Процесс тамплиеров - Барбер Малколм. Страница 49

Судебных клерков вновь послали по парижским тюрьмам, аббатствам и частным домам — за подтверждением того, что данная группа людей действительно представляет интересы большинства арестованных тамплиеров. Они должны были также сообщить братьям ордена, что комиссия больше ждать не намерена и начнет процедуру в соответствии с предписаниями закона; она готова выслушать тех, кто будет выступать от имени всех защитников ордена39. Однако желание членов комиссии ускорить дело снова натолкнулось на упорное сопротивление тамплиеров. Днем в пятницу, когда одиннадцать братьев, содержавшихся в доме Rabiosse (de la Ragera), узнали, что комиссия намерена продолжить заседания в следующий вторник (7 апреля), и были спрошены, кого они хотели бы видеть своим представителем, они ответили, что не желают никого выбирать и прежде должны посоветоваться,

ибо весьма опасно поручить защиту чести всего ордена и своей собственной четырем-пяти братьям, так как в случае вмешательства высокопоставленных лиц, защиты этой может оказаться недостаточно и орден будет разогнан по обвинению в упомянутых преступлениях; и, хотя данное расследование ведется против всего ордена в целом, они и сами подвергаются опасности, ибо в такое трудное время не покинули упомянутый орден и каждый из них сообразно своим силам готов был его защищать.

В субботу тамплиеры, содержавшиеся в аббатстве Тирон, сообщили нотариусам, что уже передали комиссии документ, подтверждающий безупречность и законопослушность ордена41. Однако со стороны тамплиеров постоянно звучало требование дать им разрешение посоветоваться с Рено де Провеном и Пьером де Болоньей, а также с теми тамплиерами, которые были избраны для представительства в суде от других групп. Епископ Байё в итоге решил позволить им посоветоваться, надеясь, что до следующего вторника их все же можно будет убедить, чтобы они утвердили составившуюся уже группу представителей защиты. Суть общего мнения тамплиеров, выработавшегося ко вторнику, сводилась к следующему: братья готовы были предоставить де Провену, де Болонье, де Сартижу и де Шанбонне право говорить от имени всех, однако назначать их своими представителями все же не желали42. В течение этой недели неутомимые нотариусы сделали в общей сложности 59 визитов в те места в Париже, где содержались тамплиеры, и собрали мнения 537 братьев или их представителей.

Во вторник 7 апреля 1310 г. в часовне рядом с дворцом епископа комиссия выслушала девятерых тамплиеров. Это были: Рено де Провен и Пьер де Болонья, священники; Гийом де Шанбонне, Бертран де Сартиж и Бернар де Фу а, рыцари; а также братья Жан де Монреаль, Матье де Крессон-Эссар, Жан де Сен-Леонар и Гийом де Живри. Теперь суть защиты подробно изложил Пьер де Болонья. Братья защищают орден «не для того, чтобы подвергнуть сомнению результаты следствия, но всего лишь в ответ на обвинения», ибо по закону тамплиеров их представители не могут быть назначены без «присутствия, совета и помощи великого магистра и собрания братства». А потому все они предлагают «лично себя, вместе и по отдельности», для защиты ордена и спрашивают, разрешено ли им будет присутствовать на Вселенском соборе или на любом другом собрании, где будет рассмотрен вопрос об их ордене. Этому они намерены отдать все свои силы, когда обретут свободу. Были повторены аргументы, выдвинутые ранее Пьером де Болоньей: признания членов ордена ничего не значат, поскольку вырваны силой, и, выйдя на свободу, они непременно это докажут. Вновь выдвигались требования ареста тамплиеров, «живущих в бесчестии и позорящих (упомянутый) орден и Святую церковь». Явно намекая на незаконное присутствие Ногаре и Плезиа-на на заседаниях комиссии, тамплиеры просили, чтобы «при рассмотрении дел и на допросах не было никого из представителей светской власти, а тем более таких, чья честность вызывает сомнения». При подобных обстоятельствах

не должно вызывать удивления, что здесь присутствуют не только те, кто дал ложные показания, но — что куда более удивительно — и те, кто не погрешил против истины, видя страдания и беды сказавших правду и слыша ежедневно льстивые посулы лжецам, которым обещано всяческое благоденствие.

Он сказал далее, что «самым удивительным является то, что более всего доверяют именно этим лжецам, которые, будучи совращены указанными способами, дают показания в угоду собственной плоти, не думая о тех, кто, как истинные мученики-христиане, умерли под пыткой, не предав истины». Подобно этим мученикам, и живые, упорно отстаивая истину и «опираясь исключительно на силу своего духа», «ежедневно подвергаются в тюрьмах страшным пыткам и прочим страданиям, а также позору, поношениям и унижениям». Далее, в развитие этой мысли было сказано, что

ни в пределах королевства Французского, ни во всем мире нет ни одного тамплиера, который по доброй воле сказал или готов сказать лживые слова (о своем ордене), и совершенно ясно, почему эти лживые слова были произнесены в королевстве Французском — ведь те, кто их произнес, признавались сломленные страхом, совращенные посулами или деньгами.

Желая дискредитировать предыдущие признания, защитники ордена выдвинули и позитивные аргументы: орден «основан во имя милосердия и любви к истинному братству», и он служит

Пресвятой Деве Марии, матери Господа нашего Иисуса Христа и всей Святой церкви, защищая христианскую веру и изгоняя врагов ее, неверных, язычников или сарацин, отовсюду и, тем более, из Святой Земли Иерусалимской, которую Сын Божий освятил собственной кровью, умирая во имя нашего спасения

Орден тамплиеров «не запятнан грехами и пороками, в нем всегда процветали строгость нравов и добродетель», что подтверждается множеством привилегий, пожалованных ордену папами римскими. Каждый вступающий в орден дает четыре основных обета: «послушание, целомудрие, бедность и желание отдать все свои силы служению Святой Земле Иерусалимской». А потом его принимают в братство «с благородным и мирным поцелуем и облачая в плащ тамплиера со святым крестом на груди в знак преклонения братьев перед распятием Христовым и в память о страстях Господних, и ему дается урок того, как следует соблюдать Устав ордена и его старинные обычаи, созданные Римской церковью и святыми отцами» Правила приема соблюдаются в ордене повсеместно и приняты с момента его основания. Любой, кто говорит или считает иначе, «глубоко заблуждается и позорит себя отступлением от истины».

Затем защитники ордена перешли к непосредственному опровержению предъявленных ордену обвинений. Они считали эти обвинения «позорными, ужасающими, отвратительными, совершенно невозможными и абсолютно непотребными». Те, кто сообщил подобную ложь папе и королю, являются

лжехристианами и еретиками, клеветниками и совратителями Святой церкви и всей христианской веры, ибо, движимые жаждой наживы и алчностью, эти нечестивые сеятели смут выискивают нестойких в вере своей братьев, которые за свои грехи, подобно паршивой овце, были из стада, то есть содружества братьев, изгнаны

и собрались вместе, и сотворили эту ложь, и заставили короля и его совет поверить им. В результате чего «произросла большая опасность» для ордена, и братья пострадали — были арестованы, ограблены, подвергнуты пыткам, казням и насилию и «силой принуждены под угрозой смерти» признаться в преступлениях, «погрешив против своей совести».

По отношению к данному расследованию они выдвинули тот аргумент, что комиссия не может судить согласно закону, т. е.exofficio, поскольку орден тамплиеров до начала арестов «не был опорочен в глазах общества ни одним преступлением из тех, в которых его обвиняют, и теперь, как нам совершенно ясно, мы и наши братья не можем считать себя в безопасности, ибо постоянно находимся во власти лжецов, наговаривающих на нас королю». Каждый день выдумывалась какая-нибудь новая угроза, и тамплиеров постоянно уверяли, что их сожгут на костре, если они откажутся от своих первоначальных признаний. Выступавшие перед комиссией были уверены, что те братья, что признали свою вину, сделали это под пыткой и с радостью отказались бы от своих слов, если б осмелились, а потому они просят, чтобы им гарантировали безопасность, дабы «они могли без страха обратиться к истине». В заключение Пьер де Болонья со своей обычной сдержанностью заявил: