Покрышкин - Тимофеев Алексей Викторович. Страница 87
9-я гвардейская дивизия прикрывала введенные в прорыв механизированный и кавалерийский корпуса, которые все глубже уходили в тыл немцев.
В штабе 8-й воздушной армии обстановка оценивалась так:
«В августе месяце противник активными бомбовыми действиями содействовал контрнаступлению своих танковых дивизий на Иловайском направлении, а также пытался задержать наступление наших частей, действия бомбардировочной авиации противника носили массированный характер с участием 60–100 и больше самолетов в группе.
Истребительная авиация противника главным образом обеспечивала боевую работу своих бомбардировщиков над нолем боя и прикрытие своих наземных войск.
Таким образом, не имея достаточного количества резервов пехоты и танков, противник, как в первом наступлении на р. Миус (22.7.43 -30.7.43), так и во втором наступлении с 7.8.43, так же как и в майских боях на Кубани, пытался массированным применением бомбардировочной авиации по нашим наступающим войскам сорвать наступление, используя авиацию в оборонительных целях» (ЦАМО. Ф. 346. On. 5755. Д. 121. Л. 146).
Вспоминает летчик 16-го гвардейского полка В. Никитин:
«Перелетели на другой фронт. Настроение у всех приподнятое: на центральных фронтах дела идут хорошо и наш фронт скоро пойдет в наступление...
Когда стало темнеть, в дверях столовой летчиков встречали: командир и начальник продовольственного отдела нового батальона обслуживания. Представились А. И. Покрышкину и повели его по залу столовой.
- Хорошо, — сказал Покрышкин, осматривая чистенький зал, заставленный небольшими столами, накрытыми белоснежными скатертями. На столах графинчики, тарелочки и даже вазочки с цветами. — Там что? — заглянул в кухню.
- Сюда, товарищ командир, — показал другую дверь начпрод.
- Ого! Отдельный кабинет?
- Так точно, товарищ командир! В отдельном кабинетике всего два стола, сервированных, как в хорошем ресторане.
- Убрать все в общий зал! — сердито бросил Покрышкин. — Никаких кабинетов! Привыкли хлопать по голенищам начальству. Убирайте и поживее.
Засуетились командир и начпрод, забегали официантки: начали вытаскивать столы из кабинета, заново накрывать их.
- Так их... — говорил Андрей Труд, — Александр Иванович может показать характер!
И начал рассказывать летчикам, как в 1941 году Покрышкин катал на УТИ одного начвеща:
- Уже холодно было, а начвещ не выписывает летчикам сапоги. Тогда он уговорил начвеща полетать с ним. В зоне как дал каскад фигур высшего пилотажа!.. Смотрит: струи из задней кабины летят, а голова начвеща на борту лежит, как мертвая... После полета начвеща мокрого и полуживого пришлось вытаскивать из кабины. Когда начвещ очухался, сразу выписал сапоги, перчатки, шлемы и все, что необходимо было летчикам.
- Вот теперь нормально. Всем вместе лучше. Чтобы так и всегда было. А там...-будете принимать какое-нибудь высшее начальство, — втолковывал Александр Иванович начальству БАО, стоявшему навытяжку.
Начался ужин весело. Всем было приятно сознавать, что командир не отгораживается от подчиненных, что не уважает подхалимов.
Неподдельная искренность, глубокая убежденность в необходимости простоты общения с подчиненными, единства их взглядов, а не погоня за дешевым авторитетом, сквозила в поведении исполняющего обязанности командира полка майора Покрышкина».
Таким Александр Иванович был всю жизнь.
На 20 июля 1943 года в полку состояло 187 человек, из них летного состава — 33 человека, инженерно-технического — 71. В архивной справке приведены данные о возрасте летчиков: 1907–1923 годы рождения — 2, 1912–1916–3, 1917–1921–16, 1922–1923–12. Указана и национальность: 30 — русские, два украинца и один белорус (ЦАМО. Ф. 16 гв. ИАП. Оп. 206868. Д. 4. Л. 54). Много еще подобных цифр можно было бы привести. Основываясь на них, 24 мая 1945 года И. В. Сталин на приеме в Кремле сказал:
«Я пью прежде всего за здоровье русского народа, потому что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны».
...23 августа ведомая Покрышкиным шестерка «кобр» атаковала группу из трех девяток Ю-87. Александр Иванович подбил один «юнкерс», затем сбил второй. Немцы сбросили бомбы, не долетев до цели. В этом бою ведомый Покрышкина — Георгий Голубев спас командира от пары наносивших внезапный удар «мессершмиттов». Как вспоминает Георгий Гордеевич:
«Угловым зрением вижу — что-то мелькнуло. «Мессер» в хвосте у Покрышкина! Метрах в 200-х, между командиром и мною, я — пониже. Вижу грязный живот «мессера», черные кресты. Сейчас собьет! Мгновенно даю газ, любой ценой не дам ему ударить! Решил таранить, но с большой перегрузкой выскочил перед немцем и вся очередь пошла в мой самолет. «Кобра» загорелась, начала падать. Меня бьет о борта кабины. А вылетел я в спортивном костюме и тапочках — жарко. Мотор пока работал, вывожу самолет из падения. До линии фронта — 35 километров, тяну к своим. Скорость есть, должен выскочить. Александр Иванович был скован боем с четверкой «мессеров»... В кабине — дым, задыхаюсь, но твержу — нет! Нет! Еще!.. Все, надо прыгать, сейчас самолет взорвется. Сбрасываю дверцу кабины. Вылетел из самолета.
Меня крутит в штопоре. Падаю «крестом», руки — в стороны, лицом вниз, чтобы прекратить вращение. За 150–200 метров от земли дергаю с силой кольцо, парашют раскрылся! Я видел, как «мессы» расстреливают парашютистов, очередь по куполу, от него остаются одни лохмотья... Приземлился я на нейтральной полосе. Посмотрел на часы: шесть часов десять минут утра. Грохот, все трясется, снаряды летят над моей головой. Что интересно, у каждого снаряда или пули свой звон...
Пехотинцы доставили меня под конвоем на свой КП. Командир полка уже знал, что у Покрышкина сбит ведомый. Старшина принес фляжку, налил полный стакан спирта. А я тогда совсем не пил, водку и табак отдавал ребятам, они мне — шоколад. Но тут приказ старшего офицера, я отпил немного и весь затрясся, сказать ничего не могу. Нервы сдали... Слышу командир говорит: отвезти и сдать его в руки Покрышкину...
Увидя стоянки, родные самолеты, техников, махавших руками, я с трудом сдержал слезы радости.
Минут через сорок прилетел Александр Иванович с нашими ребятами и крепко пожал мне руку. Сказал всего два слова:
- Молодец, спасибо!
В этот же день в полк привезли израненного Славу Березкина, он таранил «раму» — ФВ-189. На следующий день Покрышкин отметил на разборе действия Березкина и мои, но, как всегда, говорил об этом просто, лаконично. Все сделанное нами входило в рамки покрышкинских заповедей воздушного бойца. А это значит, что действовал я как надо».
После таких испытаний и Голубев, и Березкин больше ни разу не имели в своих «кобрах» пробоин. Георгий Гордеевич в 1945-м был удостоен звания Героя Советского Союза, сбил 15 самолетов, Вячеслав Арефьевич одержал 12 побед, стал кавалером нескольких боевых орденов.
Покрышкин во второй половине 1943 года начинает особенно удивлять высокие штабы соотношением побед и потерь в своем полку. Так за октябрь гвардейцы, имея в наличии 17 самолетов и 24 летчика, сбили 22 самолета, потеряв два самолета и одного летчика. В ноябре сбито 33 самолета, потери — один самолет (ЦАМО. Оп. 143397. Д. 1. Л. 2–4, 7) За август — декабрь 16-й гвардейский полк потерял лишь четырех летчиков — младших лейтенантов.
Покрышкину везет — продолжают настаивать некоторые. Но кто как не он перед каждым боевым вылетом стремится предугадать действия противника, обязательно проигрывает с летчиками своей группы несколько возможных вариантов, учитывая маневры, свойственные той или иной эскадре немцев? Кто разбирает ошибки, учит молодых летчиков у самолетов сразу после возвращения из боя.