Автономный рейд - Таманцев Андрей "Виктор Левашов". Страница 107

Спецслужбам многие законы не писаны. В том числе и КЗоТ.

Поэтому 3 января 1998 года, в субботу, коллеги старлея Ларисы Курбановой, в отличие от прочих трудящихся России, явились на службу. Они с похмельным тигриным сумраком в глазах тупо дремали за столами над разложенными для блезиру бумагами, вяло перекуривали на лестничных площадках и обменивались рассказами о вчерашнем. Зато начальство — как и не пило вовсе. Совещание за совещанием. Я тихо сидел рядом с Курбановой в приемной главного ее шефа и сочувственно смотрел, как вокруг курсируют с бумагами и папками адъютанты в форме и без.

Дело происходило, как это нынче принято, в малозаметном двухэтажном особнячке во дворе большого жилого дома неподалеку от башни правительства Москвы. Чтобы залегендировать появление тут людей в форме и обилие скапливающихся днем шикарных иномарок и ядовито-зеленых «уазиков», на особняке висела скромная табличка. Под двуглавым орлом золотом по черному было начертано: "Министерство обороны РФ. Министерство внутренних дел РФ.

Управление материально-технического снабжения. Отдел тендеров и контрактов на конкурсной основе".

Наконец обо мне вспомнили. Вышедший от главного шефа лощеный, как отполированный сапог, адъютантик разлучил нас с Ларисой — ей он велел от имени шефа вернуться к своим обязанностям, а меня сопроводил к майору, который вел дело Шмелева.

Увидев его, я сразу понял, почему моя авантюра имела шансы увенчаться успехом. Физиономию этого щекастого и бровастого «бычка» я видел в рамке под стеклом на серванте в квартире Ларисы. Людям, которые горят на службе, не остается ничего иного, как довольствоваться служебными романами. Поэтому баба в море — к несчастью.

— Итак? — спросил щекастый майор, велевший называть его Юрием Юрьевичем. — Вы намерены противодействовать следствию? А ведь закон этого не любит!

На что я, мекая и бекая, изображая смущение упрямого, но недалекого обывателя, возразил, что предотвратить преступление — святой долг каждого гражданина РФ. И если для этого надо всего лишь объяснить Евгению Шмелеву, что затеянные им дела с оружием попадают под статьи Уголовного кодекса, то чего ж в этом противозаконного? Наоборот! А то, что при этом у конторы уважаемого Юрия Юрьевича повиснет дело и останутся невыявленными потенциальные покупатели секретов, так это не моя забота.

— И что же, вы хотите, чтобы это стало и вашей заботой? — постращав меня для порядка, все же спросил Юрий Юрьевич.

Я сказал, что хотел бы, чтобы он вывел Шмелева из числа соучастников, признав его участие в преступной цепочке по купле-продаже секретного изделия чистосердечной помощью следствию.

— Как это у вас просто выглядит! Но я же ни продавцу, ни покупателю на суде рот не заткну! Они ж сами вашего дружка обязательно назовут, когда для них запахнет жареным. И как я тогда объясню судье, что один из организаторов преступления на свободе?

— Простите, господин майор, но ведь вы тоже, зная о преступных замыслах, не спешите их пресекать? Но вы ж судьи не боитесь!

Это его взбеленило:

— Ты, лейтенант, не путай жопу с пальцем! Слежка за преступниками с целью пресечь работу криминальной группировки на разведку потенциального противника — это одно. Потому как гадов надо брать с поличным. А вот сколачивание такой преступной группы для торговли государственными секретами с целью наживы — другое. Твой дружок вляпался в это дело по уши.

Единственное, что могу тебе для него обещать, если он нам поможет, — это явку с повинной. И помощь следствию зафиксируем, если она еще будет. А там суд пусть разбирается. Пусть спасибо скажет, что мы тебе рисковать позволяем. Если что с тобой случится, кто будет отвечать? Я! Иду на это только из гуманизма. Без твоей помощи он бы себе верную вышку обеспечил.

— Так у нас вроде мораторий...

— Кому мораторий, а кому все равно вышка. Нет, не из гуманизма обрадовался майор моему предложению помочь. Просто на него возможность иметь своего человека в сердцевине преступной сделки свалилась как манна небесная. Нет слежки, от которой нельзя было бы уйти. Да и террористов столько развелось, что никакая слежка не помешает нажать кнопку на людном перекрестке. А тут я...

— Да и вы ж меня поймите, — взмолился я. — Как я могу своими руками яму другу рыть?

— А разве он не сам ее вырыл? А ты его как раз из нее вытаскиваешь! И потом, нужно, чтобы покупателя-то он нашел. По своей воле. Сам. Если ты, почти что наш сотрудник, этим будешь заниматься, то получается провокация.

Его адвокат от обвинения камня на камне не оставит...

В законах я не силен. И дело это такое, что не скоро найдешь, с кем можно проконсультироваться. Поэтому хоть и чуял я, что майор мухлюет, но возразить ему ничего не мог, а оттого просто уперся на том, что Шмелев не преступник. Юрий Юрьевич тоже не сдавался. Он еще не знал о моих планах в отношении своей службы. О том, что я рассчитываю потом спасти Принцессу и себя от САИП, я ему пока не сообщал. Вот когда я стану очень важным, ключевым свидетелем, тогда у нас совсем другая торговля пойдет. Пока же я изображал, что предел моих мечтаний вывести из-под статьи Женьку Шмелева.

Что, в общем-то, тоже соответствовало правде. Как я ее понимаю.

— Не обольщайся, парень. — В щекастом майоре впервые проглянуло что-то человеческое — какой-то не очень скрываемый отблеск самодовольства. — Мы и без тебя обойдемся. Не впервой. У тебя тоже, знаешь, репутация не безупречная. Так что хочешь помочь дружку — помоги. Подстрахуй. Его же и пришибить, кстати, могут. А не хочешь — обойдемся.

Был момент, я заколебался. Как чаши весов качнулись в душе.

С одной стороны — одуревший от жадности Шмелев, которому я уж все так разжевал, что дальше некуда. А с другой — будущее ни в чем не повинной сестры При, ее и моя жизни. На этих весах проблемы Женьки и его Веры были для меня явно менее весомы. И все-таки я упрямствовал. Не всегда даже самому себе это можно объяснить, но есть внутри нас некие «нельзя», которые посильнее любого здравого смысла. Вдруг я понял: если бы При сейчас участвовала в нашем разговоре с майором, пусть хотя бы молча рядом сидела, я бы сдался. Махнул бы на Шмелевых рукой... Неужели я из-за нее стал настолько уязвимее? Чепуха. Все, что делаю или не делаю в связи с ней, я делаю и ради себя тоже. А мне, для себя, жить предателем не хочется. Да и Ему такие фортели не нравятся.