Полиция, полиция, картофельное пюре! - Вале Пер. Страница 17
— А кто теперь отвечает за деятельность… концерна?
— Шарлотта, я полагаю. Она единственная наследница. Ни детей, ни родственников у Пальмгрена нет. Впрочем, это уже дело юристов. Главному адвокату фирмы пришлось срочно прервать свой отпуск. Он приехал в пятницу вечером и вместе со своими помощниками просматривал дела за последние дни. А пока мы работаем, как обычно.
— Рассчитываете ли вы занять место Пальмгрена? — вдруг спросил Монссон.
— Нет, — ответил Линдер. — Не рассчитываю. У меня нет ни того опыта, ни тех способностей, которых требует дело такого размаха…
Он остановился, а Монссон не стал развивать этой темы дальнейшими вопросами. Бек тоже молчал. Линдер продолжил сам:
— Пока меня полностью удовлетворяет мое положение. Могу вас заверить, что и этой работой не так-то просто руководить.
— А что, прибыльно это — торговля сельдью? — спросил Мартин Бек.
Линдер снисходительно улыбнулся:
— Но ведь мы занимаемся не только сельдью. Во всяком случае, можете не сомневаться: экономическое положение фирмы весьма прочное.
Мартин Бек решил начать наступление с другого фланга.
— Я полагаю, вы лично знаете всех присутствовавших на ужине?
Линдер на мгновение задумался.
— Да. Кроме секретарши Бруберга.
Не промелькнула ли тень неприязни по его лицу? Бек, чувствуя, что вот-вот что-то обнаружится, продолжал:
— Директор Бруберг, кажется, старше вас и по возрасту, и по должности, которую он занимает в концерне?
— Да, ему лет сорок пять.
— Сорок три, — уточнил Мартин Бек. — А давно он работает на Пальмгрена?
— С середины пятидесятых. Лет пятнадцать.
Было очевидно, что Линдеру эта тема не по вкусу.
— И все же вы находитесь в более привилегированном положении, чем он, не так ли?
— Это зависит от того, что считать привилегиями. Хампус Бруберг сидит в Стокгольме, занимается недвижимостью. И акциями тоже.
Линдер явно был не в своей тарелке. Надо бить в одну точку. Рано или поздно он проговорится.
— Но ведь совершенно ясно, что директор Пальмгрен доверял больше вам, чем Брубергу. И это несмотря на то, что он работал у него пятнадцать лет, а вы только… Да, кстати, а сколько вы здесь работаете?
— Почти пять лет, — ответил Матс Линдер.
— А Пальмгрен не очень-то полагался на Бруберга?
— Наоборот. Слишком полагался, — сказал Линдер и сжал губы, словно хотел взять свои слова обратно и вычеркнуть их из протокола.
— А вы считаете Бруберга ненадежным? — быстро спросил Бек.
— На этот вопрос я не хочу отвечать.
— Бывали ли разногласия между ним и вами?
Линдер помолчал. Казалось, он пытается взвесить ситуацию.
— Да, — наконец сказал он.
— По каким вопросам?
— Это уж наше внутреннее дело.
— Вы считаете его нелояльным по отношению к концерну?
Линдер молчал. Но теперь это уже не имело значения, ибо он в принципе дал ответ на вопрос.
— Ладно, нам ведь все равно придется говорить и с Брубергом, — небрежно сказал Бек.
Линдер взял тонкую длинную сигару, снял целлофан и осторожно закурил ее.
— Я совершенно не понимаю, какое отношение все это имеет к убийству моего шефа.
— Может быть, никакого, — пожал плечами Мартин Бек. — Посмотрим.
— У вас есть еще вопросы ко мне? — спросил, затягиваясь, Линдер.
— В среду днем у вас было заседание. В этом кабинете?
— Нет, в конференц-зале.
— О чем шла речь на этом заседании?
— Внутренние дела. Я не могу и не хочу рассказывать о том, что там говорилось. Скажем так: Пальмгрен на какое-то время должен был отключиться от работы и хотел получить обзор положения дел в Скандинавии.
— Делались ли во время докладов выговоры кому-либо? Был ли Пальмгрен чем-нибудь недоволен?
Ответ последовал после короткого колебания:
— Нет.
— Но вы, возможно, считаете, что выговоры кому-то следовало сделать?
Линдер не отвечал.
— Вы, может быть, имеете что-нибудь против того, что мы поговорим с Брубергом?
— Наоборот, — пробормотал Линдер.
— Извините, я не понял, что вы сказали?
— Ничего.
— Во всяком случае, ясно, что Пальмгрен доверял вам больше, чем Брубергу.
— Может быть, — сухо сказал Ландер. — Так или иначе, к убийству это отношения не имеет.
— Это мы посмотрим, — произнес Мартин Бек.
В глазах Линдера сверкнул огонек. Он был взбешен и с трудом скрывал это.
— Ну извините, мы и так уже отняли у вас много драгоценного временя, — сказал Мартин Бек.
— Верно замечено. И чем скорее мы этот разговор закончим, тем лучше. И для меня, и для вас. Я не вижу никакого смысла в том, чтобы пережевывать одно и то же.
— Что ж, согласен, — сказал Мартин Бек, поднимаясь.
— Спасибо, — устало выговорил Линдер. В его тоне чувствовался сарказм.
И тут Монссон, выпрямившись в кресле, медленно произнес:
— Простите, пожалуйста, но я хотел вас кое о чем спросить.
— О чем же?
— В каких вы отношениях с Шарлоттой Пальмгрен?
— Я с ней знаком.
— Насколько хорошо?
— Это, очевидно, мое личное дело.
— Конечно. Но я все-таки хотел бы получить ответ на свой вопрос: состоите ли вы в каких-либо отношениях с Шарлоттой Пальмгрен?
Линдер смотрел на него холодным и неприязненным взглядом. После минутного молчания он раздавил сигару в пепельнице и сказал:
— Да.
— В любовных отношениях?
— В половых. Я сплю с ней, если уж выражаться так, чтобы это было понятно даже полицейскому.
— И как долго эти отношения у вас продолжаются?
— Два года.
— Знал ли о них директор Пальмгрен?
— Нет.
— А если бы знал, ему бы это, наверное, не понравилось?
— Не уверен. Шарлотта и я — люди современные, достаточно широко мыслящие и без предрассудков. Виктор Пальмгрен был таким же. Их супружество основывалось скорее на деловых соображениях, чем на чувствах.
— Когда вы ее видели в последний раз?
— Шарлотту? Два часа назад.
Монссон полез в нагрудный карман за новой зубочисткой. Посмотрел на нее и спросил:
— А как она в постели, ничего?
Линдер, онемев, смотрел на него. Наконец сказал:
— Вы в своем уме?
Когда садились в машину, Монссон произнес:
— Ловкий парень. Достаточно ловкий, чтобы говорить правду тогда, когда знает, что на враках мы его поймаем. Уверен, что Пальмгрену от него была большая польза.
— Матс Линдер прошел, как видно, хорошую школу, — заметил Мартин Бек.
— Да и сам он способный. Вопрос только в том, способен ли он убивать людей.
XII
Леннарту Колльбергу задание, которое он получил, казалось и бессмысленным и противным, но уж никак не трудно выполнимым. Нужно найти каких-то конкретных людей, поговорить с ними, и все.
Сразу же после десяти он вышел из здания полиции в Вестберге; там все было тихо и спокойно, что главным образом объяснялось нехваткой людей. В работе же, напротив, недостатка не было, ибо на великолепно унавоженной почве так называемого «общества всеобщего благоденствия» преступность во всех ее формах расцветала пышным цветом. Причины такого положения казались совершенно неясными — во всяком случае, для власть имущих и для теоретиков.
За благопристойным, приглаженным, даже респектабельным фасадом Стокгольма скрывались джунгли большого города, где наркомания и развращенность достигли широчайшего размаха, где бессовестные воротилы совершенно открыто наживали огромные барыши на порнографии в ее самых грязных и отвратительных формах, где профессиональные преступники не только росли численно, но и становились все более и более хорошо организованными. То, что алкоголизм, который всегда был проблемой, и преступность среди молодежи продолжали все расти и расти, не могло удивить никого, кроме служащих учреждений, отвечавших за борьбу с этими явлениями, и правительственных кругов.
Стокгольм, что поделаешь.
От того города, в котором Колльберг родился и вырос, мало что осталось. Экскаваторы спекулянтов земельными участками и бульдозеры так называемых специалистов по уличному движению снесли, с благословения планировщиков, бoльшую часть старых, добротных строений, оставив только своего рода заповедники культуры, которые, потеряв окружение, отдавали теперь излишней патетикой и резали глаз. Характер города, его настроение и стиль исчезли, или, точнее говоря, бесповоротно стали другими.