Инъекция страха - Щеголев Александр Геннадьевич. Страница 38

– Что?

– Что слышал.

Саша подался вперед – словно толкнул собеседника свинцово-оловянным взглядом. Андрей вновь перестал понимать происходящее.

– Когда я на тебя смотрел?

– А сегодня. Помнишь, мы проехали мимо на машине?

Саша был предельно хмур. Он задал серьезнейший вопрос и ждал ответ. Он пришел ради этого вопроса, и дальнейшие обстоятельства встречи целиком зависели от того, что он сейчас услышит. Совершенно неожиданный поворот! Подготовиться к такому нельзя, поэтому Андрей не смог бы сфальшивить, даже если бы захотел:

– Да никак я не смотрел!

Саша скривился:

– Еще скажи, что нашу машину не видел. Меня, между прочим, водитель чуть не пихнул – этот парень, говорит, вас знает, что ли? Чего, говорит, такие перископы выставил?

«Оранжевая „Волга“, – вспомнил Андрей. – Вот о чем речь! Черт меня понес на улицу, черт меня усадил на скамейку – чтобы этот параноик мимо проехал! Как ему теперь объяснить и доказать? Ведь он параноик – натуральный…»

– Я тебя вообще не видел, – в отчаянии выдавил Андрей. – Я на «Волгу» смотрел, а не на тебя.

– Не видел, как я рукой в окно махал? Боль-ной, называется…

Обвинитель не собирался далее скрывать чувство законного презрения. А подозреваемый машинально снял очки и спрятал лицо в ладонях – он не знал, что в этой ситуации еще можно было бы сказать. Он проиграл. У бреда свои законы, логикой здесь ничего не добьешься. «Язычок широкий-широкий! – донесся из спальни возглас матери. – Нижнюю губку не выворачивай! А теперь я считаю: один, два, три…» Бред характерен повторами и круговыми движениями: совсем недавно мать просила сына «не смотреть на нее так», и он искренне отвечал, мол, обыкновенно я смотрю, не надо сходить с ума, а чуть раньше, прошлой ночью, уже Андрей бесстрашно спрашивал у друга Саши, почему тот смотрит не как всегда, и друг Саша просил прощения – мол, устал чекист, что может быть естественнее…

– Куда ты, кстати, днем ходил? – атаковал гость с другого фланга. – Ты же, кажется, больной?

– В аптеку, аспирин в доме кончился. Черт меня дернул твою оранжевую «Волгу» заметить.

– Ну, ладно, забудем пока… – Саша повернулся к столу, к разложенным на клеенке железякам. – О! Капельки появились. Работаем, мужики.

Он не жалел дыхания на свои реплики – изрядное здоровье было у спортсмена-алкоголика. Пары плохо усвоенных высших спиртов жирного ряда, в просторечье именуемых сивушными маслами, гуляли между столом и диваном. Вот тебе и водка «Абсолют», вот тебе и шведское качество. Или бутылка, оставшаяся в коридоре, содержала отечественный продукт? Хорошо, что гость временно замолчал, иначе хозяина вытошнило бы в поднесенную к лицу ладонь.

Он надел очки и распрямил спину. Хозяин здесь он.

В соседней комнате бабушка и Алиса хором декламировали: «Мы прижмем язык к губам – та-та-та! – а теперь прижмем губами – па-па-па!» Бабушка просила: «Медленнее, лисенок, не напрягайся. Смотри, язычок зубками зажимаем, и получается „та-та-та“. Потом язычок между губками – па-па-па…» «Молодец, девочка, старается, – подумал Андрей. – Выкарабкаемся, без Шлемы обойдемся. Если в тюрьму не посадят. На кладбище монету зарыть – надо же такое придумать. Моторная алалия у ребенка – та же земля, в которую кто-то упрятал единственное ваше сокровище. Та же тюрьма – для интеллекта. Всю жизнь можно потратить, чтобы найти и освободить». К счастью, у Алисы расстройство было не в тяжелой форме. К тому же рано распознали (полное отсутствие лепета, трудности с координацией движений и с чувством равновесия), хотя поначалу неспособность общаться принимали за упрямство и лень…

Только бы все обошлось. Только бы он ребенка не тронул… «О чем я? – ужаснулся Андрей. – Причем здесь ребенок?»

Артикуляционная гимнастика – это было ужасно. Поначалу Алиса не могла даже понять, как нужно двигать ртом и языком, чтобы получался тот или иной звук. Потом речь ее надолго замерла на уровне отдельных слогов, потом появились слова – искаженные до неузнаваемости. Потом появился Ефим Маркович…

«А я здесь причем? – вибрировал Андрей. – Если Саша не параноик, то кто? Не маньяк же он, в самом деле?»

– Ну, теперь все… – со зловещим азартом прошептал гость, словно откликаясь на вибрации хозяина.

Он протер тряпкой увлажнившиеся детали пистолета. Затем достал откуда-то из-под мышки железную палочку интересного вида: один конец загнут в виде кольца, другой заострен и с прорезью – наподобие швейной иглы. Просунул клочок ткани в прорезь палочки, взял свободной рукой самую большую из лежащих на столе частей и показал все это Андрею:

– Учись, студент, пока я жив.

– Кто жив? – переспросил тот, обмирая. Не расслышал концовки фразы, к сожалению.

Саша не ответил. Часть, которую он держал в руке, лишь отдаленно напоминала собой пистолет. Рукоятка, рамка со скобой плюс голенький, сиротливо торчащий ствол. Движениями опытного хирурга Саша направил разобранное оружие на лампу, сощурился и просунул палочку с кусочком ткани в канал ствола.

– Инструмент, которым я сейчас работаю, называется «протирка», – заговорил он как бы между делом. – Нормальные люди протирку с собой не носят. А я ношу. Удаляем нагар, чтобы пулькам было удобно, особое внимание обращаем на углы нарезов. Также на патронник. Пульки, что бабы – не любят грязь…

Закончив, он переместил прицел – с лампы на Андрея, продолжая озабоченно щуриться. В отверстии ствола был виден его немигающий глаз.

– Кажется, все? Внимание, замерли, сейчас отсюда вылетит пчела.

Пошутил. Чего же он добивается, сволочь?

– Учись, Андрюха, запоминай, может, когда-нибудь пригодится. Вот, например, «шептало», название такое, не пугайся. Чтобы курок не срывался раньше времени с боевого взвода. Вот спусковая тяга, вот курок. А это самое главное – боевая пружина, которой все приводится в действие. Хотя спусковой крючок – тоже главный, особенно когда ты на него нажимаешь. Вот так – пах, пах, пах…

Опытный и хмурый хирург превратился в мальчика, хвастающего своей игрушкой. Впрочем, глаза его оставались по-взрослому бесчувственными. Саша замолчал и принялся за ударно-спусковой механизм, которому он уделил столько внимания в своей лекции. Протирка летала в его руках. Белая тряпочка давно уже не была белой. Иногда он помогал себе спичкой – сосредоточенно выковыривал что-то из пазов и вырезов…

– …Жа-жы-жо-жу… – пищал в спальне детский голосок. Ага, мать делала с Алисой упражнение «Здравствуй, пальчик». Большой палец поочередно касается подушечкой остальных пальцев, при этом ребенок каждый раз произносит определенные слоги. Алиса, как и другие ей подобные дети, с трудом могла воспроизвести ритм, не зря они на занятиях беспрерывно водят хороводы и хлопают в ладоши… «А что будет, когда закончится чистка оружия? – неожиданно переключилась мысль. – Не так, видите ли, на их машину посмотрели! Что за нелепая подозрительность?»

СОСТОЯНИЕ подступало. Холодная легкость в руках и ногах, резкая очерченность линий, замедленные кадры кинопленки. Невозможность сконцентрироваться и понять, что происходит… «Может, рассказать ему про отца? – заметался Андрей. – Ведь явная ошибка, путаница фамилий и инициалов, ведь нет в нашем доме предателей!.. Боже мой куда (в кого) он сегодня стрелял?» Кинопленка демонстрировала фильм ужасов: в одной комнате сидел убийца и чистил оружие, а в другой ничего не подозревающая бабушка выполняла с внучкой логопедические упражнения. Главный герой в кадре отсутствовал, поскольку не понимал, всерьез это или понарошку, страшно это или смешно… «Стукнуть гада чем-нибудь по голове?» – родилось другое решение проблемы. Андрей представил себе дальнейшее: в цвете и звуке. Кино в чистом виде – только на сей раз комедия. Саша ничего такого не делал и не говорил, за что же его калечить? И кто кого в результате покалечит, если удар не получится? И чем бить – стулом, бутылкой, диванным валиком? Это не кино, а шизофрения. «Нормальные люди протирку с собой не носят…»

– Затвор, – подал Саша голос, взяв со стола следующую часть от пистолета. – Вот предохранитель, смотри. Скольким идиотам он жизнь спас. А там внутри еще есть ударник, который капсюль в патроне накалывает. Курок по нему – бац, пулька – раз, и промеж глаз. Или в затылок – кому как больше нравится.