг не разразился шторм — тогда канаты не выдержат. «Перестань, — сам себе сказал Уэсли, — перестань, он больше никогда не выйдет на палубу». А что, если открыть дверцу машины, выпрыгнуть и убежать? В минуту можно скрыться от толстого полицейского, спрятаться, а с наступлением темноты пробраться на «Клотильду», вывести ее в открытое море и взять курс на Италию, потому что до Италии ближе, чем до любой другой страны. Будет ли полицейский стрелять? Из-под куртки у него торчала кобура пистолета. Нет, рискованно. Нельзя. Сегодня, во всяком случае, он должен вести себя разумно. Он еще вернется в Антиб.

— Корабли! — с презрением сказал полицейский и нажал на акселератор.

Уэсли закрыл глаза. Он больше не хотел видеть «Клотильду».

Рудольф с Дуайером ждали его возле регистрационной стойки. У ног Дуайера стоял отделанный искусственной кожей рюкзак Уэсли, а в руках он держал большой желтый конверт.

— Твоя мать и ее муж, — сказал Рудольф, — уже прошли паспортный контроль и ждут тебя. Они летят тем же самолетом.

Уэсли кивнул. Он боялся расплакаться.

— Все будет в порядке, мсье Джордах, — почтительно обратился к Рудольфу ажан. — Я пройду вместе с ним и посажу его в самолет.

— Мерси, — поблагодарил Рудольф.

— Вот твои вещи, — показал на рюкзак Дуайер. — Тебе придется поставить его на весы. — По случаю проводов Дуайер надел костюм. Уэсли ни разу не видел Дуайера в костюме, даже на свадьбе он был без пиджака. Уэсли показалось, что Дуайер стал меньше ростом и сильно постарел; на лбу и вокруг рта у него все было иссечено тонкими морщинками. — А здесь — фотографии, — добавил Дуайер, протягивая ему конверт, — ты их сохрани. Вдруг когда-нибудь захочется на них взглянуть. — Он говорил как-то рассеянно, словно издалека.

— Спасибо, Кролик, — Уэсли взял конверт.

Рудольф протянул ему листок бумаги.

— Тут два адреса: мой домашний и на всякий случай — вдруг я куда-нибудь уеду — адрес конторы моего приятеля Джонни Хита. Если тебе что-нибудь будет нужно… — Его голос тоже звучал неуверенно.

Не привык видеть, чтобы члена его семьи провожал из одной страны в другую полицейский, подумал Уэсли, сложил листок и сунул в карман.

— Береги себя, — сказал Дуайер, пока Рудольф предъявлял девушке за стойкой билет Уэсли и следил, как взвешивают его багаж.

— Не беспокойся за меня, старина, — ответил Уэсли, стараясь говорить бодро.

— А чего беспокоиться-то? — улыбнулся Дуайер, но улыбка вышла какая-то кривая. — Еще увидимся, а?

— Конечно. — Улыбнуться Уэсли не сумел.

— Пора, — по-французски сказал полицейский.

Уэсли пожал руку дяде, у которого был такой вид, будто через час-другой они снова увидятся, и Дуайеру, который, наоборот, смотрел на него так, словно они прощаются навсегда.

Не оглянувшись, Уэсли прошел в сопровождении ажана через паспортный контроль. Ажан предъявил чиновнику свое удостоверение и подмигнул.

Мать и ее муж, которого Уэсли прежде никогда не видел, ждали его у выхода на поле, словно боялись, что он может убежать.

— Ты что-то побледнел, — заметила мать. Волосы у нее растрепались. Она выглядела так, словно попала в десятибалльный шторм.

— Я чувствую себя нормально, — отозвался Уэсли. — Это мой друг, — показал он на ажана. — Он из полиции и по-английски не говорит.

Ажан чуть поклонился. Пока все шло хорошо, и он мог позволить себе быть галантным.

— Объясни им, что я обязан посадить тебя в самолет, — сказал он по-французски.

Уэсли объяснил. Мать отпрянула, словно ажан был болен заразной болезнью.

— Познакомься с твоим новым отцом, — сказала мать. — Это мистер Крейлер.

— Приветствую вас, — провозгласил мистер Крейлер тоном телевизионного ведущего и протянул Уэсли руку.

— Уберите руки, — спокойно заметил Уэсли.

— Не обращай внимания, Эдди, — заспешила мать. — Он сегодня взволнован. Что вполне естественно. Со временем он научится держать себя. Может, ты хочешь попить, малыш? Кока-колы или апельсинового сока?

— Виски, — сказал Уэсли.

— Послушайте, молодой человек, — начал мистер Крейлер.

— Он шутит, — поспешно вмешалась мать. — Правда, Уэсли?

— Нет.

Женский голос из громкоговорителей объявил о начале посадки на самолет. Ажан взял Уэсли за руку.

— Мне приказано посадить тебя на самолет, — сказал он по-французски.

Эх, надо было рискнуть, когда мы проезжали мимо порта, думал Уэсли, направляясь к выходу. Мать с мужем шли за ними по пятам.

Рудольф подвез Дуайера в Антиб. За всю дорогу они не проронили ни слова. Перед въездом в порт Дуайер сказал: