Покрышкин - Тимофеев Алексей Викторович. Страница 85

«Запустил мотор, пошел в зону. Разрешите выполнить задание?

- Выполняйте.

Открутил Покрышкину весь комплекс пилотажа... Садимся. Зарулил на стоянку. Вылезаю из кабины после командира. Подхожу к нему: «Товарищ гвардии майор, разрешите получить замечания». Александр Иванович стоит, курит. Упор на правую ногу, другая чуть отставлена в сторону. Пальцы левой руки — за поясным ремнем. Смотрит немного исподлобья, взгляд суроватый, прямо мне в глаза. Смотрит, смотрит... Он стоит, и я стою. Думаю: чем же он недоволен? Проигрываю в голове весь полет, но как инструктор, который делал по девять «зон» в день, ошибок не нахожу. Когда цигарка уже начала жечь командиру пальцы, он ее бросает и обращается ко мне:

- Ну вот что, Голубев, ты — сибиряк и я — сибиряк. Будешь со мной летать?

Я немного даже поперхнулся. Ведь я — всего старший сержант, а в пополнении лейтенантов сколько! Но тут же нашелся и отрубил ему так же:

- Волков бояться, в лес не ходить! Он кладет мне руку на плечо:

- Жора, ну вот что, со мной летать трудно.

- И это одолеем!

- Ты должен читать мои мысли. Давай, иди к техникам и скажи, чтобы мой и твой самолеты подготовили для вылета. Пойдем сейчас с тобой парой.

Я сказал Чувашкину и своему технику Паше Ухову. Все готово. Покрышкин идет. Я сел в кабину, включил радиостанцию, жду. Он командует: запуск! Выруливаем. Обычно вылетали один за другим. Но у меня уже опыт большой, выруливаю и становлюсь для взлета парой. Он посмотрел на меня, сказал только: пошли. И мы парой ушли. Набрали 4000 метров. Как он начал крутить, струи с крыльев летят, перегрузка страшная. Нет, думаю, — меня на мякине не возьмешь...»

«Народ наш сибирский — всем народам народ... — рассказывает Г. Г. Голубев. — Настоящие земледельцы, рыбаки и охотники. Дичи было у нас полно. Сколько волков, медведей, диких гусей... Белку у нас стреляют в глаз, чтобы шкурку не потерять. И я был снайпер. Род наш большой.

Мой дед прожил 90 лет, служил солдатом. Отец воевал в Первую мировую войну в пехоте, был тяжело ранен. Нам пришлось переехать в Ачинск, где он работал в артели инвалидов и лечился.

Есть у нас охотничьи заимки в тайге. Там оставлен хлеб, другие запасы. В трудный момент приходи, затопи печь, подкрепись. Потом, когда сможешь, пополни убыток. Но Боже упаси, если кто там нашкодил. Там и останешься валяться. Это закон!

Был я мальчишкой восьми лет, когда к нам в Ачинск в военный городок прилетел отряд аэрофотосъемки на Р-5. Мы, ребятишки, всей гурьбой кинулись к аэроплану. Он весь блестит, как громадная зеленая птица с белым носом. Все мы были покорены. А летчики в кожаных регланах, в очках! Они в детском воображении были как инопланетяне. Мы все рванули в Осоавиахим, в авиамодельный кружок. Дело у меня пошло, потом я этим кружком руководил. Наш Ачинск — на Транссибирской магистрали. Ездили в Новосибирск на краевые соревнования. Затем организовали аэроклуб. Я как увидел планер, потом учебный самолет, сказал — буду летчиком! Мать и родственники — против. Но отец поддержал: «Что ж... Раз твердо решил, на всю жизнь — значит, хорошо!.. Там смотри да смотри. Там трудно».

Стал я упорно тренироваться. Спирометрия (емкость легких) была у меня 7000 кубических сантиметров. По три минуты мог находиться под водой. Мне как-то сказали — если собьют на высоте, откажет кислородное оборудование, надо быть тренированным, чтобы не упасть в обморок. Тренировал координацию движений, реакцию. На коньках ни разу не падал. Для достижения поставленной цели человек должен мобилизовать свою психику. Тогда он всего достигнет. Воля руководит всем».

«Даешь координированным движением ручку управления и ножную педаль в левую и правую сторону, и самолет тут же, незамедлительно начинает вращаться, выполняя левую или правую «бочку». Интересное ощущение: смотришь на капот мотора, и кажется, что не самолет вращается, а земля и небо вращаются вокруг самолета. Вроде бы не сам ты вращаешься, а заставил крутиться землю и небо вокруг себя!»

«По ночам нам надоедали шакалы. Из-за протяжного воя мы подолгу не могли уснуть. Мой товарищ по палатке инструктор Григорьев, слушая осточертевший нам вой, обычно шутил:

- Недовольны авиацией. Протестуют шакалики!»

« — Посмотрим настоящих истребителей! — шутит, бывало, наш командир звена лейтенант Лепин, кивая на проносящихся мимо стрижей.

В его словах есть доля истины. Хотя мы и готовим летчиков-истребителей, и сами давно не новички в летном деле, но что значит наша техника пилотирования в сравнении с полетами стрижей? Как стремительно взмывают они вверх, как круто, сложив крылья, пикируют в ущелье!

Мы частенько подкармливали стрижей хлебными крошками, которые они с удивительной ловкостью подхватывали на лету. Любили мы и подразнить стрижей, помахать на них руками, посвистеть. Стрижи незамедлительно принимали наш вызов — они начинали «воздушный бой». Да не как-нибудь! Свечой взмывали вверх и со стороны солнца мчались прямо на нас. Они словно понимали, что мы не простые фители, а летчики и что ни одна их атака не пропадает даром — получает оценку.

Стриж с большой скоростью мчится прямо на Лепина, а Лепин тоже не из робких — стоит в полный рост и руки назад спрятал. Азартная игра: кажется, вот-вот стриж, не рассчитав, не успеет отвернуть — и наш приятель получит таранный удар в лицо, но нет! Перед самым лицом Лепина стриж резко отворачивает — нам даже вроде бы слышен свист воздуха. Молодец! Да и Лепин тоже не подкачал. Выстоял, глазом не моргнул, а это нелегко. Я тоже пробовал — не сразу привык».