Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман. Страница 90

— Помню, конечно, — отозвался Эалстан. — Если придумаю что-нибудь — первым делом его спрошу. Только не вздумай ему что-нибудь ляпнуть раньше, — добавил он с внезапной горячностью. — Если я вообще сподоблюсь, слышишь?!

Леофсиг не раз обращался подобным образом к младшему брату, но сегодня в первый раз услышал от него резкие слова и ощетинился было, но упрямое выражение на лице Эалстана подсказало ему, что отповедь тут не поможет, зато навредит изрядно.

— А ты не вздумай наделать глупостей в горячке, — ответил он грубо, но уже без злости, — слышишь?

— Слышу, — ответил Эалстан. — Вот смогу ли послушаться — не знаю, по нынешним делам…

— Тут не поспоришь. — Леофсиг поднялся на ноги и хлопнул брата по спине. — Надеюсь, все у вас будет нормально.

— Спасибо, — ответил Эалстан почти прежним голосом. И улыбка его, обращенная к Леофсигу, показалась старшему брату на миг прежней. Потом лицо Эалстана опять посерьезнело и стало почти незнакомым. — На большее в наши дни трудно надеяться, верно?

— На то похоже.

Леофсиг хотел было добавить, что можно еще надеяться на лучшее, но придержал язык. Эалстан на такие слова только рассмеется горько — подумав, он и сам чуть не фыркнул со злости.

— Ложусь спать, — промолвил он, зевая. — Камни ворочать тяжелей, чем альгарвейские неправильные глаголы склонять.

— Доброй ночи, — откликнулся Эалстан и завернул под нос такой неправильный глагол, что Леофсиг подавился.

— Где ты нахватался таких слов? — спросил он. — Я-то в лагере для военнопленных от стражи наслушался.

— От жандармов, — ответил младший. — Они еще и не такое могут ляпнуть — не со зла, правда, а для острастки. Сволочи, конечно, но все же не такие твари, как их солдаты.

— Может быть. Попадаются среди них неплохие ребята, — признал Леофсиг. — Но все равно они рыжики. — Это показалось ему достаточно тяжелым обвинением, но, подумав минуту, он нашел, чем его усугубить. — Это ведь они загоняют кауниан в грузовые вагоны.

— И верно. — Эалстан скривился. — Я забыл. Странно, как они могут спать ночами.

— Не знаю. — Леофсиг зевнул снова. — Зато могу сказать, как я буду спать ночью: как бревно.

Что он и взялся доказать на деле.

Два дня спустя, когда Эалстан сражался не то с альгарвейскими неправильными глаголами, не то с отцовскими задачами на двойную бухгалтерию, Хестан отвел Леофсига во двор, чтобы спросить вполголоса:

— Эалстан в последнее время сам не свой. Ты не знаешь, отчего?

— Знаю, — коротко ответил Леофсиг.

Он поежился: с каждым днем становилось все холоднее.

Когда стало ясно, что больше юноша ничего не скажет, отец недовольно поцокал языком.

— Я могу чем-то ему помочь?

— Может быть, — ответил Леофсиг.

Хестан подождал, не последует ли продолжение, потом хмыкнул про себя.

— Поиграть вздумал, а? Ладно, спрашиваю: что с ним случилось?

— Не стоит об этом рассказывать, — ответил Леофсиг. — Он просил молчать.

— А-а… — протянул Хестан. В свете ламп, сочившемся из окон кухни и спальни, дыхание его обрисовалось инистыми облачками. — Это все из-за тех писем, что он получает из Ойнгестуна, да?

Слишком поздно Леофсиг сообразил, что Эалстан предпочел бы, чтобы его старший брат ответил: «Каких таких писем?» Не получив ответа, Хестан многозначительно кивнул.

Леофсиг тоже выдохнул облако пара.

— Я лучше промолчу, отец.

— Почему? — спросил отец все так же тихо — он редко повышал голос, — но сердито. — Тебе я сумел помочь, знаешь. Может, смогу помочь и твоему брату.

— Если бы я думал, что сможешь, я бы первый побежал к тебе, отец, — ответил Леофсиг. — Если бы… но вряд ли. Хватит твоего влияния, чтобы рыжики перестали отправлять кауниан эшелонами на запад?

Хестан остолбенел. Глаза его выпучились на миг, блеснув в тусклом свете.

— Вот так, — проронил он, вместив в два эти слова целую речь. — Нет. Не хватит. Не знаю даже, чьего влияния хватило бы.

Плечи его опустились чуть приметно.

— Этого я и боялся, — заключил Леофсиг.

В дом они вернулись молча.

Скарню бросил укоризненный взгляд в вышину, будто пытался наставить силы горние на путь истинный.

— Пойдет снег — беда будет, — заметил он на случай, если силы горние к нему не прислушаются.

— Ага. — Рауну тоже глянул в затянутое сизыми мрачными тучами небо. — На снегу следы прятать трудновато.

— Все равно попробуем, — бросила Меркеля из-за каштана, стиснув в руке охотничий жезл, принадлежавший раньше Гедомину. — Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать. И если повалит снег, следы может засыпать быстрей, чем мы их оставляем.

Даукту — мрачный, немолодой мужичонка, чей хутор лежал по другую сторону от Павилосты, — покачал головой.

— Если уж так заснежит, Симаню носа не покажет из своего теплого уютного замка.

Горстка валмиерцев, чья ненависть к графу Симаню и альгарвейцам, на чьих штыках тот восседал, оказалась достаточно велика, чтобы рискнуть жизнью в попытке добраться до него, разом обернулась к крепости из желтого известняка, венчавшей холм на полдороги между Павилостой и Адутишкисом. Энкуру, отец нынешнего графа, изрядно укрепил замок — при том, как он обходился с крестьянами, местному властителю требовалось надежное убежище. Кучка повстанцев не могла и надеяться прорвать оборону твердыни. Оставалось только надеяться, что информатор не солгал и Симаню отправится сегодня на охоту — за оленями, вепрями и фазанами.

— В прежние времена, когда ядрометов не было, — заметил Рауну, — такую крепость нипочем бы не взять.

— Даже теперь, когда есть ядрометы и драконы, гарнизон из стойких парней мог бы заставить альгарвейцев попотеть, — добавил Скарню.

— Только не Энкуру. — Даукту сплюнул со злостью. — Он-то знал, с какой стороны хлеб медом намазан. Как только стало ясно, что рыжики побеждают, он повалился на брюхо и показал глотку, словно трусливый пес.

— Теперь он мертв, — промолвила Меркеля. — Пожри его силы преисподние, мертв. И Симаню заслуживает смерти. И, — голос ее осип, — каждый рыжик заслуживает смерти за то, что они сделали с Гедомину…