Девственники в хаки - Томас Лесли. Страница 79

Им пришлось ждать поезда почти целый день. С магистрали поступили сведения о перестрелке и столкновениях с партизанами во многих местах к северу от Куала-Лумпура.

Их было пятеро: Бригг, Таскер, Лонтри, Синклер и Уоллер – пехотинец, который должен был сойти с поезда раньше них, чтобы присоединиться к своей части. Они сидели на вокзале, пока лучи солнечного света, бившие вертикально сквозь проемы в потолке и напоминавшие подпирающие его колонны, не начали крениться и не превратились в поддерживающие кровлю золотые стропила. Таскер дремал, свернувшись клубочком на двух чемоданах, а Синклер повел Лонтри смотреть паровозы.

– Я был в госпитале в Пинанге, – сказал Уоллер Бриггу.

– Я знаю, – откликнулся тот. – Насчет почек, да?

– Это тебе сказала сиделка, твоя знакомая? Ты виделся с ней?

– Конечно.

– Она очень хороша, – заметил Уоллер. – Это у нее ты был всю ночь?

– Да, – гордо ответил Бригг. – Всю ночь, точно. Спасибо, что ты сказал ей про меня.

– Мне нужно было к врачу, – объяснил Уоллер. – Я думал, что если мне удастся убедить его в своей болезни, то, в конце концов, я сумею добиться досрочной демобилизации или хотя бы перевода в более спокойное местечко – такое, как Сингапур, например, где никто не станет вырывать у меня зубы на память.

– И что тебе сказали? – поинтересовался Бригг.

– Как всегда – ничего определенного. – Уоллер покачал головой. – Меня осматривали, брали всякие анализы, но ответа я так и не добился… По-моему, врачи не скажут тебе в лицо, что ты врешь, даже если жаловаться на родильную горячку. Я-то рассчитывал, что, если обратиться за медицинской помощью пока у меня отпуск, мне будет больше веры. Это ведь не самое подходящее время, чтобы болеть по-настоящему, верно? Врачи ведь наверняка знают, что солдаты предпочитают тратить отпуск на развлечения, поэтому мне казалось – если я обращусь к ним именно сейчас, на отдыхе, они решат, что у меня и правда есть основания…

– И что ты теперь будешь делать? – спросил Бригг сочувственно.

– Пойду в батальонный медпункт, к нашему врачу, – сказал Уоллер. – Мне даже направление выписали. А перед этим приму с дюжину солевых таблеток, которые нам выдают для профилактики, потому что с потом из организма выходит слишком много солей. С этих таблеток я буду блевать, как безумный, и тогда, быть может, кто-то, наконец, поймет, что со мной действительно что-то не в порядке. Так что будь спок, скоро я тоже буду чирикать перышком в какой-нибудь конторе!

Когда экспресс отошел, наконец, от платформы уже давно стемнело. Как и было заведено, первым отправился в путь храбрый вспомогательный поезд с мощным прожектором – отправился через всю страну, погруженную в ночной мрак и поросшую непроходимыми джунглями, где невозможно было разглядеть ничего, кроме тусклых огней в убогих деревнях, стоявших вдоль полотна железной дороги на расстоянии не меньше десяти-двенадцати миль друг от друга.

На этот раз Бриггу выпало спать на нижней полке, что было намного приятнее, хотя здесь гораздо сильнее ощущались удары колес на стыках, а полуоторванная вешалка раскачивалась в опасной близости от лица. В вагоне было душно, и Таскер, лежавший на полке над ним, время от времени передавал Бриггу бутылку светлого пива. Напротив сидел Синклер. Он мог на слух определить, когда поезд одолевал очередную милю пути, просто прислушиваясь к перестуку колес под полом вагона. Бригг тоже внимал их торопливому разговору, вспоминая, как однажды в детстве ездил с родителями к морю. Тогда он тоже прислушивался к грохоту колес, которые, казалось, говорили ему: «Скоро-тамм, скоро-тамм». Сейчас же его влажные губы беззвучно повторяли вслед за их невнятной скороговоркой: «Скоро-дом, скоро-дом!»

Ничего другого он не хотел и ни о чем другом не мог думать. Даже о Филиппе, которая отдалялась от него с каждым оборотом колес, с каждым вздохом мощного локомотива. Теперь Бригг понимал, что она с самого начала спланировала и единственную ночь любви, и быстрое, безболезненное расставание. И это было бы просто прекрасно, не назови она его напоследок «сержантом»…

Но теперь он с чистой совестью мог сбросить ее со счетов. И ее, и Люси, наивную и нежную Люси, которая научила его любви в обмен на детские стишки. Все это осталось в прошлом, а в будущем его ждали Джоан и родной дом…

«Джоан-дом, Джоан-дом, Джоан-дом!» – пели колеса.

Первая пуля пробила крышу вагона и с яростью атакующего шершня впилась в носок бриггова ботинка, стоявшего на полу рядом с диванчиком. Бригг нахмурился, поскольку не видел потолка и не мог понять, что это вдруг зажужжало и откуда на его ботинке взялась эта дыра. Сначала он решил, что какое-то тропическое насекомое забралось к нему в башмак и теперь прогрызло в нем отверстие, стараясь выбраться на волю. Строго говоря, в этом не было ничего невероятного, поскольку однажды – еще в Пенглине – он шел в парадном строю, а в его ботинке в это время находился случайно попавший туда жук, впопыхах им раздавленный. Жук был размером с крупную мышь, так что не попади он под пальцы Бригга и не погибни, у него были бы все шансы проделать дыру нужного размера и освободиться. Сейчас Бригг решил, что имеет дело с соплеменником того жука.

Но тут с верхних полок, как лавина, обрушились Таскер и Лонтри.

– Пули! – прохрипел Таскер. – Нас обстреливают.

Еще одна пуля со звоном прошила стену вагона и отбила носик висевшего на противоположной стене огнетушителя, который тут же принялся изрыгать во всех направлениях плотную углекислотную пену.

Когда Бригг немного опомнился, то обнаружил, что стоит на карачках на полу. Длинный коридор вагона был сплошь забит многочисленными телами, которые толклись на месте, то и дело сталкиваясь друг с другом, точно овцы в тесном загоне. Бригг быстро надел один ботинок, но тут же снял, бросил на пол рядом со вторым и крепко сжал обеими руками прохладное ложе винтовки. Неподалеку кто-то громко стонал и молился. Из головы состава донесся громкий судорожный вздох, словно локомотив чем-то поперхнулся, потом последовал сильный толчок.