Похищенный трон. Страница 25
Между строк Абивард явственно прочел: «Когда он сможет наконец оставить заботы о наделе и предаться удовольствиям на лоне природы». Иногда его отец позволял себе довольно язвительно отзываться о дихганах, которые во главу угла ставят собственные удовольствия. Динак, как и он, слышала эти слова. Абивард подумал, не пытается ли она наставить своего недавно обретенного мужа на путь истинный.
Он вновь обратился к письму: «Поскольку я умею читать и писать, он с каждым днем поручает мне все больше дел по управлению наделом. Здесь для меня все внове, а обязанностей намного больше, чем я привыкла брать на себя, но всякий раз я начинаю с того, что пытаюсь определить, а как поступил бы отец.
Пока что получается неплохо, и дай Господь, чтобы оно так и продолжалось. Я молю Ее, чтобы у тебя все было хорошо, и с нетерпением жду весточки от тебя».
Значит, отец теперь незримо управляет двумя наделами. При этой мысли Абивард улыбнулся. Он подозревал, что и Годарс не удержался бы от улыбки. Судя по письму Динак, она весьма уверенно становится правой рукой Птардака — и, скорее всего, тремя пальцами левой руки тоже.
Он свернул письмо и положил его обратно в футляр. Потом он прочтет его Барзое, которая несомненно будет горда успехами дочери. А вот стоит ли читать это письмо Рошнани? Может, она подумает, что это обязывает ее попытаться управлять наделом Век-Руд по примеру Динак, которая потихоньку прибирает к рукам Налгис-Краг? Но Абивард — не Птардак, он и сам неплохо разбирается, что к чему и как надо делать дела.
Пока что нужно дать пастухам охрану, чтобы защищала их и их стада от налетов хаморских шаек. Однако если на его пастбища позарится целое племя, то его отрядов будет недостаточно, чтобы дать отпор. Он продолжал надеяться, что такого не произойдет. Однако с тех пор, как он перешел Дегирд с войском Пероза, мало что из его надежд оправдалось.
— Что ж, — подумал он вслух, — все, что могло пойти наперекосяк, уже пошло. Отныне все будет меняться только к лучшему — ведь хуже-то некуда!
Крик со стены заставил Абиварда во весь опор взмыть на самый верх.
— Воины! Воины под львиным штандартом Царя Царей!
Направив взгляд туда, куда указывал палец часового, Абивард увидел приближающийся отряд. Отряд был больше, чем он ожидал, — человек двести в ярких епанчах поверх доспехов. Если они обрушатся на хаморов, те получат ощутимый удар. Сердце радостно забилось в груди Абиварда при виде возрождающейся мощи Макурана.
— Отворить ворота! — закричал он. — Окажем героям достойный прием.
Пока ворота неспешно распахивались, Абивард сбежал по ступенькам, чтобы лично приветствовать прибывших. Все сомнения, которые он испытывал по поводу Смердиса, Царя Царей, исчезли без следа, как дождь в пустыне. Новый царь простирал свою длань для защиты дальних рубежей державы.
Не все всадники смогли въехать во двор одновременно. Абивард приказал вынести хлеба и вина для тех, кому пришлось остаться ждать за стенами.
— Да благословит тебя Господь, ты пришел в наш край в трудный для нас час, — сказал он командиру отряда Смердиса, ветерану сурового облика с навощенными седыми усами, торчащими, как колья.
Даже от того, кто был простым воином, он ожидал вежливого ответа: макуранцы могли обмениваться любезностями с утра до вечера. Но командир, вместо того чтобы похвалить гостеприимство Абиварда или местоположение его крепости, весьма несвоевременно раскашлялся. Когда он наконец вновь обрел дар речи, то сказал:
— Уместнее было бы, о блистательный дихган, обратить свои речи к моему спутнику, достославному Мургабу.
Поначалу Абивард принял достославного Мургаба за командирского писаря. Это был иссохший коротышка в простом буром кафтане, неловко сидящий на коне. Но если воин сказал, что это важная персона, Абивард поприветствует его должным образом. Низко поклонившись, он спросил:
— Чем я могу служить достойнейшему слуге Смердиса. Царя Царей, да продлятся дни и прирастет его царство?
— Твое отношение достойно похвалы, — проговорил Мургаб; голос его походил на шуршание листьев. — Скажу прямо: Смердис, Царь Царей, испытывает нужду в серебре и взимает с каждого надела особую подать. Мы требуем от тебя уплаты… — он вытащил пергаментный свиток и стал водить по нему пальцем, пока не нашел нужную строку, — восьми тысяч пятисот серебряных аркетов или, взамен их, подати натурой. Подать подлежит выплате незамедлительно.
Теперь закашлялся, а точнее, подавился от гнева и изумления Абивард. И еще он чувствовал себя в дурацком положении. Отказаться не было никакой возможности — теперь, когда он впустил в крепость Век-Руд столько людей Царя Царей. С десяток этих воинов поставили своих коней между ним и входом в жилую часть. Они наблюдали за ним с вежливым, но неослабным вниманием — они были более готовы к неприятностям, чем он.
Абивард заставил себя собраться. Столько серебра в его сокровищнице имелось. Если Смердис намерен использовать его для защиты царства, то может оказаться, что деньги будут потрачены с пользой, хотя расставаться с ними все равно жалко. Он сказал:
— Надеюсь, что Смердис, Царь Царей, употребит мое серебро, равно как и то, что он получит у других дихганов, чтобы набрать новых воинов в свое войско и заказать у кузнецов доспехи и оружие.
Прославленный Мургаб безмолвствовал. Озадаченный Абивард посмотрел на предводителя воинов. Полководец заерзал в седле, выжидая, когда ответит Мургаб, но, не услышав ответа, сказал:
— Смердис, Царь Царей, повелевает собрать столько серебра на выплату огромной дани хаморам, чтобы они удалились за Дегирд и оставались на своем берегу.
— Что? — взвыл Абивард, забыв об окруживших его воинах Смердиса. — Но это же безумие!
— Как повелевает Смердис, Царь Царей, так тому и быть, — нараспев произнес Мургаб. — Кто ты такой, чтобы оспаривать волю Царя Царей?
Что ж, если так ставить вопрос, Абивард никто и прекрасно знал это. Не отвечая Мургабу, он обратился к начальнику отряда:
— Но разве ты не понимаешь, доблестный воин, что платить дань кочевникам, когда мы слабы и не можем защищаться, все равно что пригласить их к нам за новой грудой серебра на будущий год и еще через год?
— Как повелевает Смердис, Царь Царей, так тому и быть, — монотонно пробубнил командир. Хотя слова его в точности повторяли слова Мургаба, тон и выражение лица говорили, что он отнюдь не в восторге от политики, которую ему велено проводить. Мургаб сказал:
— Вышеназванная сумма подлежит незамедлительной уплате. Не трать время даже на то, чтобы почесать в затылке. Ты, конечно же, не хочешь, чтобы тебя заподозрили в сопротивлении Царю Царей?
Если бы Абивард сам не запустил лис в курятник, он мог бы всерьез подумать о сопротивлении — лучше уж выбросить свое серебро в ганат, чем отдавать его хаморам. Но в данной ситуации… Проглотив досаду, он сказал:
— Не спеши, о достославный Мургаб. — Он не мог удержаться и произнес почетный эпитет весьма язвительно. — Я принесу тебе требуемое — на радость Смердису, Царю Царей, а заодно и хаморам.
Годарс был рачительным и аккуратным хозяином. Серебро в сокровищнице крепости хранилось в кожаных мешках, по тысяче аркетов в каждом. Абивард взял в обе руки по мешку и, покряхтывая от натуги, вынес их через коридоры и жилую часть во двор, где положил перед конем Мургаба. Этот путь он повторил трижды.
— Погоди еще немного, о достославный, — сказал он, принеся восемь тысяч аркетов.
Он вернулся в сокровищницу. Там оставалось лишь три мешка с монетами, и несколько пустых, аккуратно сложенных дожидались, когда их наполнят. Абивард взял один из них и стал пересыпать в него звенящие серебряные монеты до тех пор, пока мешок не стал весить примерно столько же, сколько тот, из которого он брал деньги. Абивард вздохнул — отнюдь не так намеревался Годарс использовать этот мешок. Он хотел, чтобы в него клали серебро, а не забирали. Но сейчас Абивард ничего не мог поделать. Он вынес наполовину заполненный мешок и положил его рядом с остальными.