Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман. Страница 115
Вновь начали сыпаться с неба ядра, но теперь — на поля у околицы. Леудаст выматерился про себя. Хрустальных шаров альгарвейцы тоже заготовили больше, нежели соотечественники капрала, и не просто заготовили, а использовали их с ужасающей эффективностью. В очередной — далеко не первый — раз Леудаст пожалел, что ункерлантская артиллерия действовала не столь гибко.
А затем, словно ради того, чтобы доказать — даже ункерлантскому солдату может повезти иной раз, — на подступающих к деревне альгарвейцев обрушился тяжелый град ядер. В воздух взлетали снег и земля, и разорванные тела. Леудаст изорался от восторга до хрипоты. Хоть раз кто-то из высших чинов сработал вовремя и по делу.
— Посмотрим, как вам это понравится, сучьи дети! — вопил он яростно. — Мало не покажется!
Ему пришло в голову, что альгарвейцы могут зарезать в ответ еще пару дюжин — или пару сотен — пленных кауниан, чтобы волшебством сломить сопротивление противника. А ункерлантским чародеям придется в ответ принести в жертву все новых соотечественников Леудаста, чтобы рассеять или обратить вспять вражеское заклятие. «И что, — подумал он, — останется от несчастного Ункерланта к тому времени, когда два войска и два ковена чародеев разделаются с ним?»
Но вместо боевой магии альгарвейцы предпочли пустить в ход бегемотов. На деревню надвигалось с полдюжины громадных зверей. Чтобы вывести бегемота из строя, ядро должно было разорваться у него прямо на загривке. Дважды Леудаст вскрикивал от радости, когда разрывы сбивали чудовище с ног — и всякий раз стонал в отчаянии, когда тварь, пошатываясь, вставала, чтобы продолжить неумолимое свое движение, пугающее целеустремленной медлительностью: на земле лежал толстый слой снега, затрудняя шаг животных.
Арьергард капитана Хаварта едва ли мог остановить бегемотов. Тяжелая броня прикрывала их туши, и луч пехотного жезла мог нащупать в ней только одно слабое место — глаза. Бывало, что солдат одним выстрелом прожигал мозг чудовища… но очень редко.
Как обычно бывало, альгарвейские бегемоты остановились, не входя в деревню. На четырех стояли ядрометы, продолжавшие засыпать деревню снарядами; на двух — тяжелые станковые жезлы. Лучи их напоминали огненные клинки. Несколько избенок занялись от первого их касания. Если бы такой луч пронзил капрала, тот испустил бы дух, даже не осознав, что его убили. Бывают и худшие способы погибнуть на войне. Это Леудаст знал твердо: он видел их своими глазами — видел и слышал.
Но как только огненный луч добрался до его убежища, бегемоты начали тяжеловесно разворачиваться влево. Что их отвлекло, Леудаст не мог узнать, не высунувшись из окна, иначе говоря — не подставившись под вражеский луч. Он остался на месте и ждал с терпением земледельца. Солдат понимал, рано или поздно все прояснится.
Так оно и случилось. Навстречу альгарвейским бегемотам двигались ункерлантские звери. На головы укротителям из армии Мезенцио посыпались ядра. И рыжики прекрасно понимали, что равный противник представляет куда большую угрозу, нежели засевшие в деревне пехотинцы.
Художники, изображая сражения между боевыми бегемотами, да и всякие шпаки, рассуждая о них, обыкновенно представляли могучих зверей грозно несущимися навстречу друг другу, дабы поднять противника на острые рога. Такое действительно случалось — в период гона, когда самцы соперничали друг с другом без экипажей и без взгроможденного на загривки груза. На войне такого не случалось. Сражались не сами звери, а вооруженные жезлами и ядрометами команды на их спинах.
Луч станкового жезла пробил кольчужную попону альгарвейского бегемота. Ушей Леудаста достиг предсмертный рев чудовища. Солдат заорал от радости, глядя, как падает сраженный зверь. И тут же с чудовищным грохотом разорвалось ядро над головой ункерлантского титана, не только убив бегемота, но и заставив сдетонировать запас ядер к его орудию. Леудаст застонал так же громко, как только что ликовал.
По мере того как сражение между бегемотами с обеих сторон затягивалось, Леудаст заметил нечто странное. Альгарвейские звери со своими командами сражались, точно пальцы одной руки, в то время как ункерлантские — словно каждый вышел на поле в одиночку. Капрал не мог сказать, то ли у бегемотов на горбу стояло еще и по хрустальному шару, то ли их команды просто были лучше слажены, но разница сказывалась. Альгарвейцы потеряли еще двух бегемотов, но уничтожили своих противников всех до единого.
Оставшиеся чудовища продолжали разрушать деревню. Ядро разорвалось на заднем дворе избенки, в которой спрятался Леудаст. Удар освобожденного волшебства сбил капрала с ног. Он тут же вскочил — похоже было, что штурма ждать недолго. В ушах у него звенело.
— Они наступают! — вновь послышался исполненный ужаса вопль.
Но сейчас Леудаста переполнял не ужас, а облегчение: значит, артподготовку пережил еще кто-то кроме него.
Он осторожно выглянул в окно. И правда, рыжики приближались. Атаковали они в рассыпном строю, чтобы одним лучом, одним ядром невозможно было накрыть нескольких бойцов. Оставленный Хавартом арьергард как испарился. Альгарвейцы не встретили никакого сопротивления, пока не подошли на дистанцию поражения к затаившимся в домах и амбарах ункерлантским солдатам.
— Мезенцио! Мезенцио! — От их звонких кличей у Леудаста мурашки бежали по коже.
— Хох! — заорал он, открыв огонь. — Хайль Свеммель! Хох-хох-хох!
Он выбивал альгарвейцев одного за другим, будто не в силах был промахнуться: один выстрел — один труп. Так ему никогда еще не везло.
Но перебить собственноручно всю альгарвейскую армию капрал не смог бы. Уцелевшие продолжали надвигаться на разрушенную деревню. Леудаст вяло сообразил, что так и не узнал, как она называется. Если уж ему суждено умереть здесь, солдат хотел бы знать, как зовется его могила.
Луч толщиной в ногу пробил избу насквозь. Леудаст в изумлении уставился на огромную дыру. По краям ее уже плясали язычки жадного пламени. Капрал попытался сбить их тряпкой, но куда там — сухие старые доски занялись вмиг.
От дыма запершило в горле. Солдат понял, что оставаться в доме нельзя, если только он не хочет сгореть вместе с избенкой. С неохотой он выскочил на улицу.