Убрать Картера - Льюис Тед. Страница 7

– С какой стати?

– Ну, просто вылезло бы. Он всегда был одинаковым. Всегда. Никогда не менялся.

– Какой он был в вашу последнюю встречу?

– В воскресенье? Таким же, как всегда. Пришел вовремя. Работы было много.

Эдди налил себе большую порцию.

– И он ничем – ни словами, ни действиями – не показал, что что-то случилось?

– Нет, ничем. Говорю вам, он был таким же, как всегда.

– Вы не допускаете, что что-то могло произойти в промежутке между вашей последней встречей и тем моментом, когда он напился?

– Ну, не знаю. Думаю, нет. Но если и произошло, то нечто ужасное. А что такого ужасного могло произойти?

– Не знаю, – сказал я.

– Наверное, вы знали бы, если бы такое произошло.

– Не знаю, – сказал я.

Эдди, который выключился из разговора несколько стаканов назад, опять себе налил.

– Отличный мужик, черт побери, – сказал он. – Один из лучших.

– Откуда тебе знать, ты, старый пердун! – вдруг завопила Дорин.

Она стояла в дверном проеме со стаканом в руке. За ней, на кухонном столе, я увидел бутылку. Почти пустую. По лицу Дорин текли слезы. Плащ сидел на ней косо.

– Откуда тебе знать! – немного тише закричала она. – А тебе? А тебе? Особенно тебе, – обратилась она ко мне. – Никто из вас не знал его. А я знала. Он был моим папой.

Последнее слово она произнесла с подвыванием и швырнула стакан в Эдди, хотя я уверен, что она ни в кого конкретно не целилась. Стакан попал Эдди в плечо, и виски выплеснулось на рукав его пиджака. Он вскочил со стула. Я пошел к Дорин. Кейт тоже подскочил, но стакан из руки не выпустил.

– Дорин, дорогая, успокойся, – сказал я.

– Убирайся, – прошипела она, – убирайся прочь.

– Послушай, – сказал я, – я знаю, что ты чувствуешь…

– Нет, ты ничего не знаешь, ничего. Черт, оставь меня в покое!

Она бросилась к двери в холл и распахнула ее.

– Выкатывайтесь! – закричала она. – Давайте выкатывайтесь! Все!

Я подал знак остальным, и они, допив виски, двинулись к выходу. Эдди вытирал рукав носовым платком.

– Подождите меня снаружи, – сказал я. – Я выйду через минуту.

После их ухода я хотел заговорить с Дорин, но она побежала в буфетную. С ногами запрыгнув в кресло Фрэнка, она прижала кулачок ко рту и заплакала.

– Послушай, – сказал я, – я на твоем месте пошел бы поспал.

Она никак не отреагировала на мои слова.

– Мне нужно выйти на час, – сказал я. – Я скоро вернусь.

Тишина.

Я смотрел на нес минуту или две, потом вышел и закрыл за собой дверь.

Они стояли на тротуаре возле калитки. Эдди продолжал вытирать свой рукав. Когда я вышел, оба посмотрели на меня.

– Очень извиняюсь, – сказал я. – Она тяжело восприняла все это.

– О господи, – воскликнул Кейт, – да не беспокойтесь вы. Ведь она ужасно расстроена, да?

– Да, – сказал Эдди, – бедняжка.

Я вынул из бумажника фунт.

– Вот, – сказал я, – на чистку.

– О нет, мистер Картер, – возразил Эдди. – Я не могу.

Но я знал, что может, и в конце концов он взял деньги.

– Ладно, – сказал я, – давайте где-нибудь выпьем.

Эдди посмотрел на часы.

– Не получится, – сказал он. – Мне нужно быть на работе через двадцать минут.

– А вы? – обратился я к Кейту.

– Я в ажуре. Свободен до шести.

– Я как раз освобожусь к этому часу, – сказал Эдди. В его голосе слышалось сожаление. Ему очень не хотелось отказываться от дармовой выпивки.

Мы с ним пожали друг другу руки.

– Спасибо, что пришли, – сказал я. – Ценю ваше внимание.

В нем снова пробудились эмоции.

– Это самое меньшее, что я мог сделать, – сказал он. – Фрэнк был отличным парнем. Одним из лучших.

– Да, – кивнул я.

Мы постояли еще минуту.

– Так-то вот, – проговорил Эдди.

Он еще раз пожал мне руку и по диагонали перешел дорогу, направляясь в конец улицы. Руки он держал в карманах, полы его незастегнутого плаща развевались на ветру.

– Пошли, – позвал я Кейта.

Мы пошли по улице в противоположную сторону. Угол Джексон-стрит и Парк-стрит, улицы, что вела к Хай-стрит, находился в двадцати ярдах от огороженного пустыря. Кейт машинально завернул за угол, но, увидев, что я продолжаю идти прямо, поспешил за мной.

Я остановился у изгороди и посмотрел туда, где раньше была канава. Двое рабочих тащили к цеху упаковочный ящик. В здании жужжал токарный станок.

Кейт встал позади меня.

– Что там? – спросил он.

– Ничего, – ответил я. – Просто смотрю.

По дороге в «Сесил» я решил позвонить. Кейт ждал меня у будки, привалившись спиной к стене почты. Наконец взяли трубку, и я услышал голос Одри:

– Здравствуйте, говорит Одри Флетчер.

Это означало, что Джеральд дома.

– Я перезвоню, – сказал я. – Скажи Джеральду, что ошиблись номером.

– Извините, думаю, вы ошиблись номером.

– У тебя отличные сисечки, – сказал я.

– Все в порядке, – сказала она и повесила трубку. Мы добрались до «Сесила».

Я хорошо помнил это заведение, хотя прошло около двенадцати лет с тех нор, как я был там в последний раз.

В юности, когда я начал ходить по пабам, мне советовали держаться подальше от «Сесила», говорили, что не надо туда даже заглядывать, что это непристойное место, особенно по субботам, что это – худшее заведение в городе. Кто-то однажды пошутил, что хозяевам «Сесила» следовало бы повесить на двери объявление: «Песни – до десяти, драки – до одиннадцати». Я же начал появляться там сразу после того, как мне было разрешено сидеть у барной стойки. Впервые я пошел туда в пятницу. Все вроде бы было в порядке, никто ни к кому не привязывался. Я вышел в туалет, а когда вернулся, то обнаружил, что столы уже сдвинуты и освобождена довольно большая площадка перед стойкой. Все стояли в полной тишине, некоторые даже взобрались на стулья. На освободившейся площадке стояли восемь мужчин. У одних в руке были разбитые бутылки, у других – стаканы. Они стояли лицом к стойке, на которой замерли с десяток барменов, вооруженных палками.

Главный бар был очень большим – с тех пор я не бывал в более крупных барах. Если зайти через двойную дверь с Хай-стрит, то видишь сотни круглых столиков, диагональными рядами идущие из конца в конец огромного помещения, туда, где чуть ли не в сотне ярдов от входа находится сцена, длинная низкая платформа с полным набором ударных инструментов, пианино и электроорганом «Хаммонд». Всю левую от входа стену занимает барная стойка с восемью двойными кранами. Стойка упирается в сцену – такая она длинная.

Между столиками и сценой лежит узкий ковер шириной двенадцать футов. Ковер постелен и под табуретами у стойки, а также по обе стороны от двери, где тоже стоят столики, по пять с каждой стороны. Они предназначены для обедающих, поэтому основная масса столов остается чистой к тому моменту, когда начинается вечернее представление с певцами, комиками, стриптизом и драками.

Мы с Кейтом прошли к стойке, за которой работали три бармена. Мы оказались единственными клиентами.

Ближайший к нам бармен двинулся в нашу сторону. Он посмотрел на Кейта и кивнул.

– Привет, Кейт, – сказал он.

– Привет, – ответил тот.

Я вытащил бумажник.

– Слушаю вас, сэр, – встрепенулся бармен.

– Давай на «ты», Кейт. Что будешь пить? – спросил я.

– Пинту темного, пожалуйста, – ответил он.

– Две пинты и два больших виски, – сказал я. – Лучше «Беллз», если у вас есть.

– Сию минуту, сэр, – отчеканил бармен и направился к ближайшему крану.

– Большое спасибо, – поблагодарил Кейт.

– Он знает, где ты сегодня был? – спросил я, кивая на бармена.

– Да.

– Тогда почему же он сам не пришел?

– Он здесь работает всего неделю. Виделся с Фрэнком раза два, не больше.

– А другие?

Кейт пожал плечами.

– Не знаю. Кто-то говорил, что постарается прийти. Видимо, времени не было, или работа задержала.

Почему-то на его лице появилось смущенное выражение.