Мы с королевой - Таунсенд Сьюзан "Сью". Страница 13

— Кто это вам сказал, что я без печки?

— Бабушка имела в виду, — разъяснил Чарльз, — что вы, наверное, живете без забот, не обремененный всевозможными семейными обязанностями.

— Мне денежки с неба не валятся, я вкалываю, — сказал Спигги. — Вы бы сами попробовали потаскать туда-сюда тяжеленные ковры.

Столь явное непонимание привело Чарльза в замешательство.

И почему его родственники не умеют просто поговорить с соседями, без этого… гм… постоянного… гм?..

Королева стала передавать собравшимся изящные фарфоровые чашечки с блюдцами.

— Кофе, — объявила она.

Спигги напряженно наблюдал, как члены бывшего королевского семейства обращаются с крошечными чашками. Они продевали указательные пальцы в ручки, поднимали блюдца к лицу и отхлебывали. Однако указательный палец Спигги, мозолистый, распухший от многолетнего физического труда, никак не лез в ручку чашки. Спигги взглянул на собственные пятерни. Моментально устыдившись, сунул кулаки в карманы комбинезона. Самому себе он теперь казался неуклюжей скотиной. А у них тела словно бы светятся — будто стеклом облитые. Вроде как для защиты, что ли. У Спигги же тело было похоже на карту, испещренную условными обозначениями: травмы на работе, драки, заброшенность, бедность — все прожитое оставило свои видимые меты. Спигги сгреб чашечку правой рукой и в один глоток выпил скудное содержимое. Да тут комару не хватит нос обмочить, проворчал он себе под нос, ставя чашечку на блюдце.

Принц Чарльз с трудом пробился сквозь небольшую толпу, собравшуюся у ворот бунгало королевы-матери. Поодаль, ссутулившись, дрожал на ледяном ветру бритоголовый паренек. Он подошел к Чарльзу.

— Видак нужен?

— Вообще-то да, — сказал Чарльз. — Моей жене нужен. Мы свой забыли, не подумали в… гм… но… они ведь жутко, гм… ну… дорогие?

— Еще бы, ясное дело, дорогие, но я могу достать за пятьдесят монет.

— За пятьдесят монет?

— Ага, один мой кореш их толкает.

— Филантроп, наверное?

Уоррен Дикон непонимающе уставился на Чарльза.

— Просто кореш.

— А они, гм… то есть… эти видеомагнитофоны, они… гм… работают?

— Само собой. Они же из хороших домов, — возмутился Уоррен.

Что-то тут Чарльза смущало. Откуда этот юнец с крысиной физиономией знает, что у них нет видео? И он спросил Уоррена.

— Да я шел вчера мимо вашего дома. Глянул в окошко. Красный огонек не светится. Занавески надо задергивать. У вас ведь там товарец клевый — хоть те же подсвечники.

Чарльз поблагодарил Уоррена за комплимент. У юноши, очевидно, прекрасно развито эстетическое чувство. И впрямь не стоит судить о людях по первому впечатлению.

— Да, подсвечники изумительные, — сказал Чарльз, — Вильгельм Третий. Он, гм… я имею в виду Вильгельма, положил начало коллекции в…

— Чистое серебро? — поинтересовался Уоррен.

— Разумеется, — заверил Чарльз. — Работа Эндрю Мура.

— Надо же, — отозвался Уоррен, словно наперечет знал всех серебряных дел мастеров семнадцатого века. — Небось, потянут на кругленькую сумму, а?

— Возможно, — согласился Чарльз. — Но ведь, как вы, гм… наверное, знаете, мы… то есть… членам моей семьи, нам не разрешается, гм… вообще говоря… продавать что бы то ни было из нашего, гм…

— Товару? — Уоррену тошно было дожидаться, пока Чарльз закончит фразу. Вот козел! И он мог в один прекрасный день стать королем и править им, Уорреном?!

— Ну да, товару.

— Так вам надо было оставить там подсвечники и прикупить видак.

— Прихватить видак, — уточнил Чарльз.

— Короче, нужен он вам или нет? — Уоррен решил, что пора завершать сделку.

Чарльз пошарил в карманах брюк. Где-то у него была бумажка в пятьдесят фунтов. Отыскав, он протянул ее Уоррену Дикону. Он не знал ни имени Уоррена, ни его адреса, но, раз юноша интересуется материальной культурой прошлого, решил Чарльз, его стоит поддержать. Он уже представлял себе, как покажет Уоррену свою небольшую художественную коллекцию и, возможно, побудит молодого человека заняться живописью…

Чарльз залез поглубже в фургон и подхватил картонный ящик с надписью «обувь»; но ведь обувь обычно не звякает и поднять ее не составило бы такого труда? Приоткрыв крышку, Чарльз увидел двадцать четыре бутылки джина «Гордонс», аккуратно переложенные зеленой упаковочной бумагой. Прижимая ящик к груди и обливаясь потом, он протиснулся сквозь толпу. Вот бы Беверли посмотрела, как он тащит такую тяжесть — выполняет мужскую работу. Когда он благополучно донес груз до входной двери, женщины и малыши в колясках веселыми, хотя и не без насмешки, криками выразили ему свое одобрение; Чарльз, раскрасневшийся, довольный собой, кивнул им в знак благодарности, как учили его делать с трехлетнего возраста.

Пошатываясь, он втащил тяжеленную коробку в кухню, где его мать мыла в раковине посуду — одной, здоровой рукой. Привалившись к крошечному пластмассовому столику, принцесса Маргарита наблюдала за королевой. В ее собственном доме все стояло вверх дном. Не было никакой подходящей для новых обстоятельств одежды. Большой кофр с вещами на каждый день остался в Лондоне, и теперешний ее гардероб состоял лишь из шести туалетов для коктейля, которые оказались бы вполне уместны на вручении премий звездам эстрады — но больше нигде. Меха, разумеется, были при ней, однако и тут загвоздка: нынешним утром девица с вытатуированным на шее пауком, проходя мимо нового жилища принцессы, прошипела: «Живодерка проклятая!»

Королеве от души хотелось, чтобы сестра ушла наконец из материнской кухни. Она только свет загораживает и место занимает, а здесь и без того тесно. Да и работы невпроворот.

Спигги просунул голову в кухню и обратился к принцессе Маргарите:

— Ковры подогнать надо? До вечера, поднапрягшись, могу и вам сделать.

— Благодарю вас, не надо, — растягивая слова, ответила та. — Едва ли стоит этим заниматься, я здесь долго задерживаться не намерена.

— Дело ваше, Мэгги, — как можно дружелюбнее ответил Спигги.

— Мэгги?! — Она гордо выпрямилась. — Да как вы смеете ? Я вам не Мэгги, а принцесса Маргарита. — Спигги даже подумал, что она его сейчас треснет; подтянув рукав великолепного кроя (от Карла Лагерфельда), она погрозила Спигги кулаком, однако потом кулак убрала и крикнула: — Противный маленький толстяк!

Удовольствовавшись этим, она убежала в свой дом в переулке Ад. Королева поставила на газ чайник. Мистер Спигги заслужил чашечку чая, подумала она.

— Извините, пожалуйста. Мы все сейчас сильно нервничаем.

— Да ладно, чего там, — сказал Спигги. — Мне и вправду неплохо бы малость похудеть.

Точно, еще и это, подумал он. У них-то у всех — ни жиринки. А у него вся родня заплыла. Женщин разносило после родов, а мужчины толстели с пива. На Рождество семейство с трудом умещалось в гостиной.

Ожидая, пока вскипит чайник, королева что-то мурлыкала себе под нос; уловив мелодию, Спигги, обрезавший ковер в прихожей, стал ее насвистывать.

— И как это называется? — спросил он, когда они закончили свой импровизированный дуэт.

— «Рожденная свободной», — ответила она. — Я смотрела картину в 1966 году. На королевском просмотре.

— Билеты небось бесплатные?

— Да, — призналась она, — и никакой очереди в кассу.

— А чудно, поди, ходить в кино в короне.

Королева рассмеялась.

— Ну что вы, всего лишь в диадеме! В кино корону не надевают; к чему мешать сидящим сзади?

Спигги гулко захохотал, тут же раздались стук в стену и вопль Филомины Туссен:

— Прекратите шум, у меня аж в голове гудит!

Филомина проголодалась и замерзла, голова у нее болела. Ее разбирала зависть. Когда-то и ее кухня звенела от смеха, все дети тогда жили еще дома: Фицрой, Трой и малыш Джетро И здоровы же были эти мальчишки лопать! Только успевай подавать. Она то и дело бегала на рынок. И прекрасно помнит, как оттягивала ей руки корзина, как вздымался пар из-под тяжеленного утюга, когда по утрам она гладила им к школе влажные белые рубашки.