Их было семеро… - Таманцев Андрей "Виктор Левашов". Страница 35

— Ну да, ты. Ведь не девушка?

— Ясное дело, не девушка.

— А почему? — настаивал Артист.

— Что почему?

— Почему ты не девушка?

— «Почему, почему!» — разозлился сбитый с толку парень. — Трудное детство было, вот почему!

— Я спрашиваю о другом. Нам обещали, что нас встретит симпатичная девушка, гид «Эр-вояжа». А встречаешь нас ты. Я считаю, это нарушение контракта.

— Заболела девушка, — буркнул рыжий. — Меня послали вас встретить.

— Кто послал? — поинтересовался Док.

— Ну, этот. Из «Эр-вояжа». А где еще двое?

— Какие двое? — удивился Артист.

— Мне сказали, что вас будет шесть человек.

— А, эти двое! Они опоздали на самолет.

— Как это?

— Да так. Не знаешь, как опаздывают?

— Значит, они не прилетели?

— А как бы они прилетели? Они же не гуси! Завтра прилетят.

Парень подумал и кивнул:

— Ладно, пошли.

Проходя мимо урны, он бросил в нее плакатик.

Двери в аэропорту были такие же, как в Шереметьеве-2, на фотоэлементах, их стеклянные створки расходились перед входящими и выходящими и тут же сходились. Я чуть поотстал и, когда двери закрылись перед моим носом, увидел в их полированной поверхности, как Юрист остановился возле урны, сделал вид, что уронил сигаретную пачку, а, поднимая ее, прочитал плакат. И, не спеша, направился к таксофонам, солидным сооружениям, похожим на игральные автоматы.

Рыжий провел нас через примыкавшую к аэровокзалу площадь, заставленную таким количеством машин, что создавалось впечатление, будто пол Никосии улетело куда-то по делам, оставив свои автомобили дожидаться возвращения хозяев. В самом конце площади, на выезде, стоял синий мерседесовский микроавтобус с тонированными стеклами, а возле него — какой-то высокий плотный малый в темной кожаной куртке.

— Только четверо, — сообщил ему рыжий гид. — Двоих нет. Говорят, опоздали на самолет. Что будем делать?

Эти слова крайне озадачили плотного малого. Он помолчал, похмурился, потом откатил перед нами дверь в салон.

— Поехали!

— Это водитель, — объяснил нам рыжий, но за руль почему-то сел сам, а водитель устроился рядом с ним на переднем сиденье — вполоборота. То ли чтобы за нами приглядывать, то ли чтобы следить через заднее стекло, нет ли хвоста. Этот был посерьезней рыжего, куда серьезней. И под курткой его, надетой явно не по погоде, вполне мог быть спрятан десантный «калаш» или «узи».

Добро пожаловать на остров любви!

Микроавтобус оказался богатый, с удобными креслами, подголовниками и подлокотниками. Но боковые стекла были не просто тонированными, а совершенно глухими, светонепроницаемыми. Это дало повод Артисту продолжать разыгрывать из себя мелочного жлоба, который желает иметь за свои кровные все удовольствия.

— Что это за труповозка? — недовольно спросил он. — Нормальной машины не нашлось? А может, я хочу полюбоваться окрестностями? Имею полное право!

— Сломалась другая машина, — ответил рыжий, выруливая на шоссе.

— Что у вас тут творится? — удивился Артист. — Девушка заболела, машина сломалась. Сам пансионат-то цел, не взорвался?.. Эй, обалдел?! Ты же по встречной полосе прешь!

— На Кипре левостороннее движение, — терпеливо объяснил рыжий. — Потому как в прошлом это была английская колония.

— А почему руль слева? При левостороннем движении руль должен быть с правой стороны!

— Слушай, отстань! — взмолился рыжий. — Достал ты меня! Потому что машина европейской сборки. Потому что она из Германии пригнана. Поэтому и руль слева. Есть у тебя еще вопросы?

Хотя Артист и продолжал брюзжать, вопросов у него больше не было. У меня тоже. И ни у кого из нас. Машина из Германии. Если я — владелец пансионата «Три оливы» и постоянно живу на Кипре, зачем мне машина с левым рулем? А если я работаю в турагентстве, то никогда не скажу: «Этот, из „Эр-вояжа“». Скажу: хозяин. Или даже назову его по фамилии. Ясно, что рыжий и его напарник никакого отношения ни к «Эр-вояжу», ни к «Трем оливам» не имеют. А к кому имеют? Мне почему-то казалось, что мы узнаем об этом довольно скоро. Вопрос был в другом: хотим ли мы это узнать. Хотим, конечно. Ни к чему нам невыясненные вопросы.

Поэтому мы не запротестовали, когда автобус вдруг крутанул с шоссе, юркнул за какой-то виноградник и погасил огни. Через пару минут по шоссе по направлению к Ларнаке просвистел тяжелый грузовик, а за ним — низкий седан, что-то вроде «доджа». Стоп-сигналы седана вспыхнули на миг и тотчас погасли, словно бы водитель хотел притормозить, а потом раздумал. Еще через минуту в ту же сторону прошла какая-то красная легковушка. Других машин на шоссе не было.

Рыжий развернулся и погнал микроавтобус по узкой асфальтированной дороге мимо шпалер виноградников и низкорослых рощиц каких-то деревьев с узкими листьями, серебристыми в свете фар. Наверное, это и были оливы.

— Эй, куда мы едем? — всполошился Артист и вскочил с места. — До Ларнаки еще двадцать шесть километров, только что щит проехали! Эй, я тебе говорю!

Но вместо рыжего ответил его напарник:

— Куда надо, туда и едем. Кое-кто хочет с вами поговорить. Поэтому сядь и заткнись.

Для убедительности он достал из-под куртки какой-то ствол и пристроил его на спинке кресла.

— Как это заткнись, как это заткнись?! — очень натурально, даже с еврейским привизгиванием заверещал Артист, возмущенно размахивая руками и незаметно подбираясь поближе к стволу. — Как вы разговариваете с клиентами? Имейте в виду, я буду жаловаться на вас!

Я положил ему руку на плечо и заставил сесть.

— Так-то лучше, — одобрил рыжий и поинтересовался: — Кому ты будешь жаловаться?

— В Комитет по защите прав потребителей! — гордо ответил Артист и оскорбленно умолк, давая понять, что последнее слово все равно будет за ним.

Километров через пять дорога углубилась в лощину, по склонам которой поднимались виноградники, и вскоре уперлась в ворота какой-то усадьбы. Высокий забор и просторный двухэтажный дом в глубине двора, освещенного фонарями, были сложены из серого песчаника. Ворота были кованные, с завитушками, фонари тоже явно выполнены на заказ, а на втором этаже дома светилось просторное, без мелких переплетов окно. Скорее всего, когда-то здесь жили крестьяне, виноградари или скотоводы, потом усадьбу перестроили и превратили в загородную виллу.

Рыжий помигал дальним светом, ворота раскрылись — электроприводом, микроавтобус проехал по аллейке и снова притормозил возле подземного гаража. Стальной щит ушел вверх, машина въехала в темный гараж и остановилась.

— Вылезайте, — скомандовал напарник рыжего и повел стволом в сторону двери.

Мы выпрыгнули на бетонный пол. Рыжий дал задний ход и вывел машину во двор. Створка гаражных ворот опустилась, мы остались в кромешной темноте. И темнота эта была смертельно опасной. Без дураков. Такое и в Чечне не часто бывало. Ничего себе остров любви.

Под низким потолком вспыхнули прожектора, и мы обнаружили, что стоим посреди огромного, метров в двести, бетонного зала в окружении четырех лбов с направленными на нас автоматами «узи». Пареньки были той же волчьей породы, что и напарник рыжего. Лет по двадцать пять — двадцать семь. С одинаковой короткой стрижкой. С одинаковыми золотыми цепями на бычьих шеях. Стоило лететь на край Европы, чтобы оказаться в такой компании. Они стояли вокруг нас на равном расстоянии друг от друга, как бы по углам правильного квадрата, и это говорило о многом.

Док взглянул на меня и с сомнением покачал головой. Я понимающе кивнул. Шушера. Дешевка.

Так-то оно так, но они были в таком напряжении, что малейшее наше движение — и они откроют огонь. Они были явно не из тех, для кого убийство привычное дело. Перемолоть ребра кулаками и ногами — да, это им сподручней. А убить… Но сейчас они были настроены именно на убийство. Поэтому и вздрючены до предела. Нужно было как-то сбить этот их высокий душевный настрой, перевести действие из жанра греческой трагедии в обычный милицейский боевичок.