Агнес - Штамм Петер. Страница 12
— А ребенок?
— Можешь о нем не беспокоиться. Это мой ребенок. Когда надо будет, я поеду в Нью-Йорк, к Герберту.
Был уже день. Агнес, похоже, со всем разобралась, пока я спал. Я хотел извиниться перед ней, но теперь было слишком поздно. Она уже приняла решение.
— Ты не хочешь ребенка, — сказала она, — вот его у тебя и не будет.
Она положила трубку.
Вечером я пошел в библиотеку. Я взял какие-то заказанные книги, сел в зале и принялся читать. Я не мог собраться и заметил, что уже некоторое время сижу, уставившись на одну и ту же страницу. Я думал об Агнес, о том, как она сейчас в моей квартире собирает вещи. Так, значит, она позвонила Герберту. Я все время подозревал, что он значил для нее больше, чем она в этом признавалась. А то, что он ее любил, мне было ясно уже тогда, когда она рассказала о выпускном вечере.
Домой я пошел только тогда, когда библиотеку стали закрывать.
Квартира выглядела как прежде. Из кучи неглаженой одежды Агнес выудила свои вещи. Мои рубашки и футболки она собрала и сложила в стенной шкаф.
21
Несколько дней спустя я позвонил Агнес на работу. Секретарша сказала, что она уже ушла домой. Я позвонил туда. Механический голос ответил: «Sorry, this number has been disconnected» note 5. Я ждал, но голос повторял только эту фразу. Я написал Агнес письмо и отправил на университетский адрес. Ответа я не получил.
Как-то вечером, должно быть через неделю после того, как ушла Агнес, я решил подстеречь ее на улице, где она жила. Я устроился в кофейне. С того места, где я сидел, можно было видеть вход в ее дом. Агнес вернулась в обычное время из университета. Она несла бумажный пакет с покупками и вошла в дом, не оглядываясь. Немного погодя в квартире загорелся свет. Вот и все. Я подождал еще какое-то время, глядя вверх на освещенные окна, пока не пришел официант и не спросил, не желаю ли я еще чего-нибудь.
— Нет, — ответил я, расплатился и ушел.
Ноябрь выдался холодным и дождливым. Я снова был в кафе на улице, где жила Агнес, я стал ходить туда все чаще, в конце концов каждый день. Я ходил в магазины в ее районе, по субботам собирал белье и относил его в прачечную, в которой Агнес стирала свои вещи. Я снова побывал в индийском ресторане, в котором у нас с Агнес было первое свидание. Я не надеялся встретить Агнес в одном из этих мест, но там я ощущал, что нахожусь к ней ближе.
Почти каждый вечер я проводил не дома, чаще всего шел в кино, а потом в бар. Я почти не ложился спать не напившись. В течение дня я не мог находиться в квартире. Целыми днями я пропадал в библиотеке, но не работал, а заказывал какой-нибудь детектив и сидел с ним в читальном зале.
— Так это твоя работа? — раздался как-то позади меня голос. Я обернулся и увидел Луизу. Она взяла у меня из рук книгу и прочла с наигранным удивлением: — «Убийство с зеркалами», Агата Кристи. Тебе бы надо читать «Убийство в Восточном экспрессе», там, по крайней мере, речь идет о вагонах класса люкс.
Кто-то шикнул, чтобы мы говорили потише.
— Выпьем кофе? — спросила Луиза, не понижая голоса.
Я пошел за ней, мы вышли из зала, а потом и из библиотеки.
— Не здесь, — возразил я, когда она хотела зайти в кофейню, в которой я впервые пил кофе с Агнес. Но поблизости не было ничего другого, и я сказал, что можно и там, что я просто сентиментален. Я рассказал Луизе об Агнес и о том, что она от меня ушла. О ребенке я не сказал ничего.
— Я не б состоянии работать, — пояснил я.
— Агнес, — произнесла она, — забавное имя. Так это и была твоя маленькая подружка, американка в шерстяном нижнем белье?
— Да.
— Мне кажется, я должна тобой немного заняться.
В тот же вечер Луиза позвонила мне. Ее родители собрались устроить на День благодарения небольшой обед. Приглашены только деловые друзья ее отца, и она будет рада, если у нее за столом окажется сосед, с которым она сможет поговорить о чем-нибудь кроме урожая зерна и свиных потрохов. Луиза жила со своими родителями в Оук-парке, богатом пригороде Чикаго. Я пообещал прийти.
После разговора с Луизой меня мучила совесть. Я чувствовал себя так, словно обманул Агнес. Может быть, от этого я впервые за последние несколько недель раскрыл в компьютере файл с историей о ней и прочел. Я так и не смог написать ничего после той сцены на лестнице, того видения, в котором Агнес сказала мне, что боится меня. Я стер последний кусок и еще раз прочитал, как мы в зоопарке согласились пожениться.
* * *
Мы поцеловались.
Потом Агнес сказала:
— У меня будет ребенок.
— Ребенок? — удивился я. — Это невозможно.
— И все же это так.
— Как это получилось? Ты что, забыла принять таблетку?
— Врач говорит, что это может случиться и с таблетками. Один процент женщин, принимающих таблетки…
— Дело не в том, что я имею что-нибудь против тебя или ребенка. Я бы не хотел, чтобы ты подумала… — говорил я, — но я боюсь стать отцом. Что я могу дать ребенку… я не о деньгах.
Мы молчали. Наконец Агнес произнесла:
— Всякое случается. Ты справишься с этим не хуже других. Так, может, попробуем?
— Да, — ответил я, — как-нибудь разберемся.
22
— Франк Лойд Райт построил в Оук-парке около тридцати домов, — сказал отец Луизы. У него был более сильный французский акцент, чем у дочери.
— А еще здесь родился Хемингуэй, — добавила мать Луизы. — Швейцария чудесная страна. Прошлым летом мы были в Санктоне.
— Санкт-Антон находится в Австрии, cherie, — заметил отец Луизы и снова повернулся ко мне: — Я слышал, вы пишете книги?
— Луиза нам все о вас рассказала, — снова заговорила мать, — вы ей нравитесь. И мы рады, когда она немного успокаивается. Наши мужчины такие несерьезные. Я ведь и сама вышла замуж за европейца.
Она подмигнула мужу, который улыбнулся, словно извиняясь, и добавил:
— Мы познакомились в Париже. Моя жена приехала в Европу, чтобы подцепить какого-нибудь дворянина. В конце концов сошел и я.
— Я надеюсь, вы любите индейку, — сказала мать Луизы, — это ведь традиционное блюдо на День благодарения.
Я был рад, когда появилась Луиза, подхватил ее под руку и ускользнул от родителей.
— Я покажу ему сад, — сказала Луиза.
Ее мать подмигнула мне и ответила:
— Ну конечно. Вы, молодые люди, хотите побыть одни.
Мы шли по саду. Под огромным кленом был светло-голубой бассейн. На воде плавала сухая листва. Было прохладно, но вышло солнце и мы согрелись. Воздух был сух и очень ясен. Если поднять глаза вверх на крону дерева, то небо среди темно-красных листьев казалось почти черным.
— Я всегда удивляюсь, насколько ярче здесь все краски, — сказал я, — листва, небо, даже трава. Во всем больше силы, чем в Европе. Будто все здесь еще очень молодо.
— Человек живет и умирает в том, что он видит, говорит Поль Валери, но он видит только то, что созвучно его мыслям, — иронично заметила Луиза.
— Я и правда думаю, что краски здесь ярче. Может быть, это от воздуха.
— Мой маленький Торо. Не будь, пожалуйста, таким наивным. Эта земля так же молода или стара, как и любая другая.
— Но здесь у меня такое чувство, будто все еще возможно.
— Потому что здесь у тебя нет истории. Картина Америки, как ее представляют себе европейцы, больше связана с ними самими, чем с Америкой. Разумеется, то же и с американцами. Прадед моей матери был главным редактором «Чикаго трибьюн». Он родом из старой английской семьи, знающей свою родословную до четырнадцатого века. Если хочешь, то об истории семьи с материнской стороны мы знаем гораздо больше, чем с отцовской. Он из простой семьи. Удачно женился. А моя мать что-то там воображает по поводу своего мужа-европейца, который, в сущности, тот же самый self made man, какими европейцы считают всех американцев. — Она засмеялась.
Note5
«Извините, этот номер больше не существует» (англ.).