Ожерелье Онэли - Тимофеева Лина. Страница 46

ГЛАВА 14

Подробности событий, которые произошли за последние двое суток в Верхате, выслушали, уже сидя в седлах. Водр, а именно ему довелось, как и предсказывал Тар, возглавлять этот отряд, взволнованным голосом рассказывал об ужасном преступлении. Главу семьи Красных петухов обнаружили поутру в тронном зале. Его горло было разорвано. Возле ног повелителя лежал верный Куб. Очевидно, он до последней минуты пытался защищаться, его тело было истыкано стрелами с малиновым опереньем. Допрошенные караульные клялись, что в тронный зал ночью никто не проходил. Объяснить, как сам Хате мог проникнуть туда из спальни, которая находилась на другом конце дома, они тоже не могли. Стражников передали в руки опытных дознавателей, страшные подозрения витали в воздухе. Если гостей в доме ночью не было, значит, Хате прикончили свои же!

— Но ведь альвы, насколько я знаю, могут осудить своего правителя на смерть, если он волей или неволей нарушает правила Кодекса чести? — спросил Хельви.

Бодр подивился образованности человека, но возразил, что осудить по законам Кодекса — это одно, а подло и без свидетелей напасть на безоружного — это другое. Алхин с невинным выражением лица поинтересовался, в чем же разница. Водр с подозрением посмотрел на Вепря, уж не насмехается ли он над священными правилами. Тар поторопился вмешаться в беседу:

— Альв может осудить своего господина на смерть, если тот живет против правил Кодекса. Это старинная процедура. Господин получает вызов и, если суд чести установит его правомочность, должен принять бой на ритуальных мечах в присутствии наблюдателей. Поединок должен обязательно закончиться смертью одного из противников. В случае смерти слуги господин не обязан выплачивать его семье выкуп за пролитую кровь. В случае смерти господина слуга может остаться в семье или, если клан почему-то отказывается от его услуг, становится барром — альвом без чести, бродягой. Разумеется, выбор ему предоставят только тогда, когда наблюдатели вынесут решение о том, что бой проходил по всем правилам.

— Злодей напал на господина Хате и его слугу ночью, да еще выбрал оружие смердов — стрелы. Ни о каком поединке и речи быть не могло. А сотворив свой чудовищный поступок, этот трус просто скрылся. Я не могу поверить, что это сделал альв. Никто из наших не способен в это поверить, — сокрушенно покачал головой Водр.

Алхин пихнул Хельви в бок. Не намекает ли уважаемый Водр, что это сделал кто-то из людей? Вепрь еще раз тоскливо глянул на такую близкую чащу. Как назло, эти Младшие ни на минуту не оставляли путников в покое. Ускользнуть, раствориться среди высоких деревьев было невозможно. Кроме того, воины, придя в себя, представляли довольно серьезную силу. Конечно, Наина снесла головы парочке стрелков, но у остальных алхин заметил прекрасные арбалеты, притороченные к седлам. Побег отменяется до темноты, сказал сам себе Вепрь. Только бы с головой до того времени остаться.

— Мне показалось, что господин Хате был не слишком любим своими слугами. Кое-кто мог иметь на него зуб, — осторожно сказал Хельви. Он вспомнил разговор с молодым альвом по имени Рив, который шепотом возмущался алчностью Красного петуха.

— Хате был не без недостатков, — сдержанно отвечал Водр. — Но по сравнению с иными господами он был неплох. Не задирал налоги, не казнил подданных без причин, по молодости не вылезал из седла, был заботливым отцом и дедом.

— Господин Фосе готов вступить в управление кланом? — озабоченно спросил Тар.

Водр коротко глянул на брата, давая понять, что не стоит сообщать этим проходимцам больше сведений, чем они заслуживают. Дальнейший разговор пошел на гортанном языке альвов, к которому Хельви уже почти привык, хотя и не понимал ни слова. Почему Айнидейл не обучал их с Оме языкам Младших? Неужели он не мог предвидеть, что одного из братьев ждет печальная участь изгнанника на окраине королевства? Даже алхин немного разбирался в языке альвов, но Хельви пока еще не удосужился попросить Вепря обучить его хотя бы самым простым выражениям.

— А почему по оперению стрел нельзя установить имя владельца? Он-то и будет убийцей!

Альвы почему-то переглянулись, словно юноша допустил непростительную бестактность. Вепрь, за поддержкой к которому обернулся принц, только пожал плечами. Он тоже не понимал, почему предположение Хельви вызвало у Младших замешательство. Гарпия, которая сидела за спиной у принца, неопределенно хмыкнула.

— Малиновый цвет оперения говорит о том, что стрелы принадлежат императору. Никто, кроме него, не имеет права пускать стрелы такой расцветки, — негромко сказал Тар.

Хельви подумал, что, возможно, император может быть как-то причастен к смерти своего подданного, но, увидев лица альвов, промолчал. В самом деле, с чего бы Раги Второму убивать Хате да еще оставлять на месте преступления свои стрелы?

— Даже если его десять раз убили, это совершенно не объясняет, почему на нас напали, — пробурчал под нос Вепрь.

Юноша раздраженно мотнул головой. В самом деле, по поводу внезапного нападения Водр не дал никаких разумных объяснений. По его словам, он сам был немало поражен, задремав в седле и проснувшись пешим, размахивающим мечом. Тар, который мог бы внести ясность, потому что, кажется, владел магическими приемами Младших, тоже молчал. На всякий случай Хельви не снимал ладони с рукоятки меча. Вдруг «приступ» у Бодра и его воинов повторится? В другую руку алхин сунул ему ломоть хлеба еще из запасов сванов. Только сейчас Хельви почувствовал, до какой степени он проголодался. Вознив зубы в хрустящую корочку, он вдохнул аромат свежего мякиша и чуть не подавился набежавшей слюной. Тар вежливо, но непреклонно отказался от своей порции.

— В лесу поел, у костра, — обернувшись к Хельви, сказал он.

Вепрь фыркнул, убрал оставшийся хлеб в мешок и стал жевать свой кусок. Суставы после ночной непогоды и двух схваток — с альвами и гарпиями — ломило, и алхин впервые подумал о том, что возраст у него уже не юношеский и нужно подыскивать себе занятие на то время, когда он уже не сможет лазить по схронам и гробницам Младших. Конечно, он знал, что некоторые алхины умудряются оставаться в деле до глубоких седин. Но ему также было известно, какими методами работают эти «мастера» — чужими руками жар загребают, посылают неопытных учеников на верную гибель. Из пятидесяти таких «помощников» назад возвращался один, зато с добычей. «Мастеров» это нисколько не смущало. После случая у черной башни Вепрь знал, что никогда не сможет работать таким образом — на чужих костях. Мысль о подкинутой монстрам Ронге приманке в лице мальчишки-принца мучала его все время, пока он не дошел до синего зала и не встретил там Хельви и гарпию. И если в тот момент Вепрь убеждал себя, что действует крайне аккуратно и осторожно, то сейчас алхин понимал, что, обыскивая каждый уголок в башне, ориентируясь не столько на магические знаки, сколько на малейший шорох, который мог бы издать мальчик, он делал это исключительно потому, что не мог выйти оттуда и продолжить путь, не найдя его самого или останков. Он был алхином: кто-то мог называть его барсуком, а кто-то — жалкой крысой и гробокопателем, но людоедом он не был и никогда не наживался на безвинной смерти другого человека.

А мальчик-то вырос, подумал Вепрь, взглянув на Хельви. В последнее время он решительно изменился: вытянулся и возмужал. Лицо раз и навсегда приобрело какое-то суровое и вместе с тем гордое выражение. Осанка сделалась особенно величественной. Алхин, который понятия не имел, как выглядят короли или принцы, потому что, конечно, ни разу не был приглашен на коронацию, был странным образом убежден, что именно так, как Хельви, несмотря на его запыленную одежду и разбитые сапоги. Все это внушало алхину какое-то благоговение по отношению к юноше — к искреннему удивлению Вепря, который никогда не считал себя пылким приверженцем династии Огена.

Хельви разнежился в горячих лучах солнца и прикрыл глаза, покачиваясь в седле. Гарпия приятно согревала ему спину. Странно, что в этом лесу уже так холодно — на дворе еще конец лета, теплое время года, подумал принц. Скоро исполнится ровно год с того момента, как он навсегда покинул Нонг. Эта мысль почему-то не была такой болезненной, как раньше. Наверное, я начал постепенно привыкать к тому, что моя жизнь отныне будет совершенно не такая, как прежде, решил Хельви. Вечные разъезды, стычки, ночевки под открытым небом на голой земле — еще год назад такая судьба вызывала бы ужас. А теперь это просто данность, объективная действительность того, как он живет изо дня в день.