Косяк - Щупов Андрей Олегович. Страница 18

– Я иду с ним.

Некоторое время Барнер размышлял.

– О кэй, парни. Вы знаете, на что идете. Наверное, я осел, но отвечать за все нам придется вместе.

После сумрачной, залитой мглой палубы коридор показался им более надежным местом. Впрочем, ночные плафоны давали света ровно столько, чтобы не спотыкаться на каждом шагу. Часовых они так и не встретили, добравшись беспрепятственно до обшитых сверкающей бронзой дверей.

– Вы уверены, что это здесь? – Кид в сомнении поскреб затылок.

– Да, но… Днем здесь были часовые. Двое или трое.

– Странно, – водолаз взялся за металлическую ручку. – Хотя, с другой стороны, все мы люди и все хотим спать.

– Кид! – Генри попытался предостеречь друга, но дверь уже открылась. Переступив через порог, водолаз озадаченно посмотрел на них.

– Вы что-нибудь понимаете? – шепнул он. – С каких это пор подобные двери оставляют незапертыми?

Порывисто шагнув вперед, Генри схватил Кида за рукав.

– Тут что-то нечисто! Это западня, Кид!

Предупреждение его запоздало. Свет под потолком ослепительно вспыхнул, и знакомый рокочущий голос насмешливо поприветствовал заговорщиков:

– Входите же! Разве вы не желали побеседовать со мной?

Закинув ногу на ногу, в кресле перед ними сидел Торес. Молчаливой шеренгой, с автоматическими винтовками наперевес, вдоль стены выстроились морские пехотинцы.

– И не устраивайте, пожалуйста, беготни. В коридоре еще около десятка человек, – Торес не без самодовольства потер ладони. – Вы не заставили себя ждать, господа. И хотя сон мой прерван, я намерен простить это вторжение. В конце концов, мы и без того спим слишком много. Чуть ли не треть всей жизни. Я нахожу это чудовищным. Почти таким же чудовищным, как ваш нож, мистер Кид. Спрячьте его. Иначе мои молодцы попросту его отберут.

– Пусть попробуют, – водолаз угрожающе шевельнул массивным плечом.

– Бросьте, – Торес поморщился. – Нож против штыков – ничто. Так что умейте проигрывать.

– Он прав, – журналист оправился от потрясения первым. Успокаивающе коснувшись руки Кида, обратился к Торесу: – А я и не догадывался, что вы можете упасть так низко. У вас электронное подслушивание или вы подсылаете под чужие двери своих наушников?

– Вы напрасно думаете о падении, – Торес и не думал обижаться. – В некотором роде мы работаем и на разведку, а там подобные методы никогда не считались зазорными.

– Хорошо. Оставим эту скользкую деталь в стороне, – Барнер кивнул. – Но если вы слышали нашу беседу, стало быть, вы в курсе всех подробностей. И я вправе спросить, возможен ли между нами диалог?

– А вы нетерпеливы, мистер Барнер, – Торес улыбнулся. – Вы берете быка за рога, хотя в вашем положении…

– У нас прекрасное положение! – прорычал Кид. – Вы даже понятия не имеете, насколько прекрасное! Лучшее, что вы могли бы сделать, это согласиться с нашим требованием – дать отбой траулерам. Косяк должен воссоединиться.

– А если этого не произойдет? – мягко спросил Торес. – Что произойдет тогда?

– Вы крупно пожалеете об этом!

– Прекрасно вас понимаю, – Торес одобрительно покачал головой. – Вы пытаетесь оказать на меня давление, не имея на руках ничего. То есть почти ничего. И не скрою от вас, такая игра вызывает уважение. Но… Не следует забывать, что блеф не всегда приводит к удаче.

– Мы не блефуем!

– Что же вы в таком случае делаете? Все козыри, сколько их есть, целиком и полностью в моих руках.

– Один все-таки есть и у нас, – спокойно заявил Барнер. – И вы догадываетесь о нем. Иначе не устраивали бы этот спектакль. В самом деле, кто мы для вас? Мелочь. Однако, как вы справедливо заметили, вы вынуждены были прервать свой драгоценный сон и заняться нами. Стало быть, этому есть причина.

– Я не знаю ее, – сухо произнес Торес.

– Но вы знаете, должно быть, что Кид пробрался сюда вплавь. В состоянии ли это сделать обыкновенный человек? Можете не отвечать. Вы опасаетесь, что нечто может помешать вашим намерениям осуществиться, и вы недалеки от истины. Появление на флагмане Кида – довод достаточно веский. Вы не согласны со мной?

– С вами нет, – Торес уже не улыбался. – Это должны были бы говорить не вы, а ваши друзья. Они, а не вы, спускались под воду. Цена вашему красноречию – ломаный грош.

– Вы хотите, чтобы говорили мы? – Генри покосился на водолаза. – Мы скажем то же самое. Если человек в состоянии делать то, что проделал Кид, вам следует его опасаться.

– А вы можете повторить его подвиг?

– Думаю, что да.

– Мы убедили вас? – Барнер шагнул вперед. – Может быть, диалог все-таки состоится? Поверьте, мы не сторонники насилия.

– Насилия? – медленно повторил Торес. Взор его цепко обежал всех троих. – Хорошо, поговорим. И если можно, я начну с вопросов. Что мешает косяку рассеяться по океану? Разве мы могли бы помешать этому?

– Вы сами знаете ответ. Они не могут распасться. В единстве их жизнь.

– Разумная жизнь, – добавил Генри.

– Значит, вы полагаете, что косяк – это гигантский разум? Так вас прикажете понимать? Зачем же понадобилось это странное деление?

– Разве не вы сами ожидали от них какой-либо реакции? Возможно, таким образом они откликнулись на ваши сигналы.

– Это лишь ваше объяснение!

– Правильно. Мы тоже знаем не все.

– Хорошо. С этим можно и повременить. Более существенно другое, – Торес прикрыл рукой глаза. – Если это разум, он должен быть способен к сопротивлению. Не так ли?

– Они пробуют сопротивляться. Вспомните акул и порванные сети.

– Я ни на минуту не забываю об этом. Как не забываю о пропавших вертолетах и вчерашнем катере.

– Вот видите!

– Нет! Я ничего не вижу! Ровным счетом ничего!.. Подобное проявление силы – ничтожно. Разум обязан защищать себя более действенно. Если он в состоянии разрушать, он ДОЛЖЕН разрушать. И если они этого не делают, значит и выводы ваши поспешны.

– Не равняйте их с людьми. Это совершенно иная жизнь!

– В самом деле?… Ладно, даже если и так, то скажите мне, пожалуйста, на кого я, представитель людей, должен держать равнение? На эту вашу иную жизнь? Но чего ради? Я знать не знаю, чего хочет этот косяк! Если разумом здесь не пахнет, мы зря спорим. А если косяк разумен, то разве это не обостряет ситуацию? Вы сами упомянули об акулах и порванных сетях. Намекнули на загадочные возможности вашего приятеля. Значит, этот разум при желании может быть и зубастым?

– Только не надо пробуждать в них подобное желание!

– Почему же? Если природа наделила их способностями к самозащите, пусть защищаются. Это вполне закономерно. И вам в таком случае не следует вмешиваться. При необходимости они сумеют постоять за себя сами.

– Значит, вы провоцируете их! – выпалил Генри.

– Совершенно верно. И что из этого следует?

– Но вы должны пересмотреть свое решение! Вы совершаете чудовищную ошибку!

– Если я что-то и должен кому-нибудь, то уж во всяком случае не вашему подводному разуму. Я уже сказал: я представитель рода человеческого и в первую очередь ответственен перед людьми. А ошибки, что ж… От них никто не застрахован. В конце концов вся наша жизнь – сплошная ошибка.

– Но то, что вы пытаетесь сделать, жестоко!

– В такую уж эпоху мы живем, – Торес вздохнул. – Все, что нам остается, это действовать в соответствии с требованиями эпохи.

– Но мы живем не в эпоху истребления!

– Правда? – Торес насмешливо улыбнулся. – А в какую, осмелюсь вас спросить? Назовите мне день в истории Земли, когда бы не пролилось ни единой капли крови, не прозвучало бы ни единого выстрела. Увы, вам не найти такого дня. Мы хищники, и незачем открещиваться от столь очевидного факта. Мы и самих-то себя едва терпим на этой планете, чего уж говорить об иных формах жизни! Возьмем тот же косяк. Вы можете гарантировать его вечное дружелюбие? Уверен, что нет. А можете ли вы обещать, что завтра или послезавтра мы не будем иметь дело с десятками и сотнями подобных косяков? Или вы готовы отказаться от рыбы на вашем столе? То есть вы, трое, может быть, и да, но абсолютное большинство вас не поддержит. Когда речь заходит о хлебе насущном, человечество преспокойно забывает о своей многовековой культуре. Вся эта фантастическая белиберда об иноконтактах радует воображение лишь в сытом состоянии, но в сущности нам плевать на всех и на все. Жизнь не изменится от того, что в музеях прибавится чучел, а в Красной книге страниц. Мы сожалеем, но не останавливаемся. Такова наша эпоха, таковы мы с вами.