Воспоминания - Шпеер Альберт. Страница 27

В тот же самый день мы поехали на поезде в Мюнхен. Вечером мне позвонил адъютант Брюкнер: «Черт бы Вас побрал с Вашим планом! Вы что, не можете подождать? Фюрер прошлой ночью не сомкнул глаз, так он взволновал его. В следующий раз, по крайней мере, меня спросите!»

Для реализации этих планов было основано «Целевое объединение нюрнбергский партийный комплекс», финансирование очень неохотно взял на себя рейхсминистр финансов. Председеталем Гитлер, повинуясь странному побуждению, назначил министра по делам церкви Керрла, а его заместителем Мартина Бормана, получившего таким образом свое первое значительное официальное задание вне партийной канцелярии.

Весь проект предусматривал строительство сооружений на общую сумму около 700-800 миллионов марок, сегодня это около 3 миллиардов немецких марок: сумма, которую я восемь лет спустя в течение 4 дней тратил на вооружения. 7 «» Территория вместе с гостиницами для делегатов имела площадь около 16,5 кв. км. Кстати, уже при Вильгельме II предусматривалось сооружение «Поля для немецких народных праздников» размером 2000 на 600 метров.

Через два года после утверждения Гитлером мой гродостроительный проект партийного комплекса был представлен в виде макета на Всемирной выставке в Париже в 1937 г., где он получил «Гран при». С южной стороны границей комплекса было «Мартово поле», название которого должно было напоминать не только о боге войны Марсе, но и месяце, когда Гитлером была введена воинская повинность. На этой огромной площадке размером 1050 на 700 метров вермахт должен был проводить показательные учения, т.е. небольшие маневры. Грандиозный дворцовый ансамбль царей Дария I и Ксеркса в Персеполе (5 век до н.э.) для сравнения занимал площадь всего 450 на 275 метров. Трибуны высотой 14 метров должны были, по моему замыслу, окружать всю территорию. На них могли разместиться 160000 зрителей, 24 башни, каждая высотой более 40 метров, должны были разделять эти трибуны на равные отрезки, в то время как в центре выступала трибуна для почетных гостей, увенчанная женской скульптурой. Нерон в 64 году н.э. приказал воздвигнуть на Капитолийском холме колоссальную фигуру высотой 36 метров, Статуя Свободы в Нью-Йорке имеет высоту 46 метров, но наша фигура должна была превзойти их на 14 метров. К северу, точно в направлении старого Нюрнбергского замка Гогенцоллернов, видневшегося вдали, Мартово поле переходило в Дорогу парадов длиной 2 километра и шириной 80 метров. По ней вермахт должен был проходить парадом мимо Гитлера шеренгами шириной около 50 метров. Эта дорога была закончена еще до войны и выложена тяжелыми гранитными плитами, способными выдержать даже вес танков, ее поверхность была сделана шершавой, чтобы сапоги солдат, печатавших парадный шаг, не скользили. По правую руку поднималось ступенчатое сооружение, стоя на котором в окружении своего генералитета, Гитлер собирался принимать парады. Напротив него находился зал с колоннами, где должны были устанавливаться знамена полков.

Этот зал с колоннами высотой всего 18 метров должен был служить в качестве масштаба для сравнения с выступавшим за ним «Большим стадионом», который, по решению Гитлера, должен был вмещать 400000 зрителей. Самое большое сравнимое с этим сооружение в истории был Большой цирк в Риме для 150-200 тысяч человек, а наши стадионы, сооружаемые в то время, имели не более 100000 мест.

Пирамида Хеопса, построенная около 2500 лет до н.э. при периметре 230 метров и высоте 160 метров имеет объем 2570000 кубометров. Нюрнбергский стадион был бы длиной 550 метров и шириной 460 метров и имел бы объем 8550000 кубометров 8 «», т.е. примерно втрое больше пирамиды Хеопса. Стадион должен был по размеру значительно превосходить все сооружения этого комплекса и быть одним из самых больших в истории. Расчеты показали, что для того, чтобы вместить всех зрителей, его внешняя стена должна была иметь высоту почти 100 метров. Решить его в форме овала было невозможно, возникший таким образом котел не только увеличивал бы температуру воздуха, но и наверняка действовал бы угнетающе на психику. Поэтому я выбрал подковообразную форму, как у афинского стадиона. На обрыве примерно того же наклона, неровности которого мы компенсировали при помощи деревянной конструкции, мы проверили, будут ли видны выступления спортсменов с верхних ярусов, результат оказался лучше, чем я предполагал. По предварительным расчетам, нюрнбергский стадион должен был обойтись в 200-250 миллионов марок, т.е. по сегодняшним ценам примерно в миллиард немецких марок. Гитлера это не смутило: «Это меньше, чем два боевых корабля типа „Бисмарк“. Как быстро можно разрушить „карманный“ линкор, а даже если нет, все равно, он через десять лет превращается в металлолом. Но это сооружение простоит века. Уклоняйтесь от ответа, если министр финансов спросит Вас, сколько это стоит. Скажите, что нет опыта осуществления таких больших строительных проектов». На несколько миллионов марок заказали гранит, розовый для внешних стен, белый для зрительских трибун. На стройплощадке вырыли огромный котлован для фундамента, во время войны превратившийся в живописное озеро, дававшее представление о масштабах постройки. Дальше к северу от стадиона Дорога парадов пересекала водную гладь, в которой должны были отражаться сооружения. Все это завершалось площадью, ограниченной справа существующим и сейчас Дворцом Съездов, а слева «Залом культуры», который должны были построить специально для того, чтобы у Гитлера было подобающее пространство для его речей по вопросам культуры.

Архитектором всех сооружений партийного комплекса, за исключением Дворца съездов, проект которого уже в 1933 году создал архитектор Людвиг Руфф, Гитлер назначил меня. Он дал мне полную свободу в создании проекта и его исполнении и каждый год с тех пор принимал участие в торжественной закладке. Впрочем, заложенные им камни затем доставлялись на городской строительный двор, где должны были дожидаться, пока стройка не продвинется настолько, чтобы можно было вмуровать их в стену. При закладке стадиона 9 сентября 1937 г. Гитлер в присутствии собравшихся там высших партийных функционеров торжественно подал мне руку: «Это величайший день в Вашей жизни». Может быть, я уже тогда был скептиком, потому что ответил ему: «Нет, не сегодня, мой фюрер, а только когда строительство будет завершено».