Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман. Страница 100

Дорога из Громхеорта в деревню Хвинка была вымощена только до половины. Бембо убедился в этом на собственном опыте, утонув в грязной луже по щиколотку. Ругаясь по-черному, жандарм выкарабкался из маленького болотца на относительно твердую землю.

— Пожалей мои уши, — буркнул Орасте, тоже испачкавший ботинки. — Доберемся наконец до этой клятой дыры, вот там на ковнянах и отыграешься.

— Силы горние, придется, — прорычал Бембо. — Если б не они, сидел бы я в казарме, теплой и уютной. — Пожалеть себя он был готов в любой обстановке. — И вообще, если б не эти сволочи поганые, и войны бы никакой не было. Сидел бы я дома в Трикарико, счастливый, как устрица на берегу, а не таскался бы по вонючему Фортвегу.

Сержант Пезаро покосился на него.

— Не забывай, приятель: ты каунианам кости моешь, а они — тебе. Едва ли их будет так же легко собрать, как в этом, как его… Ойнгестуне. Слишком много слухов разошлось про то, что с ними случается на западе.

— Сами напросились, — с глубоким убеждением отозвался Орасте. — Бембо прав, сержант, если б не они, так и войны бы не было.

Бембо забеспокоился, все ли в порядке с головой у его напарника — обыкновенно Орасте не соглашался с ним ни в чем. А еще он сомневался, что кауниане вправду заслужили свою судьбу. Большую часть времени он старался не вспоминать о ней. Помогало плохо. Ему приказали собрать кауниан и отправить на запад. Что с ними случится затем — не его забота. Ну так что толку гадать о том, кто чего заслужил?

Жандармы миновали крохотную деревушку из полудюжины домов. Половшая сорняки в огороде старуха подняла голову. Нос ее походил на серп, подбородок почти смыкался с ним, лицо покрывала плотная сеть морщинок, улыбка… От улыбки ее у Бембо захолонуло в груди. Видывал он в своей жизни немало вышедших на покой бандерш, но ни одна из них не могла бы сравняться с фортвежской каргой в злобном древнем торжестве.

— Здесь чучел нет! — крикнула она на скверном альгарвейском, еще искаженном беззубым шамканьем. — Чучел там ! — Она указала на север, по дороге на Хвинку.

— Знаем, бабка, знаем! — ответил Пезаро.

Гнусно хихикнув, старуха вернулась к своим сорнякам.

— Любит она ковнян, — хохотнул Орасте, — не меньше нашего.

— Я заметил, — сухо молвил Бембо. — С многими фортвежцами так, да?

— Пошевеливайтесь, вы! — бросил Пезаро.

С тех пор как его перевели в Фортвег из Трикарико, сержанту пришлось отшагать больше, чем за все годы с того дня, как его повысили в чине и позволили уютно замуроваться за столом в участке. Он потел и задыхался, но продолжал переставлять отяжелевшие ноги, неудержимый как поток и неумолимый как обвал. Что же касается Бембо, тот мечтал о передышке. Но Пезаро ему передышки не дал.

Прошло не меньше часа, когда Орасте, указав куда-то вперед, заметил:

— Вон там, должно быть, деревня. Жалкая дыра, похоже на то. Скольких нам оттуда предписано забрать, сержант?

— Двадцать, — хрюкнул Пезаро. — Там, должно быть, двадцати человек общим счетом не наберется, не говоря уже о двадцати каунианах. А если недоберем норму, нас же и обвинят. — Он пнул придорожную кочку. — Подлая штука жизнь.

— Сержант! — проблеял молоденький жандарм по имени Альмонио.

Бембо глянул на него с изумлением: обыкновенно юноша вообще рта не открывал.

— В чем дело? — Пезаро удивился не меньше.

— Сержант… — Альмонио же явно жалел, что вообще заговорил. Он прошагал еще немного и продолжил: — Когда мы доберемся до этой Хвинки, сержант… разрешите не участвовать в сборе кауниан?

— Чего-чего? — Пезаро воззрился на него, точно на двойную радугу или золотого единорога. Или другого какого уродца. Широкая ряха его омрачилась. — Хочешь сказать, у тебя кишка тонка для этого дела?

Альмонио жалко кивнул.

— На то похоже. Я же знаю, что с несчастными сучьими детями потом случится… не хочу, чтобы на моей совести такое было.

Глаза Бембо понемногу вылезали из орбит.

— Силы горние, — шепнул он Орасте, — да сержант его сейчас без соли съест.

— Точно. — Рослого жандарма подобная перспектива, казалось, привлекала.

Пезаро, однако, глянул на отступника скорее с любопытством, нежели с презрением.

— Предположим, — заметил он, — что мы загоняем чучелок, а те возьмут да на нас бросятся? И что ты тогда будешь делать, Альмонио? В сторонку отойдешь, покуда кауниане твоих товарищей режут?

— Нет, конечно, сержант! — возмутился Альмонио. — Просто из домов не хочу их вытаскивать, вот и все. Грязное это дело.

— Война вообще дело грязное, — отозвался Пезаро, но без особой злости. Он потер все три подбородка и решительно ткнул в упрямого жандарма пальцем: — Ладно, Альмонио, вот что мы с тобой сделаем сегодня: пока остальные собирают кауниан по домам, стой на страже. Если дернутся — если хоть вид сделают, что сейчас дернутся, — пали без раздумий. Понял?

— Так точно! — Альмонио сбился с шага, чтобы отвесить сержанту поклон. — Благодарю, сержант.

— Не благодари, — буркнул Пезаро. — И, силами горними, язык об этом не распускай, а то нам обоим не поздоровится. — Он покачал головой. — И так здоровья нету, что ж его зря терять?

«Надо же, как интересно! — мелькнуло в голове у Бембо. — Если придется, могу на Пезаро донести». Он приподнял шляпу, чтобы почесать в затылке. Покуда он не мог придумать, зачем ему избавляться от начальника. Они с Пезаро не один год привыкали, притирались друг к другу. С любым другим сержантом Бембо придется служить не так легко. Жандарм кисло усмехнулся. Вот так всегда бывает — как подвернется что-нибудь полезное, так вечно не ко времени!

Жандармское отделение вступило в Хвинку. Поселок был меньше Ойнгестуна и весь неопрятный какой-то: становая жила пролегала стороной, и Хвинка словно проросла из недавнего прошлого. Хотя, на взгляд Бембо, и в Ойнгестуне не о чем было домой написать.

Да и писал он от случай к случаю. С отцом они вздорили без конца еще в те времена, когда молодой Бембо не покинул родительский дом, и до сих пор оставались не в лучших отношениях. Сестра тоже была со стариком на ножах. Но Ланфуза сбежала с меховщиком, ныне изрядно разбогатевшим, и не любила, когда ей напоминали, что ее брат — простой жандарм. А если он черкнет письмишко Саффе, та, быть может, и ответит — но скорей от удивления сыграет в ящик.