Око за око. Страница 53

— Япония разбита, началось вторжение в Англию, — пробормотал он.

Удивительное дело, уничтожение Токио ужасно его встревожило. Год назад он испытывал совсем другие чувства, когда Джимми Дулиттл получил почетную медаль конгресса note 15 за бомбежку столицы Японии, а вся страна аплодировала стоя. Теперь же…

— Если мы проиграем сейчас, то вся ответственность ляжет на плечи красных и нацистов, — нахмурившись, продолжал Гровс.

Какая отвратительная мысль: зависеть от двух самых гнусных режимов, когда-либо изобретенных человечеством. Возможно, лучше оказаться под властью ящеров…

Гровс покачал головой. Нет. Нет ничего хуже, чем жить под игом ящеров. Он поднял палец в воздух, словно хотел показать, что нашел новую, замечательную мысль.

— Главное, чтобы они ничего не узнали, — объявил он.

До сих пор лаборатория не совершала ошибок. И если удача их не оставит, все будет хорошо.

Больше всего Гровса беспокоило то, что ящерам вовсе не обязательно знать, что американцы проводят ядерные исследования в Денвере. Если они примут решение двигаться на запад, Денвер — самый крупный город — окажется у них на пути. Может быть, персонал Метлаба спасется — успели же они ускользнуть из Чикаго? Но куда они отправятся отсюда, он не имел понятия. И сколько драгоценного времени будет потеряно? Никто не мог сказать точно. Гровс не сомневался, что непоправимо много. Имеют ли право Соединенные Штаты — да и весь мир — на подобные потери? Вот тут он знал ответ: нет, не имеют.

Гровс вышел из-за стола, потянулся и направился к двери. Вместо офицерской фуражки он надел мягкую шляпу с широкими полями. На его плечах красовались звезды бригадного генерала, но он замазал их серой краской, чтобы блеск не привлек внимания воздушной разведки ящеров. Ему совсем не хотелось, чтобы ящеров заинтересовал вопрос, что делает генерал в университетском городке. Они достаточно разумны, чтобы сообразить: здесь ведутся научные исследования, связанные с войной, и тогда — прощай, Денвер.

Прогулка к ядерному реактору, находящемуся под футбольным полем, за исключением еды и сна, стала единственным перерывом, который позволял себе Гровс, дни которого были наполнены напряженным трудом. С востока гражданские лица, мужчины и женщины, копали противотанковые траншеи. Конечно, без солдат и орудий толку от них будет мало, но генерал привык делать все, что в его силах, — и требовал такого же отношения от всех остальных.

Под землей на стене коридора, неподалеку от атомного реактора, висела диаграмма. На ней прослеживались изменения двух факторов: масса плутония, производимого за день, а также его общее количество. Именно за вторым числом Гровс следил, как коршун.

Из-за угла появился Лео Сциллард.

— Доброе утро, генерал, — сказал он с сильным венгерским акцентом, который заставлял Гровса — да и многих других — вспоминать о Беле Лугоши note 16 .

Впрочем, в его голосе Гровс слышал не только ярко выраженный акцент. Генерал подозревал, что это презрение ко всем, кто носит военную форму Соединенных Штатов. Гровсу хотелось ответить тем же, но он старался держать себя в руках. Не следовало забывать, что Сциллард помогал сохранить независимость США.

Кроме того, генерал мог и ошибаться — не слишком ли далеко идущие выводы он делал из короткого приветствия? Однако ему и раньше приходилось сталкиваться с физиком, и впечатление от встреч оставалось неизменным.

— Доброе утро, доктор Сциллард, — ответил он как можно доброжелательнее — диаграмма давала повод для хорошего настроения. — Мы добываем более десяти граммов в день в течение последней недели. Превосходный результат.

— Да, безусловно, нам удалось сделать шаг вперед. Запуск второго реактора очень помог. БОльшую часть продукции дает он. Нам удалось внести улучшения в конструкцию.

— Так всегда бывает, — кивнул Гровс. — Сначала ты строишь первый объект и смотришь, как он работает. Во второй раз удается улучшить исходный замысел, а начиная с третьего и четвертого можно поставить производство на поток.

— Грамотная теория позволила бы сразу же создать качественное устройство, — сказал Сциллард, голос которого прозвучал излишне холодно.

Гровс улыбнулся. Вот она, разница между ученым, который считает, что теория может адекватно объяснить мир, и инженером, полагающим, что нужно немного поработать, чтобы создать нужный прибор.

— Мы стараемся сократить время, необходимое для создания плутония. Но всякий раз, когда я смотрю на диаграмму, мне становится ясно, что раньше следующего года мы не успеем — а это плохо.

— Мы делаем все возможное, учитывая наличие материалов и оборудования,

— ответил Сциллард. — Если Ханфорд оправдает наши ожидания, мы сможем вскоре начать производство и там, если, конечно, сумеем построить фабрику, не привлекая внимания ящеров.

— Да, если, — мрачно повторил Гровс. — Теперь я жалею, что отправил Ларссена одного. Если с ним что-нибудь случится… нам придется рассчитывать на Ханфорд, опираясь на теорию, а не на факты.

Сциллард бросил на Гровса удивленный взгляд. Физик обладал своеобразным чувством юмора, но его поразило, что генерал тоже способен шутить. После короткого колебания Сциллард ответил:

— Атомные реакторы, которые мы хотим построить в Ханфорде, имеют изящную конструкцию, по сравнению с которой наши нынешние образцы покажутся неуклюжими самоделками. Река Колумбия даст достаточное количество воды для охлаждения — там реакторы будут гораздо эффективнее.

— Доставить оборудование и людей в Ханфорд будет довольно сложно, — сказал Гровс. — Сейчас перевозка любых грузов стала делом непростым. Не следует забывать, что ящеры захватили половину страны.

— Если мы не построим новые реакторы, производство плутония останется малоэффективным, — сказал Сциллард.

— Я знаю, — кивнул Гровс.

Соединенным Штатам предстояло сделать очень много, чтобы выиграть эту войну. Но ведь многого Соединенные Штаты сделать просто не могли… Гровс превосходно владел логикой. И сейчас он об этом пожалел — уж слишком безрадостные получались выводы.