Дераи - Табб Эдвин Чарльз. Страница 8

— Чтобы руководить сделками?

— Да, милорд. Честно и скромно. Кредит можно поместить на какой-нибудь другой планете. Все это легко можно устроить. — Скруто выжидательно замолчал.

Эмиль поморщился.

— Вы можете идти, — холодно произнес он.

— Милорд?

— Уходите. Обещаю, что зла вам не причинят, — добавил он. — Кальдор держит свое слово. Идите, пока вы к этому еще способны.

Из своей башни Эмиль смотрел, как комиссионер идет к своему летательному аппарату. Аппарат взлетел в слабом шуме двигателей, споткнувшись немного, повстречав сильные восходящие потоки тепла от окружающих зданий; затем выровнявшись, он направился в сторону города. Эмиль все смотрел, пока аппарат не исчез вдали.

«Кто же подослал тебя? — спрашивал он себя. — Фентоны? Томблены? Или кто-то другой? Проверить меня, конечно. Найти какой— нибудь повод, чтобы обвинить меня в желании нарушить Пакт». Его руки сжались в кулаки, когда он подумал об этом. Хайв был оплетен сетью интриг — каждый Дома желал получить больше других, и каждый наталкивался на взаимное согласие, которое приводило их всех в бессилие.

А если это честный человек? Подлинный комиссионер, которого осенила хитрая догадка относительно соблазнов экономической системы, существующей на Хайве? Это совсем не трудно для того, кто наделен воображением и знанием человеческой природы. Такой человек мог бы оценить ситуацию, найти возможность получения большей выгоды и пойти на разумный риск, чтобы действовать в открытую. И этот риск оказался бы не таким страшным. Он может быть виновен ни в чем другом, кроме предложения своих услуг.

Но — насколько он искренен?

«Дераи могла бы мне сказать. Ее способность могла бы найти корни мотивации этого комиссионера. Ей следовало бы быть здесь, — подумал Эмиль. — Я нуждаюсь в ней теперь больше прежнего. Чем скорее она вернется, тем лучше, — подумал он. — Если только она вернется сюда, ей никогда больше не разрешат уйти отсюда вновь».

Ее брак с Устаром решил бы эту проблему.

Блейн повстречал кибера, когда тот поднимался по лестнице в комнату, где его дедушка проводил практически все свое время. Они столкнулись нос к носу: один высокий, с ястребиным лицом, другой — молодой в тускло-зеленой рубашке с серебряной отделкой. На груди у Брейна красовался отличительный знак семейства Кальдор, на груди у Регора — отличительный знак Киклана. Один принадлежал к оплоту семейства, другой был всего лишь платным советником. И ни у того, ни у другого не было никаких сомнений относительно того, кто главнее.

— Милорд, — кибер автоматически отступил на шаг, уступая право пройти первым, отдавая дань условностям и этикету.

— Один момент. — Блейн протянул ему бумаги, которые нес из библиотеки. — Сергал просил меня отдать это вам.

— Благодарю вас, милорд, — сказал Регор тихим голосом, заучено не содержавшим сердитых ноток. — Вам бы не следовало обременять себя этим. Дело не такое уж срочное.

— Дело? — Блейн выразил любопытство. — Вам Эмиль поручил какое-то дело?

— Нет, милорд. Ваш дядя позволил мне посмотреть все данные. Для меня иногда очень важно занять чем-то мозг.

— Да, — согласился Блейн. — Думаю, это необходимо. — Он был разочарован; никакой серьезной причины, просто киберу необходимо тренировать память. Он бросил взгляд мимо кибера на дверь комнаты своего деда. — Как он сегодня?

— Лорд Кальдор очень болен, милорд. Его болезнь не поддается лечению. Его болезнь — возраст.

— Мне это известно. — Блейн помолчал, о чем-то задумавшись. — Скажи-ка, ты должен знать, — попросил он. — Какова возможность потери позиции как правителя Хайва того или иного правящего Дома? В течение одного года, — добавил он.

— Очень низка, милорд.

— Так чего же мой дядя так боится?

— Милорд, это вопрос, на который может ответить только он сам.

Обидный, но заслуженный упрек.

— Спасибо, — сказал Блейн оцепенело. — Ты можешь идти.

Регор попрощался слабым наклоном головы, затем продолжил свой путь. Член его свиты, охранявший его частные комнаты, суровый молодой человек, принадлежащий к Киклану и признавший Регора старшим над собой. Был еще один, который делил с ним стол и кров. Третий в это время находился где-то в городе. Три единомышленника, свита небольшая, но достаточная для преодоления любых жизненных неурядиц. У Киклана не было необходимости расширять круг помощников.

— Никого не пускать, — приказал Регор. Даже эта команда нисколько не изменила мягкий тон его голоса, да и не было нужды в командирском пафосе. — Никого не пускать ни под каким предлогом.

В комнате он бросил бумаги на стол и вошел в опочивальню. Лежа на спине на узком диване, он привел в действие браслет на левом запястье. Невидимая сила истекала из этого приспособления, создавая поле, непроницаемое для глаз и ушей шпионов. Простая предосторожность, всего лишь, но ни один кибер не мог иметь ни малейшей возможности в его коммуникационную связь.

Отдыхая, Регор закрыл глаза, сосредоточился на формулах Саматчази. Постепенно он утратил вкус, обоняние, осязание и слух. Даже открыв глаза, он бы был слеп. Его мозг прекратил реагировать на внешние раздражители. Он стал созданием чистого интеллекта, чьим единственным контактом с жизнью был разум. Только затем имплантированные ему элементы Гомочон пришли в действие и быстро установили связь.

Только теперь Регор стал по-настоящему живым существом.

Ближе всех только таким путем кибер мог соприкоснуться с чувственным удовольствием, и только так он мог быть полностью понят умом. Открылись двери во Вселенную и высвободили мощный поток энергии, блистающего света вечной, чистой правды. Он стал живой частью организма, который распростерся через всю галактику бесконечностью блестящих звездочек, каждая из которых была как горящее проявление истинного разума. Облако светлого тумана окутывало все вокруг, так что окружающее казалось мятущимся калейдоскопом красок и форм. Он видел все это, и в то же время сам являлся частью его, разделяя и являясь должником невероятно огромной когорты умов.

А где-то ближе к центру этого облака находилась штаб-квартира Киклана. Похороненный глубоко под километрами скального грунта, запертый и забронированный в сердце планеты центральный разведывательный пункт поглощал его знания, как космос пьет энергию. Связь происходила не в словесной форме, а в форме телепатического обмена слов; быстрая, практически мгновенная органическая передача, против которой сверхсветовая скорость и скорость радиоволн являлись черепашьим бегом.

«Ваш рапорт принят к сведению. Представительница семьи Кальдор следует на Хайв на торговом судне. Известно ли им об этом?»

Пауза.

«Комиссионер Шамаски уведомил семью. Определенный интерес вызывает Дюмарест. Данные о нем в моих файлах. Продолжаю работать по плану».

Комментарий:
«Ответственные за побег девушки наказаны».
Рапорт завершился.
Все остальное интереса уже не представляло.
После рапорта всегда наступил период, в течение которого элементы Гомочон приходили в состояние покоя, а электронные элементы тела подчиняли их интеллекту. Регор плавал в пустоте невесомости, и до возвращения собственных чувства он разделял чужие воспоминания и чужие ситуации: обрывки памяти, переполнявшие чьи— то элементы Гомочон, эхо чужих мыслей. Власть центральной разведки — непомерный кибернетический комплекс, который являлся умом и сердцем Киклана.
И составной частью которого однажды он станет.