Закон подлости - Таманцев Андрей "Виктор Левашов". Страница 21

— Ну, в сортир я хочу, — настырно повторил Пастух, и видя, что его вновь не поняли, добавил:

— Ватерклозет… Пи-пи, твою бога душу мать!..

Неизвестно, что подействовало больше — крепкое выражение или интернациональное «пи-пи», но араб понятливо закивал головой, хотя при этом и повторил жестом приказ вернуться в палату. Пастух для первого раза не стал сопротивляться и подчинился. Тем более что за минуту разговора с охранником он успел оглядеть коридор и убедился, что солдат находится в нем в полнейшем одиночестве.

Вернувшись в палату. Пастух сел на кровать. Спустя пять минут вошел санитар в белом халате поверх военной формы. Санитар принес «утку» и деликатно отвернулся, предоставляя возможность справить пациенту свои надобности. Пастух сначала хотел было огреть санитара этой самой «уткой» по голове и переодеться в его форму, но потом передумал. Во-первых, санитар попался какой-то щуплый, на голову ниже Сергея. Во-вторых, на шум мог обратить внимание охранник. И в-третьих, днем шансов на побег не было практически никаких. Поэтому Пастух молча сделал свое дело и лег в постель.

До вечера его больше никто не беспокоил. Даже врач не пришел навестить больного, что еще больше укрепило Пастуха во мнении, что его «отравление» было спланировано. Никто и не беспокоился о его здоровье. Ну и ладно, так даже лучше.

Капитан не терял времени зря. Пока была возможность, Пастух, как мог, изучал из окна парк. Где-то за деревьями он разглядел кирпичную стену. Судя по всему, ее высота составляла что-нибудь метра два. Вполне терпимо, даже для больного спецназовца.

Наконец настало время действовать. Когда, по расчетам Пастуха, было около трех часов ночи, он распахнул дверь палаты и, пошатываясь, держась рукой за стену, вышел в коридор. Солдат, стоявший у его двери на часах, встрепенулся и настороженно посмотрел на охраняемый объект. Пастух издал нечленораздельный хрип, придав своему лицу как можно более страдальческий вид.

— Хреново мне, братец, — с трудом произнес он и сделал вид, что собирается рухнуть на пол.

Солдат инстинктивно нагнулся, чтобы помочь страдальцу, и тут же, получив точный удар по сонной артерии, сам тюком рухнул вниз. Пастух, с которого всю его болезненность как рукой сняло, не теряя времени схватил безжизненное тело солдата и затащил его в палату. Араб оказался примерно такого же телосложения, что и он. Пять минут ушло у Сергея на то, чтобы переодеться в форму, — разгуливать здесь в больничном халате было неудобно, да и просто опасно.

Связав безжизненного араба простынями и заткнув ему рот наволочкой, Пастухов взял единственное оказавшееся у часового оружие — короткую деревянную дубинку — и вышел в коридор. Замерев на какое-то время на месте, он вслушался в ночную тишину. Где-то этажом ниже кипела жизнь. Раздавались голоса. Звучали шаги. Спустя минуту, когда Пастух собрался было идти, шаги раздались и на его этаже. Кто-то шел по коридору в его сторону.

Подавив в себе инстинктивное желание бежать или спрятаться, Сергей вытянулся около двери, надвинув берет поглубже на глаза. На его счастье, ночью в коридоре оставалось только дежурное освещение — кругом царил полумрак. Шаги все приближались. Пастух сжал рукоятку дубинки, приготовившись защищаться или, вернее, нападать.

Из-за поворота появился молодой санитар. Увидев Пастуха, он замедлил шаг и спросил что-то по-арабски. Сергею ничего не оставалось делать, как только демонстративно отвернуться в сторону и промолчать, проклиная про себя санитара.

Тот отпустил, видимо, какое-то ехидное замечание, потому что тихо рассмеялся и продолжил свой путь. Чем сохранил себе здоровье, а может, и жизнь — Пастух был настроен весьма серьезно.

Как только санитар скрылся за поворотом коридора, Сергей бесшумно двинулся в противоположном направлении. Через несколько шагов он оказался в просторном холле, широкое окно которого выходило в парк. Тут же начинался и выход на лестницу. Перед Пастухом был выбор: либо прыгать с третьего этажа, либо попробовать внаглую спуститься по лестнице.

После нескольких минут колебания он выбрал все же второй вариант. Прыгать ему было не впервой, но он чувствовал, что все еще не в самой лучшей форме после «отравления». Подвернутая или, не дай бог, сломанная нога моментально свела бы его шансы к нулю. А вот другой вариант… По своему опыту он прекрасно знал, что в большинстве случаев окружающие не обращают ни малейшего внимания на то, что творится вокруг них, кто и куда ходит или что делает. В этой ситуации человек чаще всего выдает "себя сам, сразу выделяясь из общей массы людей своей неуверенностью.

Судя по звукам, внизу кипела бурная жизнь обычного госпиталя. Это устраивало Пастуха как нельзя лучше. Если хочешь оставаться незамеченным, то нужно, чтобы на твоем пути либо не было вообще ни одного человека, либо людей должно быть очень много, и желательно, чтобы они суетились.

Придав своему лицу сосредоточенное выражение, Пастух решительно двинулся на лестницу. Благополучно миновав второй этаж, он, не останавливаясь, вышел на первый, моля бога устроить так, чтобы выход оказался в поле его зрения и ему не пришлось бы вертеть в растерянности головой. На первом этаже располагалась регистратура. Две молодые девушки-администраторы в халатах сидели за стеклянной перегородкой. Выход располагался чуть дальше по коридору, за их конторкой. Туда Пастух и направился четким шагом, демонстративно не обращая внимания на прислонившегося к стене солдата с белой повязкой на рукаве. Солдат выглядел совершенно осоловевшим от бессонницы. В какой-то момент он было решил тормознуть Пастуха, но, на его счастье, усталость взяла верх над долгом, и солдат лишь молча кивнул Пастуху, как бы говоря ему: «Пусть я не исполнил свой воинский долг, но я держу ситуацию под контролем…»

Выйдя на улицу, Сергей испытал некоторое облегчение. Пока все складывалось не так уж и плохо. Хотя все это благоприятное стечение обстоятельств вовсе не гарантировало, что и дальше все пойдет так же гладко.

В парке было свежо. Можно даже сказать, прохладно. Сказывался континентальный климат — жаркие дни и холодные ночи. Дул легкий ветерок. В черном небе сияли яркие южные звезды. Свежий воздух придал Пастуху новые силы, и он бодрым шагом двинулся вдоль стены здания госпиталя.

Опасность подстерегла его за углом: на каменной дорожке Пастух нос к носу столкнулся с каким-то офицером. Тот окинул Сергея суровым взглядом и что-то сердито скомандовал ему по-арабски. Пастух команды не понял, но среагировал так, как поступил бы на его месте солдат любой армии мира, — вытянулся по стойке «смирно» и изобразил на лице высшую степень уставного дебилизма.

Офицер воспринял реакцию как должное и разразился длинной тирадой. Было нетрудно догадаться, о чем идет речь. Что-то о том, что хорошие солдаты несут службу согласно уставу, а не бродят по ночам в не предусмотренных уставом и приказами командиров местах… Пастух даже вспомнил, как когда-то в военном училище он вот так же, стоя навытяжку, выслушивал тупые уставные тирады ротного старшины прапорщика Нечитайло. Так и казалось, что араб сейчас закончит словами: «Вы здесь курсант или зачем?»

Но араб закончил каким-то вопросом. Молчать далее не имело смысла. Даже самый тупой рядовой всегда что-нибудь да и ответит на вопрос начальника. Пастух и ответил.

— Да пошел ты, дядя… — сказал он, не позабыв указать точный адрес, куда «дяде» отправляться.

Офицер так опешил, что даже не прореагировал, когда Пастух вытащил дубинку и, вложив всю свою давнишнюю неприязнь к прапорщику Нечитайло, от души грохнул араба по голове. В последнее мгновение у того во взоре промелькнуло безграничное изумление, а в следующее мгновение он уже мешком рухнул на землю. Не теряя ни секунды. Пастух оттащил офицера в сторону с дорожки, спрятав его в кустах можжевельника.

Оставаться в парке становилось опасно. Черт их знает, сколько еще таких офицеров шляется вокруг этого проклятого госпиталя. Встреча с этим обогатила Пастуха автоматическим пистолетом, изъятым из офицерской кобуры. Это было уже кое-что получше простой деревянной дубинки.