Золотой выстрел - Щелоков Александр Александрович. Страница 11
— Слыхал, но лично не знаком.
Барсов в Океанке был человеком известным.
— С чего вдруг я ему понадобился?
— Даже и не знаю что сказать. Просил, и все.
Отвечая, Крылов выглядел слишком искренне. Было похоже, что он все же знал, о чем пойдет речь, но раскрывать чужой интерес не собирался.
Встреча состоялась в стороне от поселка в местах, куда местные жители выезжали на рыбалку. Двадцать минут Крылов гнал легкую моторку по глади широкой реки. У Красного мыса за перекатом направил суденышко к берегу.
Моторка подлетела к косе, сбросила ход, со скрипом ткнулась в песок носом и остановилась. Треск двигателя умолк.
На зеленом пригорке горел костер. Над огнем, приспособленный на треножнике, висел большой закопченный котел. Рыбаки готовили уху.
От костра поднялся и двинулся к причалившему суденышку большой крепкий мужчина — метр восемьдесят шесть ростом, сто двадцать — в обхвате груди, по меньшей мере девяносто пять на весах. Он шел походкой борца, выходившего на ковер перед схваткой: широко расставив руки и слегка косолапя.
Не доходя до моторки прогудел зычным голосом:
— Прошу к нашему шалашу. В самый раз под ушицу поспели.
Когда Мисюра выскочил на берег, подошедший протянул ему руку.
— Барсов. Будем знакомы.
Рука была крепкой, ладонь — огромной.
— Олег, — представился Мисюра. — А вы Андрей Сергеевич, верно?
— Точно. И давай сразу на ты… Без церемоний.
Барсов указал на бревно, лежавшее в стороне от костра.
— Пойдем туда, посидим. Пока ушица кипит, потолкуем немного.
Они прошли к кругляшу, большому, гладко обкатанному водой и выброшенному ей же на берег. Сели рядом.
— Закурим? — Барсов протянул Мисюре пачку сигарет «Кэмел».
— Спасибо, не балуюсь.
— Уважаю. — Барсов помолчал и вдруг спросил. — У вас в батальоне неприятности?
Вопрос прозвучал сочувственно, но Мисюра не терпел сострадания. Ему казалось, что оно унижает мужчину. Ответил с усмешкой.
— Нормально. Нас бьют, а мы крепчаем.
— Ну, положим, не все крепчают. Слабые даже стреляются.
— Имеете в виду лейтенанта Баглая? Так он еще был пацан, а его подряд носом в грязь. Все сразу обрушилось — служба, ушла жена. Хотя я на его месте не себя, а этого грузина шлепнул.
— Грузин причем?
— Разве не он сбил с толку Светку? Молодая девка, без опыта…
— Не надо, капитан, ты ее не оправдывай. Чхония виноват, что внедрился в нее своим корнем. А так он ее не насиловал, даже не кадрил. Вспомни, как говорят: «Сучка не захочет, кобель не вскочит». Эта Светка была та еще курва. Уверен, грузин у нее не первый и далеко не последний. Она поставила целью вырваться отсюда в Россию любой ценой. Короче, Чхонию она сама зацепила, сама подставилась…
Мисюру, все, о чем говорил Барсов, неприятно задевало. Все же речь шла об офицерской жене. Над сознанием довлели образы, облеченные в слова: «жена Цезаря вне подозрений», «жены-декабристки», «боевые подруги». И пересилить свои убеждения, поменять их на другие, которые были бы ближе к истине оказывалось крайне трудно.
— Ты говоришь, Андрей, так будто ее знаешь.
Мисюре казалось, что его аргумент неотразим. Но Барсов только тряхнул гривой седевших волос.
— А то не знаю. Они у меня два медовых дня провели в доме — Рамаз и Светочка. Так ты бы посмотрел, что это была за штучка. Все время ходила в одном халатике, под которым ничего больше. И каждые пять минут, что бы мы ни делали — обедали, в карты играли, пили чай, смотрели видик, канючила: «Рамазик, вставай, пошли в спальню. Я тебе что-то хочу показать.» А Рамазик тот еще жеребчик. Говорил: «Все уже стоит, как штык». И шел за ней. Со всеми вытекающими последствиями.
— Как он у вас оказался? Этот Чхония?
Мисюра взъерошился, напрягся. Ему было неприятно слышать, что виновник трагедии Баглая, пусть даже косвенный, имел дело с Барсовым, с которым пришлось познакомиться и разговаривать.
— Мы ведем дела не один год, можешь успокоиться. И женщин ему я не поставлял. Может оставим эту тему? Уже готова уха. Пошли.
Они встали, вернулись к костру. Барсов поднатужился, взялся за дужку и снял казан с огня. Поставил его в гнездо, выложенное на траве из камней. Черпаком стал вынимать и раскладывать по алюминиевым мискам крупные куски белой рыбы. Потом развернул большой бумажный пакет и высыпал в варево мелко нарезанный зеленый лук, петрушку, затем подкинул туда же черного перца. Над котлом поднялся аромат, будораживший аппетит.
Только после того, как они вчетвером усидели огромный котел ухи, предварительно раздавив на троих четыре поллитровки горилки с перцем, Барсов начал тот разговор, ради которого и пригласил Мисюру на рыбалку.
— Слушай, капитан, — ладонь у Барсова огромная, тяжелая, как ласт у старого моржа. Он накрыл руку Мисюры целиком и чтобы выдернуть ее надо было потратить неимоверные усилия. — У тебя нет на примете хорошего снайпера?
Мисюра осторожно подергал руку, показывая, что требует свободы. Барсов убрал ласт и улыбнулся понимающе.
— Прошу прощения, не понял. — Мисюра никогда не отвечал, если вопросы вызывали у него сомнение в правильности. — Что такое хороший снайпер? Человек может быть хорошим стрелком — это одно. Может быть снайпером — это уже другое. А хороший снайпер на мой взгляд — ерунда. Потому что в таком случае простой снайпер окажется обычным хорошим стрелком. Таких я могу назвать с ходу десять-двенадцать. Среди них спортсмены — мастера пулевой стрельбы. Со снайперами — хуже. Подумаю и не вспомню.
— Кроме самого себя, — Барсов иронически искривил губы. — Верно?
— Может быть.
— Тогда может поговорим о тебе? — Барсов снова положил ластообразную ладонь на руку Мисюры, словно заранее предупреждал, чтобы тот внезапно не встал и не ушел, обидевшись. Потом полез в карман за куревом. — Охоту вот задумал. — Он сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой. Два раза затянулся, выпустил клуб дыма. — Зверь крупный, близко не подойдешь. — И ощерил здоровые белые зубы. — Позарез снайпер нужен. Такой, чтобы стрелял лучше моего старого кореша. Пал Андреича Громака. Охотник — высший класс. Может слыхал?
— Нет, не знаю его.