Генеральские игры - Щелоков Александр Александрович. Страница 79

— Вы о взрыве? Я в курсе.

— Теперь подумайте, на что способны чекисты, если захотят удар молнии обратить в акт диверсии, заведут дело и станут доказывать, будто обнаружили настоящих виновных. Брат мой ушел из армии год назад. И вот теперь вокруг него плетут заговор. Он потребовался, поскольку нынешнего начальника арсенала убили. Для чекистов все перевернуть — дело плевое. Поверьте, у них материалов на каждого из нас столько, что хватит лет на пятнадцать каждому. Если запачкают моего брата, это брызгами заденет высоких генералов в Москве. Надо ли доказывать, на чью мельницу будут лить воду те, кому выгодно опорочить нашу молодую демократическую армию. Поэтому с нашими пинкертонами говорить следует предельно круто. Им в лоб надо сказать, что либо заткнитесь, ребята, либо вас самих посадим.

— Хорошо, я свяжусь с Москвой. Прямо при вас.

Бергман встал, поправил узел галстука, таким же ловким движением пригладил все ещё буйные волосы.

— Нет уж, Игнатий Терентьевич, увольте. — И тут же пояснил свое решение: — С Москвой у вас могут быть свои отношения, в них есть какие-то нюансы, тонкости. Поэтому мне ни к чему становиться свидетелем этого разговора.

Носенко в который раз за время их беседы подумал: «Умный пес. И деликатный». И внутренне вздохнул с облегчением. Разговоры с Москвой у него всякий раз складывались по-разному. Иногда какая-нибудь жопа, едва усевшись в кремлевское чиновничье кресло, начинала говорить с губернаторами через оттопыренную губу, и это оставляло в душе неприятный осадок. Порой случалось, что собеседник, ещё не выслушав, начинал излагать свои указания и требования, которые губернатор должен был воплотить в жизнь, поскольку доклада об успехах ждет сам президент. И, наконец, наиболее неприятный вариант, а на него Носенко нарывался уже несколько раз, когда с номера хорошо знакомого и нужного человека отвечал чужой холодный голос: «Вам Григория Матвеевича? А вы уверены, что он здесь работает?» И становилось ясно: могучего союзника уже сожрали, схряпали, изжевали и выплюнули. Хруст жующих челюстей никогда не стихал и никогда не стихнет в коридорах власти.

Носенко и Бергман прекрасно знали, что, если речь идет о сохранении уже завоеванного, нет таких ограничений, на которые нельзя наплевать. Выигрывает тот, кто лучше понимает свою выгоду и умеет её отстоять.

— Тому, что местные мудозвоны отвяжутся от вашего брата, — Носенко говорил с непоколебимой уверенностью, — я даю гарантию. Но это при условии, что мы выиграем.

— За чем же дело?

Бергман знал, что миллионом он от губернатора не отделается, но нужно, чтобы о каждой уступке Носенко просил. Конечно, свое унижение политики помнят долго и стараются избавиться от союзников и даже верных псов, которых о чем-то просили, однако это правило не относится к деньгам. В деньгах политик никогда не перестает нуждаться. Брать и держать человека за горло лучше всего в нужде. Это и предстояло сделать сейчас с губернатором.

— Вы сомневаетесь в успехе президента на выборах?

— Мало сказать сомневаюсь. Я боюсь этого, если говорить откровенно. Мы проиграем, если не встанем на уши и не сделаем всего, чтобы при любом раскладе голосов верх был наш. Обеспечить это можно только деньгами. А вы, Корнелий Иосифович, говорите об одном миллионе, словно собираетесь откупиться.

Бергман нахмурился, укоризненно покачал головой.

— Не ожидал такого обвинения! Можно подумать, будто я в поисках выгоды одной рукой даю деньги партии власти, другой — коммунистам.

— Не отвлекайтесь от темы, Корнелий Иосифович. Деньги нужны как воздух.

«А он политик, — подумал о Носенко Бергман, — жесткий, деловой, целеустремленный. Такой будет держаться за власть до последнего. В нем нет демократических соплей, и он их не размазывает по щекам».

— Игнатий Терентьевич, вы были коммунистом?

— Вас интересует, менял ли я взгляды? — Губернатор опять уловил главное в вопросе банкира. — Нет, не пугайтесь. Хотя в партии я состоял. В приисковой, старательской. Находил и мыл золото. Поэтому могу заверить: делать деньги умею, но никогда не думал о том, чтобы их разделить и всех сделать счастливыми. Вас это интересовало?

— Примерно. Поэтому вы меня поймете. Я готов вложить в дело ещё миллион.

— На каких условиях? — Носенко лукаво прищурился. Теперь он знал, как вести разговор с Бергманом.

— Пустяки. Вы делаете «Вабанк» уполномоченным. Если точнее, переводите бюджетные платежи на наши счета.

Носенко задумался. «Востокинвест», который уже давно прокручивал бюджетные деньги, выглядел в этих делах куда пассивней, нежели «Вабанк». Может, стоило сыграть в эту игру?

— Все сразу перевести на вас очень трудно. Можно говорить о половине.

— Вы полагаете, что после такого обещания я не сокращу взнос?

— Корнелий Иосифович! Помилуй бог!

Бергман пожал плечами и посмотрел на часы: мол, дело ваше.

— Хорошо. Давайте так. На вас я перекину половину бюджета. Кроме того, у меня есть возможность перевести на «Вабанк» все операции по игровому бизнесу. В конце концов, вам передаст ведение денежных дел православная епархия.

Бергман довольно улыбнулся. Он своего добился, и, если все повдет, как обещано, беспокоиться о будущем нет причин.

— Согласен.

Бергман протянул руку Носенко. Они стояли друг напротив друга, как шахматисты, которые закончили партию вничью.

Носенко пожал ладонь банкира твердым уверенным хватом.

— Теперь, Корнелий Иосифович, пройдем в мою комнату отдыха. Сюда, пожалуйста.

Неожиданно Бергман заметил, что тон и поведение Носенко вдруг изменились. В его голосе прорезалась властность, в движениях обозначилась уверенная резкость.

— Вам что? Коньяк? Вино? И то и другое отличные. Налить?

— Спасибо, я сам.

— Вы садитесь.

Бергман опустился в кресло, подчиняясь волевому напору губернатора.

— Прежде всего, Корнелий Иосифович, было бы большой ошибкой разойтись, не выяснив до конца отношений. Мне кажется, вы полны чувства победителя.

Бергман улыбнулся.

— Разве у меня нет причин для такого чувства?

— Может быть. Но я постараюсь развеять ваши иллюзии. К началу нашего разговора о деловом сотрудничестве — вспомните, его предложил я — вы подошли как к военной кампании. Раз есть чувство победителя, должно быть и чувство проигравшего. Короче, все как на войне. Далее, вы напористо диктовали свои условия. Я только и делал, что их принимал. Это укрепило в вас уверенность в своей силе и в том, что я поставлен на колени.