Женское счастье - Шоун Робин. Страница 11
Глава 4
Дождь, уныло барабанивший по крыше и в окна, разбудил Абигейл. Тело ее почему-то горело в жару, и к тому же она ощущала себя бабочкой, насаженной на иглу.
Абигейл повернулась, чтобы устроиться поудобнее. Подушка сбилась, а постель оказалась ужасно твердой.
Ощущение дискомфорта все росло. Как и странный жар, охвативший низ живота.
Глаза Абигейл распахнулись.
Первое, что она увидела, — густой коврик жестких черных волос, покрывавших широкий голый торс.
С трудом сдержав тревожный крик, Абигейл подняла голову.
И уставилась в серые глаза, обрамленные невероятно густыми, длинными темными ресницами.
Только теперь она сообразила, что именно заполняет ее до отказа.
Она пустила незнакомца в свою постель. Брала в рот его плоть. Позволила войти в свое тело.
Где он до сих пор и пребывал.
Бледные лучи рассвета осветили комнату.
— Доброе утро.
В теплой тьме ночи Абигейл была женщиной. В холодном сиянии утра снова превратилась в никому не нужную старую деву.
Старую деву, сделавшую нескромное предложение незнакомцу… мало того, умолявшую его не останавливаться, продолжать, продолжать…
— Доброе утро, — пробормотала она. Он сбросил с нее одеяло и поднял так, что она вновь оседлала его бедра.
— Не возражаешь?
Не возражаешь? — эхом пронеслось у нее в голове. Вопрос, который она задала, прежде чем тереться о его крепкий жезл своей набухшей плотью.
Плотью, которой она дала имя.
Хочу, чтобы ты коснулся… коснулся моей… моей жемчужины!
Ее мышцы протестующе сжались. Она чувствовала себя так, словно ее насквозь проткнули толстым колом. Его плечи казались совсем коричневыми на белоснежных простынях. Крошечные соски едва проглядывали сквозь черные завитки.
А это означало, что ее груди тоже обнажены и ясно видимы.
Груди, которые он сосал, как изголодавшийся младенец.
Она поспешно прикрылась руками.
Его бедра подались вперед с вполне понятным намерением.
Абигейл охнула. Охнула, потому что он проник в самые глубины ее тела. И еще потому, что невыносимое давление не имело ничего общего с тем, что вошло в ее лоно. Скорее с тем, что наполняло ее мочевой пузырь.
Высвободив правую руку, она уперлась ладонью в волосатую грудь, которую она сосала ночью, как изголодавшийся младенец.
— Собственно говоря, да, возражаю. Видите ли, мне нужно…
Слова не шли с языка.
Абигейл закрыла глаза, униженная до глубины души.
Ибо не существовало способа вежливо объяснить мужчине, пронзившему женщину, что голос натуры иногда важнее зова плоти.
Но тут ее раздумья прервал раскатистый смех. Движения его тела вместе с колыханиями кровати вынуждали ее подскакивать на чрезвычайно твердом отростке, внедренном между ног.
Возмущенно открыв глаза, она подалась вперед, так что голые груди колыхались прямо у его губ. Мозолистые пальцы впились в ее бедра.
— Урок для нас обоих. Мужчина просыпается в полной боевой готовности. А женщинам, как я понял, срочно требуется облегчиться.
Абигейл, сцепив зубы, попыталась слезть с него, но ноги отказывались двигаться. Должно быть, онемели от неудобной позы.
— Прошу прощения, но мне, похоже, нужна ваша помощь… чтобы спуститься.
Загорелая кожа вокруг глаз собралась в морщинки.
— С удовольствием, только сначала мы поднимем тебя…
Сильные ладони сжали ее талию.
— А потом поставим на ноги.
Одним гибким движением он перевернулся и встал на колени. Абигейл не успела охнуть, как он вышел из нее и уложил на спину. И навис над ней так, что его плоть оказалась у ее лица. Такая же впечатляющая, как прошлой ночью.
Схватив одеяло, она поспешно закуталась.
— Спасибо.
Улыбка его стала шире.
— Буря все еще не улеглась.
Она и сама это заметила.
— Верно…
— Насколько я понимаю, ночной горшок у тебя имеется.
Ночной горшок имелся. Под кроватью.
Великолепно-бесстыдный в своей наготе Роберт встал с постели и наклонился. Монотонную мелодию дождя прервал скрип фарфора по дереву.
Роберт спокойно выпрямился.
— Тебе помочь?
Лицо Абигейл запылало.
— Н-не стоит…
— Абигейл, в однокомнатном коттедже, где все на виду, не место скромности. Мужчине и женщине, делившим постель, нечего стесняться друг друга. Мне ведь тоже придется им воспользоваться, так в чем же разница, спрашивается?
Абигейл решительно отказывалась отвести взгляд, как бы ей этого ни хотелось.
— Разница в том, полковник Коули, что женщине необходимо присесть на корточки, а мужчине — нет.
Серые глаза широко раскрылись. Роберт откинул голову и залился смехом.
Какие белоснежные у него зубы!
Смех резко оборвался, когда Абигейл поднялась: медленно, осторожно. Между бедер саднило так, словно ей внутрь засунули терку. Ноги отяжелели, как деревянные подпорки. И ничего не чувствовали, хоть иголками коли! Опершись о железное изголовье, чтобы не свалиться ничком, она с трудом потянулась к выцветшему зеленому платью, до сих пор валявшемуся на полу.
— Не глупи, Абигейл! — резко остерег он. — На улице льет как из ведра.
По-прежнему удерживая край одеяла на груди, она ухитрилась другой рукой накинуть на себя платье. До него донесся ее приглушенный голос:
— Можете приказывать своим солдатам, полковник Коули. Я военному уставу не подчиняюсь.
Длинные холодные пальцы проникли под подол, схватили ее левую руку и сунули в рукав.
— А прошлой ночью вы покорно исполняли все мои желания, мисс Абигейл.
Оба прекрасно понимали, что речь идет не о военных командах.
— Прошлая ночь, полковник Коули, была исключением.
— Но тебе совсем необязательно выходить, — бесстрастно заметил он. Правая рука тоже оказалась в рукаве. — Даю слово офицера, что ничем не оскорблю твою стыдливость.
— Спасибо, но мне необходим глоток воздуха.
— Превосходно.
Он развернул ее лицом к себе.
Абигейл устремила взгляд куда-то поверх его темной головы. Волосы Роберта были чуть взъерошены, в ее же гриве будто мыши ночевали.
— Я вполне способна застегнуть платье, полковник Коули.
— Неужели, мисс Абигейл? — загадочно осведомился он и, бесцеремонно сунув руку ей за пазуху, извлек наружу край одеяла. Вытащив одеяло целиком, он свел края лифа и принялся застегивать крохотные пуговки.
Абигейл молча сносила его заботы. Полковник так же безмолвно поднял ее панталоны. Она выхватила у него клочок шелка и, повернувшись спиной, поспешно натянула прозрачное белье.
— Где ваши туфли? Или привыкли бегать босиком?
Абигейл, краснея, оглядела комнату. Куда она подевала туфли?
Ах да!
Она промаршировала к двери и сунула ноги в полусапожки. Хотела было уложить волосы в узел, но поняла, что времени почти не остается.
Ветер едва не втолкнул ее в дверь. Волна воспоминаний чуть не сбила с ног.
Хочу женщину, которая заставила бы меня забыть, что последние двадцать два года я убивал людей.
Заглянув в окно, он подумал, что она читает религиозный трактат. Замужние матроны и старые девы читают религиозную литературу. Не то что женщина, которую способен выбрать мужчина, чтобы забыться.
Какое потрясение он, должно быть, испытал, увидев, что именно она прижимает к груди!
За какую шлюху, должно быть, ее принял, когда она так откровенно стала ему навязываться.
Какой жалкой дурочкой она была! Старая дева, неспособная смириться со своей унылой, никому не нужной невинностью.
Я взял тебя не потому, что считал распутницей, Абигейл… Потому что нуждался в тебе…
На секунду решимость Абигейл поколебалась.
Он знал все о ее теле, почему же она так стыдится своих обычных отправлений?
Но здравый смысл возобладал.
Полковник помнил, как развратно она вела себя ночью. Она ничуть не походила на высохшую старую деву, какой она была днем.
Низко склонив голову, она сражалась с ветром, не дававшим закрыть дверь. Пришлось брести по грязи к туалету позади дома. У нее едва хватило сил вернуться.