Предают только свои - Щелоков Александр Александрович. Страница 20

12

Работа над портретом сэра Генри продвигалась медленно. Хотя Диллер и повторял Андрею, что готов позировать с утра до вечера, на деле для художника у него находилось не так уж много времени. Едва они начинали работу, звонил телефон, и его величество, вежливо извинившись, уезжал надолго и в неизвестном направлении.

Освобождавшееся время Андрей использовал для работы в галерее. Он много гулял по пустынному парку, изучая сеть дорожек и охрану лаборатории Диллера, которую от парка отделяла высокая глухая стена.

Детективные романы приучили многих к мысли, что узнать чужой секрет — значит вскрыть ухищренным образом сейф, вынуть оттуда и сфотографировать документ или перехватить шифровку, раскрыть код и прочитать текст. В жизни разведчика все и сложнее и проще.

Андрей сделал всего несколько шагов в доме Диллера, а уже мог представить, в каких направлениях вел свои исследовательские дела хозяин. Буквально на второй день Андрея познакомили с высоким седовласым старцем, который шел по коридору в сопровождении Мейхью. Они столкнулись лицом к лицу, и пройти мимо просто так было бы невежливым.

— Профессор Уильям Ф. Кризи, — представил Мейхью гостя. А память Андрея услужливо перетряхнула все, что ему было известно об этом одиозном ученом муже.

В годы второй мировой войны совсем еще молодой студент университета Кризи подвизался в аппарате химической службы армии США. В уединенной лаборатории форта Мидл он вел поиски способов, которые бы позволили сжечь Японию. После долгих трудов Кризи создал крошечную зажигательную бомбу. Она была так мала, что ее специальным пояском удавалось крепить на груди летучих мышей. Этих тварей для Кризи в огромных количествах отлавливали добровольцы в окрестных горах, в пещерах. Мышей помещали в специальные контейнеры, с тем чтобы в нужный момент доставить на самолетах в Японию. Предполагалось, что, сброшенные над городами, мыши станут искать укрытия под крышами японских домов и вызовут грандиозные пожары по всей стране.

План Кризи показался военным во всех отношениях безупречным и, главное, крайне дешевым. Два года ушло на отработку деталей и частностей. Но когда все уже казалось законченным, мыши преподнесли сюрприз. Около сотни живых поджигателей вырвались из контейнеров и атаковали ближайшие к лаборатории населенные пункты. Вспыхнул грандиозный пожар, в котором сгорел и дом, где проживал сам Кризи. Заодно заполыхали крупные армейские склады. Это и решило судьбу незадачливого поджигателя. Ухлопав на исследования кучу денег, Уильям Кризи должен был их прекратить. Однако имя Профессор Пожар закрепилось за ним навсегда. Перед Андреем сразу встал вопрос: что этот человек изобретает для Диллера? Один раз поджегший город, он не мог стать пожарным. А кем же стал?

Однажды, вернувшись к себе после получасовой работы у Диллера, Андрей нашел на своем столе конверт. В нем лежало приглашение, отпечатанное на плотной мелованной бумаге:

Трудно объяснить, почему Андрею прислали такое приглашение. Человеком науки он не был, а по уставу, утвержденному Диллером, на встречу приглашались только ученые. Скорее всего сам же Диллер и поступился правилом, чтобы показать себя художнику с новой и неожиданной стороны покровителя наук.

Кстати, организуя «Дни науки», Диллер пользовался на них правами не большими, чем все остальные приглашенные. Он получал стандартный гостевой билет, в котором его именовали просто: «Генри Диллер, профессор химии». Надо сказать, что «Дни науки» Диллера были явлением впечатляющим и престижным. Андрей это понял, едва подъехал месту встречи ученых на площади Четырех ветров. В большом зале Митинг Хауса собрались те, кто хоть в какой-то мере был известен и подавал надежды в науке. Бросалось в глаза большое количество молодежи. Это давно стало особенностью диллеровских встреч. Все обставлялось так, что именно здесь молодые ученые получали общественное признание своих заслуг и попадали под опеку могучей «Диллер кэмикл Кюрпорейшн».

Диллер тратил немалые средства на рекламу «Дней науки» и с их помощью сумел создать себе репутацию миллионера Нового типа, который видит призвание не столько в погоне за прибылью, сколько в том, чтобы совершенствовать науку, двигать технический прогресс и культуру.

Собрание в Митинг Хаусе впечатляло. Каждый третий — мировая известность. Химики. Физики. Физиологи. Электронщики. Астронавты…

Пробежав список участников встречи, отпечатанный на глянцевой бумаге и сброшюрованный в солидную книжку, Андрей заметил в числе приглашенных двух профессоров-ихтиологов, трех — орнитологов, двух — энтомологов. Широта научных интересов Диллера казалась поистине неограниченной. Старичков, увлекавшихся изучением жизни паучков и мошек, он ставил на одну доску с ведущими физиками и химиками, не делая никакого различия между мужами науки. Когда приглашенные собрались, в зал вошел Диллер. Хлопали сдержанно, чтобы это не выглядело излишне восторженно, но хлопали от души. Ведь все же они встречали не просто толстосума-мецената, а коллегу по науке, о чьих исследованиях многие знали не понаслышке. Тем не менее Андрей легко уловил мысль, которая владела в тот миг умами многих участников встречи: «Вот пришел хозяин, и теперь начнется то, ради чего мы собрались».

Наука аплодисментами приветствовала капитал. Она хлопала процветающему бизнесу, который от щедрот своих мог отвалить средства на любые исследования, на открытие самых невероятных тайн земли и космоса.

Шум улегся. Совет избранных занял место на подиуме. Генри Диллер сидел справа от председателя — профессора Голдвина, физика с мировой известностью. Он зорко смотрел в зал и то и дело кивал знакомым.

Четыре часа ушло на доклады и научные сообщения. Потом участников встречи пригласили в банкетный зал.

За столом Андрей оказался рядом с профессором энтомологии Хитом, толстячком в роговых очках.

— О, — сказал Хит, потряхивая аккуратной седой бородкой, когда их представили друг другу, — по вашим глазам, мистер Стоун, я вижу, как вы далеки от энтомологии. Что поделаешь, сейчас только и слышишь: ядерная физика, электроника…

После двух порций виски нос профессора спело запомидорился, а сам он стал держаться еще свободнее, чем прежде. Речь ученого мужа лилась плавно и безостановочно. Андрею оставалось одно — слушать.

— Между тем, мистер Стоун, прикладная энтомология — наука будущего. Просто человечество ее для себя еще не открыло. Военные в том числе. Кстати, вы знаете, что из всех групп животного мира наибольшее число видов приходится на класс насекомых? Не знаете? Тогда имею честь сообщить вам об этом впервые. Насекомых в мире около восьмисот пятидесяти тысяч видов. Таким образом, более трех четвертей всех видов живых организмов выпадает на долю насекомых. Если же учесть их плодовитость, то смело могу утверждать, что главная масса живого вещества земной суши заключена именно в насекомых. Соберите всех жучков и мух вместе, они перетянут на весах всех слонов, бегемотов, носорогов. А если кинуть на эти весы одну стаю саранчи… Бог мой, вы не представляете, мистер Стоун, что такое саранча…

— Безусловно не знаю, профессор. Но я преклоняюсь перед всем, что мне неизвестно, — сказал Андрей, стараясь подзадорить старичка. — Давайте будем объективны. Как ни велика масса саранчи в мире, сегодня на первой линии военных и науки — физика. Одно лишь название — нейтронная бомба, и все этим сказано.

Профессор язвительно хрюкнул. То ли засмеялся, то ли всплакнул.

— Вы когда-нибудь читали Николая Ленина? — спросил он.

— Кого?! — удивился Андрей. Он не сразу сумел соотнести хорошо знакомую фамилию с незнакомым именем.

— Николая Ленина, — повторил ученый старичок. — Большевика.