Золотой выстрел - Щелоков Александр Александрович. Страница 9

— Твое счастье, лейтенант, что ты военный. — Комбату хватило чувства юмора. — Гражданский бы такое не выдержал. Но это разгильдяйство я тебе надолго запомню…

Однако в тот раз выпал лейтенанту случайный фарт.

Сперва все достаточно просто обошлось с сектантами.

Когда Мисюра оклемался и стал выглядеть пободрее, хозяйка завела с ним разговор.

— Сынок, — Лукерья Ивановна со щеками бледными, словно присыпанными мукой, говорила тихим убитым голосом, — ты ничего в бражку не добавлял?

Врать под таким взглядом Мисюра не счел возможным.

— Добавил. Немного. Две бутылки…

— Боже праведный! — Лукерья Ивановна всплеснула руками. — Когда же ты успел?

— А что?

— Я туда тоже добавила… Две бутылки.

Мисюра охнул и стукнул себя кулаком по ляжке. Еле сдержал богохульную фразу, готовую сорваться с языка. Лукерья Ивановна его поняла и успокаивающе запричитала:

— Ты уж того… не винись. Я все на себя возьму перед Ферапонтом. Должна была упредить тебя… Забегалась, сказать забыла…

Но и для нее все обошлось.

Ферапонт, широкой души человек, после того как оклемался и пришел в себя, появился в доме Лукерьи Ивановны с покаянием. Низко склонил голову на пороге.

— Ты уж прости, сестра, всех я ввел во искушение. Бес должно быть попутал. Два литра спирта в твою бражку вбухал…

Мисюра, когда ему об этом рассказала Лукерья Ивановна, как говорят «отпал»: челюсть отвесил, нужных слов не нашел. Только охнул:

— Это же ведро водки на бидон бражки. — Он завел глаза под лоб. — Тротиловый эквивалент — сто килотонн… Вот оно и ахнуло!

Обошлось все и в служебном плане.

Морпехи вышли в море отработать высадку первого броска десанта на глухом побережье. Присутствовал командующий флотом. Он хотел своими глазами увидеть чего стоит подчиненная ему пехота в черных мундирах. Все остальное начальство рангом пониже было тут же и дрожало в коленках, боясь поскользнуться на банановой кожуре, которую им под ноги пока никто и не бросил.

Погода не баловала в тот день ни моряков, ни десантников. Сильно штормило. При подходе к району высадки наблюдатели обнаружили на волнах прыгавший рогатый шар — морскую мину. Какими ветрами и течениями, когда и откуда ее занесло в эти места, никто сказать не мог.

Командующий, находившийся на мостике, отдал приказ:

— Уничтожьте.

Несколько очередей из автоматической скорострельной пушки прошли мимо цели. Корабль качало, мину то и дело скрывали волны.

Командир корабля переживал минуты позора. Командующий демонстративно покинул мостик, продемонстрировав выдержку и никому не устроив разноса. К нему тут и подкатился шаром нахальный морпех лейтенант Мисюра. Он кинул клешню под черный берет и гаркнул голосом, полным солдатского рвения:

— Разрешите, товарищ командующий?!

Адмирал взглянул на обитателя литорали — земноводное прибрежных глубин — холодным взглядом глубоководной акулы. Небрежно махнул рукой.

— Разрешаю…

Мисюра взял снайперскую винтовку. Выбрал место поудобнее. Положил винтовку на планширь. Вогнал патрон в патронник. Припал к прицелу.

Комбриг полковник Бушуев стоял за спиной командующего, держа на пояснице крепко сжатый кулак. Комбат подполковник Скоков прекрасно понимал значение этого жеста и костенел в предчувствии неприятностей. Сейчас мазанет лейтенант, пустит пулю мимо и посадит всех в лужу, хотя делать этого его никто не просил. Ну, Мисюра! Ну, синегубый алкаш, попомнишь ты у меня этот случай!

Выстрела в шуме волн, кативших на берег, почти никто не расслышал. А результат увидели все.

Мисюра влепил пулю прямо в свинцовый рог гальванического взрывателя мины. Огромный столб воды и бурого дыма поднялся над морем. Грохот взрыва прокатился над волнами, отразился от скалистого берега и рассеялся над водой.

Адмирал круто повернулся к комбригу морской пехоты.

— Какой ротой командует лейтенант? Фамилия?

Полковник Бушуев дернулся, как стреноженный конь.

— Лейтенант Мисюра. Командует взводом.

— Я спросил, какой р о т о й командует лейтенант?

Голос адмирала выражал крайнее неудовольствие тем, что его не понимают.

— Пятой, товарищ адмирал, — сообразив в чем дело, доложил комбриг. — С сегодняшнего дня.

— Хороший командир, объявите ему благодарность…

За спинами высокого начальства стоял подполковник Скоков и морщился будто хлебнул кислоты. Пятая рота была во втором батальоне, значит первый, которым командовал он, терял хорошего командира. Так всегда — один растит, пестует, не дает росту, чтобы не потерять, а дядя со стороны стрижет купоны и богатеет. Признаться себе в том, что сам во всем виноват, Скоков не мог. Настоящие командиры виноватых назначают только по своему усмотрению…

Вызывая на ковер капитана Мисюру, майор Телипай хорошо представлял с кем имеет дело и как может сложиться их разговор, но то как все произошло на самом деле, он предположить не мог.

Любой бунт для начальства, уверенного в обязанности всех остальных его любить и ему подчиняться, кажется невозможным, невероятным. Потому, когда он происходит, это вызывает мгновенный шок.

Капитан Мисюра вошел в канцелярию батальона, не отдавая чести, не делая доклада о прибытии. Приблизился к майору Телипаю, который сидел, обложившись бумагами. Вынул из кармана орден Мужества, которым его отметили за Чечню. Швырнул железку на стол. Она глухо звякнула.

— Забери, — сказал Мисюра скорее устало, нежели гневно. — Погоны я срежу дома и тоже отдам тебе…

— Ты… Вы… — Телипай растерялся, не знал что и сказать, как себя вести. — Вы что, капитан? Перепили?

Между прочим, у нас если начальство неожиданно слышит правду, то сразу предполагает, что человек мог сказать ее только по пьянке.

— Ага, перепил. — Мисюра не стал возражать. — А теперь, майор, вы все оставайтесь, а я пойду к ейтой матери! Только учтите, за вами должок — моя зарплата за два прошлых месяца.

Телипай вскочил. Одернул тужурку. Рявкнул командным визгливым голосом:

— Капитан! Прекратить! Вы кадровый офицер и обязаны исполнять…

— А пошел ты! Никому я уже ничем не обязан. Особенно нынешней власти…