Почтамт - Буковски Чарльз. Страница 22
Конечно, причина, по которой я ставил на Синий Чулок, была не в этом. Я всегда их дезинформировал. На доске тотализатора я не хотел больше никого.
В то время у них еще не было внутреннего телевизора. Можно было только слушать, как вызывают ставки. Я опережал на 380 долларов. Проигрыш в последнем заезде принес бы мне прибыль в 330 баксов. Хорошо сегодня поработал.
Мы слушали. Комментатор объявлял каждую лошадь в заезде, кроме Синего Чулка.
Должно быть, моя лошадь упала, решил я.
Они вышли на отрезок, приближались к финишу. Этот ипподром был известен своим коротким отрезком.
И тут, перед самым концом заезда, комментатор завопил:
– И ВОТ ПО ВНЕШНЕМУ КРАЮ ВПЕРЕД ВЫРЫВАЕТСЯ СИНИЙ ЧУЛОК! СИНИЙ ЧУЛОК ОБХОДИТ! ЭТО… СИНИЙ ЧУЛОК!
– Прошу прощения, – сказал я бармену, – я сейчас вернусь. Смешайте мне скотч с водой, двойной.
– Слушаюсь, сэр! – ответил он.
Я вышел на задворки, где у них стоял небольшой тотализатор рядом с прогулочным кругом. Синий Чулок шел 9/2. Что ж, не восемь или 10 к одному. Но играл же на победителя, а не на цену. Заберу 250 долларов плюс мелочь. Я вернулся в бар.
– А на завтра вам кто нравится, сэр? – спросил бармен.
– До завтра еще далеко, – ответил я.
Я допил, дал ему доллар на чай и вышел.
3
Каждый вечер происходило примерно одно и то же. Я ездил по побережью, ища, где бы пообедать. Мне нужно было дорогое место, но не слишком людное. У меня на такие места выработался нюх. Определяешь навскидку, снаружи. Не всегда удавалось получить столик с видом на океан, если не хотел ждать. Но океан и луну снаружи все равно видно, и можно поддаться романтике. Позволить себе наслаждаться жизнью. Я всегда просил небольшой салат и большой бифштекс. Официантки вкусно улыбались и стояли очень близко. Я далеко ушел от того парня, что работал на скотобойнях, мотался по всей стране с бандой железнодорожных рабочих, делал на фабрике собачьи бисквиты, спал на скамейках в парках, впахивал за гроши в дюжине городов всего континента.
После обеда я искал мотель. Тут тоже приходилось поездить. Сначала я заглядывал куда-нибудь выпить виски и пива. Я избегал мест с телевизорами. Нужны только чистые простыни, горячий душ, роскошь. Волшебная жизнь. И я от нее не уставал.
4
Однажды я сидел в баре между заездами и увидел эту женщину. Господь или кто-то другой все время творит женщин и выбрасывает их на улицу, и у них то задница слишком большая, то сиськи слишком маленькие, а эта вообще ненормальная, а та просто психованная, эта свихнулась на религии, а та гадает на заварке, эта себя не контролирует, когда пердит, а у той не нос, а шнобель, у третьей ноги костлявые…
Но бывает так, что подходит к тебе женщина, в полном цвету, просто рвется наружу из платья… существо, созданное для секса, проклятие, конец всему. Я поднял голову – она сидела за дальним концом стойки. Уже набралась, и бармен не хотел ее больше обслуживать, она подняла крик, и те вызвали одного из фараонов с ипподрома, тот взял ее за руку, повел за собой, и они о чем-то заговорили.
Я допил и пошел за ними.
– Офицер! Офицер!
Тот остановился и посмотрел на меня.
– Моя жена что-то не так сделала? – спросил я.
– Мы полагаем, что она в состоянии алкогольного опьянения, сэр. Я собирался проводить ее к воротам.
– К стартовым воротам?
Он рассмеялся:
– Нет, сэр. К выходу.
– Я приму ее у вас здесь, офицер.
– Хорошо, сэр. Но смотрите, чтоб она больше не пила.
Я не ответил. Я взял ее под руку и завел обратно.
– Слава богу, вы спасли мне жизнь, – сказала она.
Ее ляжка стукалась о мою.
– Нормально. Меня зовут Хэнк.
– Я Мэри-Лу, – представилась она.
– Мэри-Лу, – сказал я. – Я тебя люблю.
Она рассмеялась.
– Кстати, ты ведь не прячешься за столбами в оперном театре, правда?
– Я ни за чем не прячусь, – ответила она, выпячивая груди.
– Еще выпить хочешь?
– Конечно, но мне больше не нальют.
– На этом ипподроме больше, чем один бар, Мэри-Лу. Давай сбегаем наверх. И веди себя тихо. Стой сзади, я принесу тебе стакан. Что ты пьешь?
– Все, что угодно, – ответила она.
– Скотч с водой сойдет?
– Конечно.
Остаток программы того дня мы пили. Она принесла мне удачу. Я выиграл два из последних трех.
– Машина с тобой? – спросил я.
– Я приехала с каким-то придурком, – ответила она. – Забудь про него.
– Если ты это можешь, то и я смогу, – сказал я ей.
Мы свернулись с ней в машине, и ее язык замелькал у меня во рту, как крохотная заблудившаяся змейка. Потом мы развернулись, и я поехал по побережью.
Счастливая ночь стояла. Я взял столик с видом на море, мы заказали выпить и стали ждать бифштексов. Все на нее таращились. Я склонился и зажег ей сигарету, думая: вот эта будет хороша. Все знали, о чем я думал, и Мэри-Лу это знала, и я улыбнулся ей над пламенем.
– Океан, – сказал я, – посмотри вон туда, бьется, ползает взад-вперед. А подо всем этим – рыба, бедная рыба дерется друг с дружкой, пожирает друг дружку. Мы – как те рыбы, только мы наверху. Одно плохое движение, и тебе конец. Приятно быть чемпионом. Приятно знать свои ходы.
Я вытащил сигару и закурил.
– Еще один, Мэри-Лу?
– Давай, Хэнк.
5
И там было это место. Оно тянулось вдоль моря, оно было выстроено над морем.
Старенькое, но отмечено классом. Мы взяли комнату на первом этаже. Слышно, как внизу шевелится океан, слышно волны, пахнет океаном, чувствуешь, как накатывает и откатывает прилив, накатывает и откатывает.
Я с ней не спешил, пока мы выпивали и разговаривали. Затем подошел к тахте и сел рядом. Мы что-то сотворили, смеясь, болтая и слушая океан. Я разделся, но заставил ее остаться в одежде. Потом отнес на постель и, ползая сверху, наконец, вытащил ее из платья и проник внутрь. Вставить было трудно. Потом она поддалась.
Тот раз был одним из самых лучших. Я слышал воду, слышал, как накатывает и откатывает прилив. Как будто кончал вместе с целым океаном. Казалось, этому не будет конца. Затем я скатился.
– Ох Господи Боже, – сказал я, – ох, Господи Боже мой!
Уж и не знаю, как Господи Боже вечно встревает в такие вещи.
6
На следующий день мы забрали кое-что из ее пожиток в мотеле. Внутри сидел мелкий темный парень с бородавкой на носу. Выглядел он опасным.
– Ты идешь с ним? – спросил он у Мэри-Лу.
– Да.
– Ладно. Удачи. – Он закурил.
– Спасибо, Гектор.
Гектор? Что это за имя, к чертовой матери?
– Пива хочешь? – спросил он у меня.
– Конечно.
Гектор сидел на краю постели. Он сходил в кухню и достал три пива. Хорошее пиво, импортное, из Германии. Он открыл бутылку для Мэри-Лу, налил немного в стакан. Потом спросил меня:
– Стакан?
– Нет, спасибо.
Я встал и поменялся с ним бутылками.
Мы сидели и молча пили пиво.
Затем он спросил:
– Ты достаточно мужик, чтоб ее у меня забирать?
– Черт, не знаю. Это ее выбор. Если она хочет остаться с тобой, то останется. Почему у нее самой не спросишь?
– Мэри-Лу, ты останешься со мной?
– Нет, – ответила она, – я еду с ним.
Она показала на меня. Я чувствовал себя важным. Я потерял столько женщин стольким чужим парням, что хорошо было уже от того, что все оборачивается другим концом. Я зажег сигару. Затем поискал глазами пепельницу. А, вот она, на комоде.
В тот момент мне случилось посмотреть в зеркало – проверить, насколько я похмельный, – и я увидел, как он бросается на меня, точно дротик к мишени. У меня в руке по-прежнему была пивная бутылка. Я развернулся, и он вписался прямиком в нее. Я поймал его в челюсть. Весь его рот превратился в кровь и выбитые зубы. Гектор упал на колени, с криком зажимая пасть обеими руками. Я увидел у него в руке стилет и выбил его ногой. Потом поднял, посмотрел. Девять дюймов. Я стукнул по кнопке, и лезвие прыгнуло в рукоятку. Я положил его в карман.