Вечная Любовь - Нагорнов Николай. Страница 49

И как же не хочется пробуждаться от этого чудесного сна, моего и твоего, от сна, что вовсе не был сном... Но сегодня будет что-то еще прекраснее.

И становится сном мягкой радости апрельское утро, и становится чудом таинственное блуждание по зыбкой грани сна и яви, и загадочность темнеет в глазах твоих, когда ты прислушиваешься к чему-то новому в твоей душе, и Солнце медленно восходит словно в дар для нас двоих, и снова твои стихи мне в подарок:

- И море будет синее, и день голубой, и сядут чайки белые на белый прибой. Нам с первого слова покажется снова, что мы сто лет знакомы с тобой.

Но надо сделать какое-то сверх-усилие духа, сверх-прорыв, иначе вся наша с тобой тайна незаметно погрузится в дух мира сего, превратится просто в кукольный домик "счастья" людей-детей, а этого быть не должно...

Теплый ветер. Тишина и безлюдье. Красное сонное солнце встает из-за деревьев парка - уже начинается день. Но воздух еще чист от дымов и шума машин.

Куда же мы сейчас? Да, мы едем к твоим подругам в Студгородок. Шесть утра, троллейбусы идут только из парка в центр - мы сядем и поедем кругом через весь город.

"Flying around in the sky" - колея, уходящая в небо, поднимает, чтобы сбросить и снова поднять...

Троллейбус мягко укачивает, и мы с тобой незаметно засыпаем, и вот уже едем обратно из центра к плотине, проезжаем Студгородок. Пора выходить.

Сонный квартал студенческих общежитий. Словно в той совсем уже забытой первой юности, где искал Ирину Истомину в ее общежитии и находил Наташу с ее утопиями.

Идем по каким-то коридорам в холодном полумраке, поднимаемся по лестницам, и мы уже в какой-то комнате у твоих подруг, гора косметики на столе у зеркала, и они почему-то так любят меня и тебя, так рады нам, такие симпатичные и милые... Берешь свой тональный крем и намазываешься им словно хочешь надеть живую маску.

- Нажемилась! - рассыпалась ты смехом. - Посмотри, на тюбике: косметическая фирма "ЖэМэ", Париж-Москва.

- Поедем снова ко мне, - тихо говорю тебе. - Пусть сегодня у нас с тобой будет что-то важное, очень важное и необычное, чтобы этот день запомнился навсегда.

И мы опять уезжаем. И такси летит через мост над железной дорогой, через Академгородок и бесконечную плотину, мимо парка, мимо кладбища...

Вот мы и снова дома.

Аппарат фотографирует нас автоспуском, вспышка заливает светом утреннюю комнату, где в воздухе еще реют видения корабля, плывущего в королевство Корнуолл сквозь время и вечность.

И ты садишься поиграть мне твою нежную плавную музыка на моем старом рояле.

Из своей комнаты нам навстречу выходит бабушка. Ей нелегко идти, она садится на диван, глотает таблетку.

- Ты в храм? Ну да, праздник... Сколько лет я там не бывал с тобой... Но что-то в этом было...Чего нигде нет и не бывает.

- Конечно, не бывает. Я пойду. А вы - будьте счастливы друг с другом.

- А если мы Вас проводим? - спросила ты вдруг у нее и вопросительно посмотрела на меня.

- А почему бы и нет? Может быть, это нам и нужно...

Река шумит за стеной храма. Мы с тобой придерживаем Бабушку под руки, она поднимает взгляд к иконе над входом и беззвучно шепчет молитву. Потом просит тебя повязать голову, и отдаю тебе для этого свой шарф.

Входим в каменные белые ворота, идем мимо маленького сада по узкой дорожке, такой знакомой с детства, такой забытой...

Бабушка просит пожертвовать нищим. Подаем с тобой деньги в протянутые руки, в кепки, лежащие на ступенях.

- Благослови вас Господь, добрые люди, - говорят нищие и крестятся.

Звучит литургический хор, словно из надземных миров, куда три века назад ушла прежняя Святая Русь и оставила лишь свое непостижимое отражение невидимым Градом Китежем в водах озера Светлояр...

В полутьме Храма горят свечи. Их становится все больше и больше.

Оставляю тебя рядом с Бабушкой и медленно иду к алтарю, к золотистому свечению и эху, плывущему ввысь под своды куполов.

Высшая Сила...И люди Ей бросают вызов всем своим нелепым самодерзновением... Теомания, безумная жажда самому стать богом вместо Бога, самому все решать в своей жизни, самому ставить себе цели и определять ценности... Зачем?

Он судит нас и милует. Высший Разум... Он установил Закон воздаяния... И Он же ведет нас к свободе. И Он дал мне эту женщину, и Он волен снова оставить меня без нее, если это поведет к большему благу для всех... Что было с Давидом после встречи с Вирсавией? То же, что со мной сейчас... И ведь все устроилось к лучшему. Надо признать вину. Лишь признать вину. И тогда все простится и все устроится... Да, признаю.

И никакой вины больше нет. И Любовь Неба выше Закона расплаты.

Вечная Любовь.

Что же это напоминает? Белые сны прозрачных весен пятого года жизни на Земле, сны, словно чудесные воспоминания о чем-то пред-земном... Андрей Рублев, забрызганный белой известью, в просветленной задумчивости читает по памяти маленькой девочке-княжне "Любовь долготерпит, любовь не надмевается..", а та просто смеется от радости, ничего не понимает и брызгает на него молоком из глиняного кувшина. Вокруг - белые стены только что побеленного храма, где еще нет никакой росписи. В воздухе медленно парит белый пух.

Словно в предчувствии Небесной России, ангельской страны будущего...

Человек способен увидеть в других людях только проекцию своих собственных грехов.

Но если он их не совершал в реальности?

Это значит лишь одно: он совершил их в своем воображении, тайно, внутренне, и готов их совершить явно, внешне. Но саму эту готовность усиленно вытесняет, выталкивает в подсознание, сублимирует, рационализирует, проецирует на других людей. Фрейд знал, о чем говорил...

А здесь, в церкви, одни люди-дети приходят каяться только лишь в своих явных, личных грехах, перед другими людьми-детьми, прошедшими рукоположение в священство, как это теперь принято - это снова детская, наивная попытка обмануть ангелов правосудия: человек в воображении своем, быть может, угробил всю Землю в атомной войне, а будет каяться в том, что украл три рубля.

И это совсем не евангельское "Будьте как дети". Это земной инфантилизм.

А после трех некаявшихся поколений четвертому остается или вымирать и вырождаться, или начать всеохватное покаяние в родовых грехах всех ушедших поколений, а не только в личных, явных и вытесненных.

Лишь так и наступит Эпоха Света, она не придет сама, механически, как это представляется с точки зрения космических доктрин вроде астрологии или теософии. Но когда она придет, все, не приготовившие себя к ней покаянием, не смогут перенести этот Свет. Он их сожжет.

А что такое грех? Это все, что уменьшает в человеке Вечную Любовь.

А добродетель? Все, что увеличивает.

И что такое Церковь? Это не социальный институт. Это единство всех святых Неба, вошедших в Вечную Любовь, и - стремящихся к Вечной Любви на Земле, каких бы конфессий ни придерживались они.

После Фрейда, после мировых войн, после концлагерей христианство изменится полностью и станет Вечной Любовью.

И не стану ждать, пока социум дозреет до этого.

Надо идти вперед самому, к христианству Двадцать Первого века, никого не дожидаясь. Тогда постепенно и другие пойдут следом.

Надо сделать духовный прорыв - напрямую ввысь! Открыть Небо, закрытое от Земли пеленой человеческих грехов, прорвать всю эту пелену, прорвать кору обрядности, омертвелой ритуальности, иссохшего догматизма и начать обращаться к Небу своими словами прямо из сердца:

Открыто Небо! Славьте Бога, верные Его!

Свят, Свят, Свят Господь на небесах! Осанна в вышних.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя. Слава Тебе, Боже!

Слава Тебе, Боже наш, слава тебе!

Коронованная Царица Светов, слава Тебе!

Слышите, слышите - пение херувимов над жертвенником святоиерусалимского Святилища.

Славьте Богородицу, Госпожу и Владычицу нашу Деву Марию, ибо Ей ныне придана державная Эгида над вселенной!