Похищенный трон. Страница 27

Однако преуспел лишь в том, что затолкал их еще глубже под кровать, где уже не мог до них дотянуться.

— Если я вызову слугу достать мне обувь из-под кровати, все узнают, в каком я состоянии, — сказал он вслух. Даже слышать собственный голос было больно.

Он встал с кровати — точнее, вывалился из нее — и вытащил сначала одну сандалию, а затем и другую.

Излучая теплое сияние добродетели, почти заглушившее лютое похмелье, он уже готов был сунуть ноги вызволенную обувь, но тут его мутный взор упал на нечто, извлеченное из-под кровати вместе с сандалиями и никогда прежде, насколько он помнил, им там не виденное — хотя нельзя сказать, что он склонен был проводить много времени, разглядывая, что у него под кроватью. Это была небольшая темно-серая прямоугольная табличка.

Не сильно задумываясь над своими действиями, Абивард протянул руку и схватил табличку. Он вытащил ее и принялся разглядывать. Брови его поползли вверх от удивления. Она была тяжелее, чем он предполагал. «Должно быть, свинцовая», — подумал он.

Лицевая поверхность таблички была чистой и гладкой, но пальцы Абиварда нащупали неровности снизу. Он перевернул табличку. И конечно же, с другой стороны на мягкой поверхности металла были вырезаны слова, — возможно, железной иглой. Он смотрел на них вверх ногами.

Абивард перевернул табличку, и слова стали яснее. Он читал, и кровь стыла в его жилах. «Да привяжут таблица сия и подобие, созданное мною, Абиварда узами любви ко мне. Да иссохнет он, желая меня, да прилипнет страсть к нему, подобно болотной пиявке. А ежели он не возжелает меня, да сожжет его боль такая, дабы мечтал он о Бездне. Но если он умрет от страсти ко мне, да не узрит он вовек лика Господнего. Да будет так».

Двигаясь как в дурном сне, Абивард разломил надвое табличку с заклятием и. плюнул на обломки. Он слышал, что женщины иногда пользуются магией, чтобы привязать к себе мужчину, но и вообразить не мог, чтобы подобное случилось здесь, на женской половине крепости Век-Руд.

— Кто? — прошептал он. Рошнани? Он не мог в это поверить — но если она и впрямь околдовала его, он и не должен верить, разве не так? Не оттого ли он был так счастлив с нею, что она колдовством заставила его влюбиться в нее?

Возможно. Холодным рассудком он признавал это. Если это подтвердится, неизвестно, сможет ли он после этого доверять какой бы то ни было женщине. Но также он знал, что это вовсе не обязательно Рошнани, — ведь в последнее время каждая из его жен покидала женскую половину и приходила сюда, в его спальню.

Он хотел было позвать Барзою, но покачал головой. Не надо, чтобы даже его мать знала о табличке с заклятием. Если она обмолвится хоть словечком, как случается и с мудрейшими из людей, будь то мужчина или женщина, на женской половине воцарится хаос. Все начнут подозревать всех. Если есть какой-то способ избежать этого, Абивард был готов на все.

Издав между зубов свистящий звук, он бросил обломки таблички на пуховую перину. Набросив кафтан и застегнув сандалии, благодаря бегству которых под кровать он обнаружил табличку, Абивард надел пояс и засунул оба кусочка свинца в один из кармашков, свисающих с пояса.

Он вышел из комнаты и только в коридоре сообразил, что перестал обращать внимание на головную боль. Удивительно, на что способен страх, — подумал он. Но таким лекарством от похмелья ему не хотелось бы пользоваться второй раз.

От запахов, разносившихся с кухни по всей жилой части, обычно вполне аппетитных, у него желудок чуть не вывернулся наизнанку; значит, страх все же не до конца исцелил его. Он поспешил во двор, а оттуда — и деревню, лежащую у подножия холма, на котором расположилась крепость.

Он постучал в дверь Таншара, прорицателя. Из всех обитателей надела старик был самым близким подобием колдуна… Эта мысль заставила Абиварда задуматься, уж не Таншар ли изготовил табличку с заклятием и то подобие, о котором в нем говорилось. Но легче было представить, что небо стало коричневым, а земля голубой, чем то, что Таншар станет предаваться подобным занятиям.

Таншару пришлось взять в одну руку корку хлеба и кружку с вином, чтобы освободить вторую руку и распахнуть дверь перед посетителем. Оба его глаза, и ясный и затуманенный, удивленно раскрылись, когда он увидел, кто прервал его завтрак.

— Повелитель Абивард! — воскликнул он. — Заходи же, окажи честь моему дому. Но что привело тебя ко мне в столь ранний час? — В устах Таншара слова эти звучали не столько упреком, сколько свидетельством любопытства.

Абивард подождал, пока старик закроет за ним дверь и заложит ее на засов, и лишь затем вытащил половинки сломанной таблички и поднял на ладони, чтобы Таншар мог увидеть их.

— Это заклятие я нашел у себя под кроватью, проснувшись сегодня утром, — бесстрастно произнес он. Прорицатель протянул руку к обломкам:

— Позволь-ка взглянуть.

Абивард кивнул, и старик взял оба плоских кусочка свинца, сложил их вместе и отстранил на расстояние вытянутой руки, чтобы можно было прочесть слова.

Закончив бормотать эти слова себе под нос, он поцокал языком:

— Следует ли мне заключить, что это оставлено одной из твоих жен, о повелитель?

— Не представляю, кому бы еще это понадобилось. А ты?

— Да, маловероятно, — признал Таншар. — И чего же ты хочешь от меня, о повелитель? Ощутил ли ты на себе влияние этого заклятия? Любовная магия, равно как магия военная, зачастую ненадежна, ибо страсть снижает действенность волшебства.

— Честно говоря, я не знаю, подействовали на меня магические чары или нет, — сказал Абивард. — Я не смогу этого определить, пока не узнаю, кто положил табличку под кровать. — Если это Рошнани, тогда… тогда он не знает, что сделает… Нет, знает, конечно, только и думать об этом не хочется. Он заставил себя сосредоточиться. — Я знаю, что ты ясновидящий. Можешь ли ты увидеть, кто же все-таки положил мне табличку под кровать?

— Думаю, что смогу, о повелитель, но этого ли ты хочешь от меня на самом деле? — спросил Таншар. — Если бы я заглянул в твою спальню в тот момент, когда тебе подсунули табличку, я, скорее всего, увидел бы тебя и женщину, которая ее там оставила, в… э-э-э… интимное мгновение. Этого ли ты желаешь?

— Нет, — незамедлительно ответил Абивард. Неприкосновенность своей частной жизни, тем более жизни обитательниц женской половины, он блюл свято. Он задумчиво нахмурился, а потом поднял палец:

— В табличке говорится о подобии. Сможешь ли ты увидеть, где спрятано это подобие? Это поможет определить, кто его изготовил.

— Счастлив надел, во главе которого стоит человек твоего ума, — проговорил прорицатель. — Я исполню твое повеление.

Он положил половинки таблички с заклятием на табурет и вышел в заднюю комнату своего маленького домика. Через мгновение он вернулся с кувшином воды и маленькой сверкающей чашей из почти прозрачного черного обсидиана. Чашу он поставил на половинки свинцовой таблички и налил в нее воды до половины.

— Надо подождать, пока вода не успокоится, — сказал он Абиварду. — А потом, стараясь не поднять на ней ряби своим дыханием, мы вместе заглянем туда и, если будет на то воля Господа, увидим то, что ты желаешь видеть. Когда придет время, не забудь сосредоточить все мысли на том подобии, местонахождение которого ты хочешь обнаружить.

— Как скажешь. — Абивард ждал, как мог терпеливо, и смотрел в чашу. Вода казалась ему достаточно спокойной. Но ясновидение — не его дело. Таншар же не указывает ему, как управлять наделом, так что и ему нечего понукать прорицателя.

Когда Таншар решил, что уже пора, он тихо сказал:

— Положи руку на край чаши — но очень осторожно, чтобы как можно меньше колебать воду. Настрой мысли свои на Господа и Четырех и сосредоточься на том, что хочешь увидеть.

Абивард не очень понял, как можно удерживать в голове две столь разных мысли одновременно. Но старался изо всех сил. Кончиками пальцев он ощущал стеклянную гладкость обсидиана, но прикосновение его нарушило зеркальную гладь воды в чаше. Он взглянул на Таншара. Прорицатель кивнул; должно быть, этого и следовало ожидать.