Шутник - Уоллес Эдгар Ричард Горацио. Страница 22

Когда он разговаривал со знакомым членом парламента, подъехал автомобиль и из него вышел канцлер казначейства, самый блестящий из членов кабинета.

— Да, да, я уже слышал, — сказал он. — Где сэр Джозеф?

Он кивнул Джиму, которого знал, и вместе с ним прошел сквозь толпу в свой кабинет.

— Вы были в зале, когда говорил сэр Джозеф? — спросил он.

— Да, сэр, — ответил Джим.

— Расскажите мне, что случилось.

Почти дословно Джим повторил речь сэра Джозефа.

— Но он с ума сошел, — с жаром сказал канцлер. — Здесь нет ни слова правды, если только не случилось чего-нибудь с тех пор, как я в последний раз виделся с ним.

— Не можете ли вы опубликовать опровержение?

— За отсутствием премьер-министра мог бы, я полагаю, но не хотел бы делать этого, пока не увижусь с сэром Джозефом.

Вдруг одна мысль мелькнула у Джима.

— Он ведь не невропат?

— Менее, чем кто-нибудь, — уверенно сказал канцлер. — Из всех людей, кого я знаю, он самый здоровый. Его секретарь здесь?

Он позвонил и послал швейцара разыскать секретаря, а сам по телефону пытался войти в контакт с находившимся в отъезде премьер-министром.

В час ночи из секретариата на Даунинг-стрит добились связи с премьер-министром.

— Вероятно, нельзя помешать опубликованию соответствующего сообщения в газетах? — спросил Джим.

— Нельзя, — лаконически ответил канцлер. — У меня уже есть экземпляры утренних изданий. Зачем он это проделал, известно лишь небесам. Конечно, надо ждать краха правительства, а что будет дальше — боюсь и думать.

— А каков будет первый результат речи сэра Джозефа?

Канцлер развел руками.

— Рынок, конечно, заволнуется, но нас больше интересует, как к этому отнесется Франция. К несчастью, французский посол в отлучке.

В три часа утра Джим уже читал точный отчет о странной речи сэра Джозефа Лейтона. Позднейшие издания жирным шрифтом добавляли:

«Канцлер казначейства информировал нас, что боннский инцидент никогда не обсуждался в кабинете министров и считался совершенно не имеющим значения. Канцлер сказал, что он не несет ответственности за выступление сэра Джозефа Лейтона в палате депутатов».

Буквально всю ночь просидел Джим на ступеньках входа в дом сэра Джозефа, без особой надежды его увидеть. Он узнал, что премьер-министр возвращается и в газетах уже помещено опровержение сообщений, сделанных министром иностранных дел.

Утром открытие биржи сопровождалось сценами, подобными тем, которые бывают при объявлении великой войны. Все бумаги обесценились; крах крупной фирмы и два самоубийства были первыми последствиями, о которых сообщила пресса. Во Франции биржа закрылась в полдень, но на улицах продавали бумаги; знаменитые южноамериканские акции, бывшие всегда барометром рынка, упали чрезвычайно.

В пять часов в газетах появилось заявление, подписанное премьер-министрами Британии и Франции.

«В утверждении, что между двумя державами существуют натянутые отношения, нет ни слова правды. Боннский инцидент с самого начала рассматривался, как ничтожный, и речь министра иностранных дел может быть объяснена лишь временным помрачением рассудка».

Джима нисколько не интересовали ни биржа, ни барыши Гарло. Его всецело занимало раскрытие тайны исчезновения сэра Джозефа.

Многие люди говорили, что министр не возвращался к Гарло и что мистер Гарло не выходил из дому; стоявшие у подъезда городовые утверждали то же самое.

Премьер-министр, как только вернулся в Лондон, полетел в Париж. Джим повидался с ним по его возвращении; видно было, что он измучен и устал.

— Сэр Джозеф должен быть найден! — воскликнул он, ударив рукой по столу. — Я говорю вам, Карлтон, как уже говорил вашему начальству, что произнести такую речь он мог лишь в состоянии безумия: он говорил в палате заведомую ложь, которую сам потом опровергнет. Видели вы этого Гарло?

— Да, сэр, — ответил Джим.

— Сказал он вам, о чем они говорили? О боннском инциденте?

— Гарло поведал, что они разговаривали только о Македонии в течение нескольких минут, проведенных министром в его доме. По-видимому, министр зашел в комнату, где Гарло принимает конфиденциально, выпил там рюмку вина и поздравил Гарло с объединением враждебных элементов.

Премьер-министр большими шагами ходил по комнате.

— Не понимаю, не понимаю! — тихо говорил он. — Найдите сэра Джозефа Лейтона!

Так кончилась беседа.

Джим был растревожен; надо было успокоиться. Он позвонил Эйлин Риверс и попросил ее пойти выпить с ним чаю в Автомобильном клубе. Эйлин поняла, почему он позвал ее, и мысль, что она может быть ему полезна, была ей приятна.

Встретив ее, он сразу же заговорил о том, что его тревожило.

— Может быть, его похитили, я нахожу это возможным, хотя расстояние от Парк-Лейна до парламента очень коротко, и везде расставлены полицейские агенты. Мы поместили в газетах обращение к шоферу такси, но до сих пор ответа не получили.

— Может быть, и шофера похитили? — предположила девушка.

— Может быть, — сказал Джим мрачно. — Если бы он задержался хоть на пять минут, я бы успел его догнать, — заметил Джим и, как бы спохватившись, сказал с улыбкой: — Кажется, я возлагаю свои тяготы на ваши плечи?

Эйлин минуту подумала и спросила:

— Не могу я помочь вам чем-нибудь?

Он посмотрел на нее с искренним недоумением.

— Мне кажется, вам нужен просто новый угол зрения.

— Конечно, даже несколько, — грустно заметил он.

— Ну, так вот, я и дам вам один. Видели вы моего дядю?

Джим совершенно забыл об Артуре Ингле, так как не связывал его с исчезновением министра.

— Какой я дурак! — тихо воскликнул он.

— Я потому упомянула о дяде, что он заходил ко мне сегодня утром, — сказала Эйлин. — Он даже ожидал меня, пока я вернулась после завтрака. Я видела его в первый раз после той ночи. Он явился ко мне с необычайным предложением: не соглашусь ли я заботиться о его доме, и предложил за это вознаграждение, значительно превышающее мое жалованье; даже сказал мне, что ничего не имеет против моей дневной службы. Я, конечно, отказалась, но это его нисколько не рассердило, он был в удивительно мирном настроении.

— А как он выглядит? — спросил Джим, вспоминая, каким он видел Ингла через окно.

— Очень элегантно, — был ответ. — Он рассказал мне, что развлекается теперь фильмами, выпущенными, пока он сидел в тюрьме: он взял их напрокат и купил небольшой проектор. Я знаю, что он очень любит кинематограф, — продолжала девушка, — но это так странно: запираться на целый день, чтобы смотреть фильмы. Он спрашивал про вас. Зачем? Я догадалась, что он считает нас близкими друзьями. Он спросил, кто нас познакомил, я сказала, что противный маленький мотор на берегу Темзы.

— О покойниках говорите только хорошо, — скромно заметил Джим. — У него лопнул цилиндр.

— А теперь приготовьтесь к сильному потрясению, — сказала Эйлин со смехом в глазах. — Он спрашивал, согласитесь ли вы повидаться с ним?

— Я никогда не встречался с этим господином, — сказал Джим, — но ошибку легко исправить. Пойдемте к нему вместе. Он, конечно, подскочит, вообразив нас женихом и невестой, но если вы сможете вынести подозрение…

— Я буду мужественна, — сказала Эйлин.

Мистер Ингл на мгновение опешил при появлении девушки и человека, занимавшего его ум все это время, а потом даже развеселился.

— А где же ваш друг Элк? — улыбаясь, спросил он. — Я думал, что вы никогда не разлучаетесь в эти опасные времена, когда министры носятся по стране и ни один человек не знает ни дня, ни часа, когда он будет призван под знамена… Итак, Джемс Карлтон, Эйлин вам говорила, что я хотел вас видеть? Я ведь любитель теорий и думаю, что моя теория — правильная. Хотите послушать?

Ингл как будто умышленно игнорировал присутствие Эйлин, только подал ей стул.

— Я навел справки, — заговорил экс-каторжник, — и узнал, что сэр Джозеф в больших финансовых затруднениях, о чем не знают ни премьер-министр, ни близкие друзья. Считаете ли вы, мистер Карлтон, возможным, что речь в парламенте была произнесена с обдуманным намерением взбудоражить рынок и сэру Джозефу было хорошо заплачено за его роль?