Процесс тамплиеров - Барбер Малколм. Страница 64
Нельзя, однако, делать слишком далеко идущие выводы, ибо список обвинений, приведенный в «Les Grandes Chroniques», не имеет сохранившейся официальной копии, а те показания, что приведены в опубликованной работе Финке, — всего лишь фрагмент (не имеющий даже даты) протокола, по всей видимости, значительно более широкого расследования. Поскольку протоколы заседаний папской комиссии сохранились полностью, данный отрывок, скорее всего, представляет собой протокол одного из епископальных расследований (и действительно, большая часть свидетелей родом из Прованса, Вьенны и Анне-си); эта догадка подкрепляется отраженными в протоколе просьбами тамплиеров об отпущении грехов — они вряд ли стали бы просить об этом, давая показания относительно всего ордена в целом. В таком случае это, скорее всего, 1310 г.23.
Вера в колдовство и магию, в способность управлять силами природы свойственна многим обществам и в разные времена, однако в XIII в. в христианских странах Запада к магии и колдовству начинают относиться как к ереси. В 1258 г. папа Александр IV постановил, что инквизиторы могут преследовать колдунов только в том случае, если занятия их являются прямой ересью24, однако, согласно новым теориях второй половины XIII в., эти искусства начинают значительно более тесно связывать с конкретными еретическими воззрениями, постепенно создавая определенный ментальный климат, при котором колдун неизменно считается заключившим союз с дьяволом. В начале V в. св. Августин не верил, что дьяволы способны превращать душу или тело человека в душу или тело животного, считая, что они способны лишь порождать призраки, представляющиеся другим реальными существами25. Эта точка зрения неоднократно подтверждалась законом: в знаменитом каноне «Episcopi» начала X в. говорится о женщинах, «соблазненных дьявольскими иллюзиями и срантазмами»; женщины эти верили, что по ночам ездят верхом на различных животных, что, разумеется, было ересью. Представления же о том, что можно самому кого-то создать, или в кого-то превратиться — лучше или хуже себя прежнего, — или же как-то изменить свой облик или форму, безусловно являются еретическими, ибо все и вся на земле создано Господом и по воле Его26. Фома Аквинский, умерший в 1274 г., наоборот, приписывал демонам куда более существенную роль в делах человеческих. Он говорил, что некоторые предпочли бы, чтобы демонов вообще не было и они существовали лишь в воображении человека, однако, согласно истинному учению, демоны действительно существуют и деяния их вызывают у людей печаль и страдания27. Хотя Фома Аквинский не дает систематического представления о мире ведьм, весьма показательно все же, что даже в самых первых работах, посвященных магии и колдовству, авторы используют множество цитат из его произведений, как бы собирая отдельные разрозненные замечания, дабы составить некий фундамент цельной теории28. Вскоре после процесса над тамплиерами папа Иоанн XXII, одержимый навязчивой идеей готовящегося на его жизнь покушения со стороны людей, практикующих магию, несколько раз заставлял своих инквизиторов предпринимать особые меры для выискивания тех, кто поклоняется дьяволу или вызывает его, а также тех, кто использует святое причастие или иные церковные таинства для колдовства или ведовства. В 1326/27 гг. папа говорил о лицах, вступивших «в сговор с дьяволом», а для того постаравшихся с помощью даров умилостивить демонов, которым они поклоняются. За это демоны обеспечили им помощь в осуществлении их греховных желаний29. Иоанн XXII был убежден в существовании людей, лишь притворявшихся христианами, а на самом деле связанных неким тайным союзом с дьяволом.
Таким образом, процесс тамплиеров развивался как раз в тот период, когда отношение к магии и колдовству активно формировалось под воздействием церкви и государственных властей. А потому в целом обвинения, выдвинутые Ногаре, могут, с одной стороны, рассматриваться как средство для возбуждения в народе ненависти к ордену, а с другой — как подачка интеллектуалам, привыкшим считать себя выше грубых эмоций и предрассудков толпы и нуждавшимся в подробном теоретическом обосновании обвинений.
Каждого из этих обвинений вполне бы хватило, чтобы вынести смертный приговор как отдельному человеку, так и группе людей — как бывало и раньше, когда еретиков обвиняли, например, в отречении от Христа или неуважении к Святому распятию. Последнее обычно инкриминировалось катарам, ибо, согласно доминиканцу Монете из Кремоны, катары не считали Христа человеком, созданным Богом, а потому его материальное тело и не могло быть распято. Распято же было то, что, в глазах дьявола, считалось его материальным телом. Следовательно, Святой крест не мог являться объектом поклонения30. Впрочем, в народном сознании гораздо чаще неуважение к кресту приписывалось мусульманам. На Западе были весьма распространены истории о том, как мусульманские воины волокли распятия по улицам захваченных ими городов31. Францисканец Фиденсио из Падуи, в конце XIII в. живший в Святой Земле, утверждал, что мальчиков-христиан, взятых мусульманами в плен, заставляли плевать на распятие и прочие изображения Иисуса Христа32. Обвинения, касающиеся Святого распятия, могли, таким образом, предполагать, что на тамплиеров оказало воздействие учение катаров, или ислам, или же и то и другое.
Обвинения тамплиеров в идолопоклонстве и вырванные у них признания в том, что основными объектами поклонения были кот и магическая голова, тоже имели вполне конкретную направленность — желание сыграть на упорно бытовавших в народе представлениях, что все мусульмане — идолопоклонники33, хотя люди образованные давно от этой идеи отказались, но все же видели в пресловутом коте воплощение дьявола. В своей коллекции фольклорных историй, собранных, главным образом, в качестве подсобного материала для проповедей, немецкий цистерцианец Цезарий Гейстербахский, писавший в 20-е годы XIII в., утверждал, что «дьявол по причине алчности часто сравнивается с котом или со львом, которые внешне и по природе своей очень похожи; вот и дьявол, подобно им, терпеливо лежит в засаде, охотясь за душами простаков»34.
Однако не кот, а именно голова оказалась в центре наиболее занимательных историй; тут, пожалуй, даже Но-гаре, умело черпавший из сокровищницы народной памяти и фантазии, не смог бы учесть всего. Довольно многие подсудимые упоминают в своих показаниях, что видели некую голову, хотя ее описания чрезвычайно разнообразны35. И все же два свидетельства, полученные папской комиссией во время парижских слушаний весной 1311 г., представляют особый интерес и являлись объектом пристального анализа со стороны г-на Соломона Райнаха36.
Первый свидетель выступал 1 марта; это был итальянский нотариус Антонио Сиччи ди Верчелли, не являвшийся тамплиером, однако прослуживший ордену около 40 лет на его заморских территориях. В Сидоне он много раз слышал историю о том, что правитель этого города любил одну благородную даму из Армении,
но никогда не вступал с нею в греховную связь, пока она была жива; однако, когда она умерла и лежала в гробнице, он ночью, сразу после похорон, пробрался на кладбище и тайно совокупился с нею. А потом до него вдруг донесся чей-то голос: «Вернись, когда (ей) придет время родить, потому что ты найдешь (здесь) голову — свое дитя». И вот, по прошествии должного срока этот самый рыцарь вернулся, и в гробнице, мелсду ногами покойной обнаружил человеческую голову. И снова услыхал голос: «Храни эту голову, ибо она принесет тебе немало добра».
Антонио Сиччи заявил также, что в то время тамплиер Маттео ле Сармаж, бывший приором Сидона, как раз стал кровным братом египетского султана37.
12 мая рыцарь-тамплиер из Лиможа по имени Гуго де Фор поведал комиссии другой вариант этой истории. Сидон был куплен Тома Бераром, тогдашним великим магистром ордена, однако Фор никогда не слышал ни о каком тамплиере — правителе Сидона. Впрочем, будучи на Кипре после падения Акра, он слышал от Жана де Тани, рыцаря-мирянина, бывшего тогда бальи Лимасо-ла, что